Все словно замерло на точности в 0,25. А надо было 0,12 микрона - непременное требование первого класса. Упрямый, неодолимый остаток в тринадцать сотых. «Я не суеверный, - говорил Ватутин, - но тринадцать - роковое число».
А календарь отсчитывал неумолимо: вторая неделя августа, третья неделя… В эти дни неудач, сомнений и тревог Семенов вполне мог оценить характер своего помощника. Ватутин только ожесточался в сети трудностей, весь как-то подбираясь, и, пригнувшись еще ближе к станку, к его притирам, остро, колюче всматривался в работу. Вот она, выдержка лекальщика!
На третьей неделе бесплодных поисков вдруг наметился какой-то сдвиг с мертвой точки. Робкий, едва ощутимый. Они изменили немного дозу смазки, и световая волна на поверочных стеклах стала не очень уверенно, но все-таки отмечать выигрыш в две - три сотых микрона.
Семенов поставил в тетрадке только две сотых: для верности. Можно считать, до цели остается одиннадцать. Только одиннадцать шажков в сотую долю микрона.
Но чем дальше, тем двигаться труднее - слишком уж тонкая началась материя. «Хоть на молекулы считай!» - едко усмехался Ватутин.
Но нельзя останавливаться. Надо двигаться вперед, во чтобы то ни стало вперед, к цели, пока хоть что-то самое малое удалось опять нащупать и пока это малое не ускользнуло.
Сама природа будто восстала против них, стремясь сорвать опыты. В тетрадке беспрерывная запись: «Наружная температура +32°, +33°». И так каждый день в самые решающие недели. Атмосфера в комнате становилась такой, что и плитки и приборы, чувствительные к температуре, начинали фальшивить. А какой же может быть тогда разговор о сотых долях микрона!
Приостановить опыты? Но тогда все пойдет насмарку н все придется потом начинать сначала.
Семенов и Ватутин ходили в палатки, торгующие мороженым, просили уступить им кусочки сухого льда. А затем спешили на завод и раскладывали их по комнате, вокруг станка. Маленькие дымящиеся айсберги хоть на короткие часы насыщали воздух легкой, прозрачной свежестью. Точность опытов в самые решающие дни была спасена.
Испытание продолжалось.
«27 августа. Новый способ перекладывания плиток. Через двадцать ходов плитки перекладываются в другие гнезда через одну. Точность - 0,18».
До цели остается всего шесть сотых.
«2 сентября. Новый способ перекладывания. Точность - 0,16».
Остается четыре сотых. Четыре сотых микрона! Еще усилие…
Семенов чувствует: наступает предел. Каждый нерв натянут, как струна. Струна может лопнуть. Но он думает не о себе, он думает о товарище: как Ватутин? Дотянет ли? Выдержит ли напряжение бесконечной мелкой ловли невидимых частиц?
Алексей крепится, молчит, но все чаще снимает очки и, болезненно щурясь, протирает их подолгу платочком, будто этим хочет восстановить уставшее зрение. В ответ на беспокойный взгляд Семенова он тихо говорит осипшим голосом:
- Попробуем еще раз, - и снова утыкается в станок.
…На третий месяц испытаний дверь угловой комнаты однажды широко распахнулась, и Дмитрий Семенов быстрым шагом прошел к начальнику цеха. Тотчас вместе с ним протопал обратно Михаил Пахомович. Туда же, в комнату, проследовал чуть шаркающей походкой и старый Кушников.
- Ноль десять… - смог только произнести дрогнувшим голосом Дмитрий Семенов, когда все остановились перед станком.
Ноль десять! И все невольно теснее подступили к станку, где на открытом столе лежали готовенькие плитки.
Это уже третья партия, которую снимает сегодня Ватутин, и во всех трех партиях большинство плиток таких, что об этом кричит, поет сама запись в тетради: «…Точность обработки- 0,11 микрона». «…Точность обработки- 0,10 микрона».
