Семенов впервые почувствовал, что это значит, когда завод действительно принимает участие в изобретении. По его наброску ремонтно-механический цех довольно быстро соорудил пробную установку. Это и похоже и не похоже на старые ленинградские жимки. Да, как будто те же два чугунных притира, между которыми протаскивается обойма. Но только верхний притир уже не зажимается гайками, а висит, свободно опускаясь на плитки. В том-то и вся соль! Он, как рука, на весу прижимает сверху плитки. И, как живая рука, обладает способностью чутко пружинить. Сначала он касается плиток наиболее выступающих. А затем, по мере снятия лишних частичек металла, ложится равномерно на все плитки и, равномерно нажимая на них, доводит до нужного размера и чистоты. Это и есть поплавок Семенова, плавающий на микронах.
Нет, это не мертвые, неподвижные жимки. Это живая вещь, одухотворенная мыслью изобретателя. И рабочие дали уже ей свое прозвище: «таскалка».
Сам изобретатель первым пробует ее в действии. Он берется за рукоятку и тащит обойму с плитками (с настоящими плитками!) сначала на себя, потом обратно. Опять на себя, опять обратно… Сразу два десятка плиток скользят между притирами, и с каждым движением с поверхности плиток слетают крупицы металла.
Тащить обойму не так-то легко, даже хорошо смазав стеарином и керосином. Притиры держат плитки в крепких объятиях и, словно нехотя, с сердитым чмоканьем и шуршанием, уступают силе тяги. Такое ощущение, будто все там прилипает. И только упругость верхнего притира, лежащего свободно, позволяет совершать эти движения мягко, без резких толчков. Поплавок Семенова действует.
Пробовали «таскалку» и мастера и начальник цеха. «Таскалка» собирала вокруг себя совещания инженеров. Директор пришел посмотреть диковинку и собственноручно, довольно покрякивая, протащил несколько раз туда и обратно.
Все убедились, что поплавок Семенова - не фантазия, не пустой вымысел, а вполне практическое решение. Поплавок работал.
Но точность! Какая же может быть при этом точность обработки? Ведь точность для плиток - все. Способен ли поплавок осуществить столь нежное касание, чтобы смахивать под конец лишь десятые и сотые доли микрона?
Как раз этой нежности человеческой руки «таскалке» и не хватало. Бугорочки металла меньше микрона она уже не чувствовала. А ведь только там, у границ сотых долей микрона, и появляется зеркало, только там, у этих границ, приобретает поверхность плитки чудесное свойство сцепления.
В чем же причина? Грубость пробной конструкции? Или недостаток самого поплавка? Может, и в самом деле чугунный притир даже на весу не в состоянии заменить полностью чувствительность руки?
Семенов сразу почувствовал, как стали на него поглядывать: одни с недоверием, другие вопросительно. Что же теперь скажет изобретатель?
Нет, нет! Семенов отчаянно отбивался от сомнений. В «таскалке» не мог еще проявиться весь его замысел. Обойму с плитками приходится протаскивать вручную. Рука невольно дергает, тянет неравномерно, преодолевая сопротивление. А он задумал, чтобы эту тягу давал сильный, неутомимый механизм. Механизм будет водить плитки плавно, в строгом ритме - первое условие точности.
И еще не раскрыт главный козырь: сложное движение плиток. В «таскалке» все плитки разом, общей толпой, ползут в одну сторону. А в станке должна быть такая умная, расчетливая передача, чтобы сообщать плиткам движение сложное: и вдоль, и поперек, и навстречу друг другу. Он заставит плитки танцевать русскую кадриль! Вот тогда и посмотрим, какая будет точность. Только дайте возможность сделать станок. Испытать идею как следует, полностью.
Семенов понимал, что, отстаивая свое изобретение, ему придется вести упорную, напряженную борьбу за точность, за эти десятые и сотые доли микрона, осторожно и настойчиво двигаясь к желанной цели. А пока что он стоял от нее еще далеко, за сотни микронных расстояний!
Но дайте только ему возможность сделать станок…
Изобретатель раздумывал над несовершенством своего первого создания. В дирекции спорили о постройке станка. А «таскалка» тем временем заняла свое место в цехе. Произошло это как-то незаметно, само собой. Многие с удовольствием на ней упражнялись. То один потащит за рукоятку, то другой. И постепенно навострились счищать с плиток первые, более толстые слои. Как будто явно опытное приспособление, назначенное лишь для проверки технической идеи, а стало вдруг в цехе необходимым орудием производства. Зачем долго тереть рукой, когда то же самое можно сделать на этой игрушке за несколько проходов? Сразу первые микроны долой. Да еще сразу с двадцати плиток.
Не дожидаясь никаких «высоких» утверждений, рабочие сами определили судьбу «таскалки». И в цехе на одной из начальных операций, там, где на грубой доводке медленно, почти беззвучно елозили десятки настороженных рук, - там задиристо и шумно заиграла музыка механической работы.
Это работала «таскалка».
- Слышишь, а? - спрашивал Николай Васильевич, кивая на непривычные для цеха звуки. И какая-то грусть воспоминаний легкой тенью ложилась на лицо старого мастера.
- Слышу, - улыбался Семенов. - Поет, что будет завтра.
Леонид Николаевич приглашал в цех инженеров полюбоваться на новшество в производственном процессе. Он считал это веским аргументом в пользу дальнейших опытов и постройки станка.
А тут еще приехали товарищи из Ленинграда. Увидели работу «таскалки» - и запросили к себе. Хоть два, хоть один экземпляр. И вскоре в стенах «Красного инструментальщика», на участке плиток, зашумели те же новые звуки. Приспособление вернулось на старое место своего первого рождения. Но в каком неузнаваемом, обогащенном виде! Семенов сторицей отдал свой долг ленинградцам.
…Маленькую заметку увидел он в те дни в одном из журналов: «Производство плиток Иогансона в Англии». Британская физическая лаборатория. Она славится своей ученостью и инструментами точного измерения. Но в заметке упоминалось, что доводка плиток совершается там вручную.
Значит, он не опоздал со своим изобретением. Но надо осуществить замысел, осуществить до конца. Дайте ему только возможность построить станок! А там, в дирекции, все еще спорят и спорят…
Запутанный узел
Ну, кажется, решили! - сказал Леонид Николаевич, войдя в комнату и не успев еще снять пальто. - Станок будем строить…
Семенов, сидевший с Николаем Васильевичем за вечерним чаем, судорожно глотнул, но тотчас, приняв равнодушный вид, сварливо заметил:
- Давно пора бы!
От всех забот у него явно портился характер.
…Он никак не мог к этому привыкнуть. Он уже больше не мечтатель-одиночка, вынужденный по-кустарному копошиться в своей домашней норке. Он теперь заводской изобретатель. За ним стоит вся техническая сила большого производства. Конструкторская помощь, чертежное бюро, обширные цехи - от кузницы и литейной до участков зуборезных и винторезных автоматов.
А он все еще озирался часто на прошлый горький опыт, когда все приходилось делать самому, собственными руками, и все рассчитывать по бедности. Он был готов пойти даже на уступки, лишь бы увидеть наконец свое изобретение действительно существующим - свой станок.
Началось проектирование станка - генеральный экзамен изобретению. Встал вопрос: какую избрать общую основную конструкцию? На что, так сказать, опереть весь механизм?
Работник технического отдела, которому было поручено заниматься станком, предложил готовить конструкцию сварную. Сшить из металлических листов нечто вроде опорной коробки, заключить туда узлы станка - и готово.
- Просто, легко! - убеждал он. - И затраты не столь уж большие… в случае чего.
Семенов сразу понял, что тот хочет сказать этим «в случае чего». Сомневаются: то ли выйдет вообще со станком, то ли нет. Не верят. Все еще не верят…
Сварная конструкция? Нет, ему представлялось другое. Ведь механизм, такой тонко чувствующий, капризно-деликатный, должен покоиться на чем-то более основательном. Литое, массивное тело станка - вот что должно охранять его нежную работу. А сварная конструкция - это что-то слишком легкое, зыбкое. Как с этим согласиться?
Он это понимал и все же не стал особенно спорить. Конечно, лучше бы конструкция литая. Но если уж так настаивают, то пусть…
- Может, для пробы и сварная ничего? - сказал он примирительно.
- Как? - удивился конструктор Деминов. - И это вы? Соглашаетесь?
Иван Александрович Деминов - человек спокойный, сдержанный, и спорщиком его назвать никак нельзя. Он не принадлежал к разряду тех конструкторов, которые хотят непременно переиначить в изобретении все по-своему и настоять именно на этом своем. Но тут он решительно восстал против намерений представить пробный станок в каком-то предварительном, облегченном виде.
- Избушка на курьих ножках! - презрительно пожимал он плечами.
Конструктор упорно отвергал предложение технического отдела. Он не мог понять, почему вдруг изобретатель пошел так легко на уступки. Такой чуткий техник, этот Семенов, и вдруг соглашается, и на что! Еще недавно сам говорил, что ему хотелось бы создать для станка мощную, литую основу, а теперь сам же идет против себя. «Может, для пробы и сварная ничего?» - этой фразы Иван Александрович не мог простить изобретателю.
- Сдаете позиции? - уколол он.
- Не знаю, чего вы хотите достичь своим упорством! - ответил раздраженно Семенов. - Задержать постройку станка?..
Это было уж слишком. Кажется, назревал разрыв с конструктором.
Неизвестно, чем бы кончилась их размолвка, если бы не один случай. Зашел Семенов в механический цех завода. Ряды станков - токарные, строгальные, долбежные, автоматы, полуавтоматы… Следуя по рядам, Семенов, по привычке, всматривался в этот шумный калейдоскоп механических движений. И вдруг в одном ряду, возле колонны, бросился ему в глаза небольшой, аккуратный станочек. С громким визгом производил он обдирку плоских деталей.
Ба-а! Сварная конструкция! Семенов так и замер перед станочком. Этакое легкое, изящное сооружение.