В комнате стало тихо, очень тихо. Все стоящие здесь понимают без слов, что это значит. На станке освоена окончательная доводка. Станок показывал высшую точность- 0,10! Точнее, чем рука. Станок Семенова победил.
Великая минута для изобретателя. Десять лет исканий, десять лет надежд и мук, десять лет борьбы за свою мечту… И вот она, осуществленная мечта! Полностью, бесповоротно.
А что же сам изобретатель? Как встречает свою великую минуту?
Семенов стоял, чуть опираясь рукой на станок, выслушивал поздравления и похвалы товарищей. Слабая, рассеянная улыбка играла на его осунувшемся лице.
Вдруг он провел ладонью по щеке и, подмигнув Ватутину, заметил:
- Кажется, не мешает побриться.
Он подошел к окну, раздвинул шторы. Светлый луч скользнул в комнату и, упав на зеркало маленькой плитки, отразился веселым зайчиком.
История не повторяется
1952 год
На завод приехали китайские делегаты. Члены промышленных комитетов, мастера, рабочие. Люди Народного Китая!
В скромных синих куртках военного покроя китайские гости выглядели почти по-солдатски, с солдатской решительностью на смуглых, обветренных лицах.
После всех жестоких битв им предстояло провести еще одну, труднейшую: построить на своей освобожденной, истерзанной и великой, как океан, земле новую жизнь. Счетная линейка и рабочий инструмент служили им теперь оружием.
«Пятилетка!» - говорили китайские делегаты, и слово это звучало в их устах с такой же надеждой, как и двадцать с лишним лет назад для первых строителей советской индустрии. Народ Китая приступил к созданию первого пятилетнего плана строительства.
Гости шли по цехам завода., ко всему внимательные, с записными книжками в руках. Они хотели узнать русский опыт, учиться новой технике, новой организации работ.
На верхнем этаже заводского корпуса подошли они к участку, который стоял как бы в стороне от всех, отгороженный двойными стенами. Участок измерительных плиток.
- Можно войти? - спросили гости.
- А то как же! - ответил старший мастер участка Виктор Иванович Дунец. - Эти стены не от друзей, а от пыли. Секретов тут больше нет. Прошу, товарищи!
В светлом, просторном помещении с большими окнами во всю стену стояли рядами станки, аккуратные, светлые, чем-то похожие на подвешенные винтовые прессы. Люди в белых халатах спокойно, не торопясь управляли их работой. И по участку тихо плыла неповторимая механическая музыка: мягкий шелест плиток, скользящих между притирами.
Перед глазами гостей открылось уникальное производство, созданное желанием и упорством простых заводских людей. Производство, которое перешагнуло через все иностранные секреты и отменило одну из самых цепких мировых монополий: под натиском плиток, стекающих с этих станков, рухнуло господство господина Иогансона.
Не увидеть больше на участке ни длинных верстаков, ни согнутых фигур за ними, прикованных к бесконечному рукоделью. Ручная доводка здесь исчезла совсем. Ее целиком заменили «станки конструкции Д. С. Семенова», - как стали писать в учебниках и технических трудах.
Станки выдержали все испытания. Они превратили кустарное ремесло в передовое массовое производство. И те же люди, которые бились когда-то вручную над тем, чтобы изготовить в день хотя бы три - четыре плитки, - те же люди достигли на станках невероятных результатов.
- Наши отличницы… Петрыкина, Семенецкая… - представил китайским гостям старший мастер. - Они снимают со станка по триста плиток за смену.
- Триста?! - повторили с изумлением гости и записали цифру в блокноты.
Станки прошли испытания войны. Они проделали долгий путь эвакуации на Восток. В морозы и снегопад рабочие укрывали их собственной одеждой. А на новом месте, где завод расположился в здании бывшего театра, им пришлось ютиться около директорской ложи, в тесном, маленьком фойе. Мокрые простыни над станками защищали от невыносимого уральского лета их капризную, деликатную работу.
Они выдержали и самые серьезные сравнения. Когда открылось наконец то, что придумали заграничные механизаторы доводки, можно было сличить свое и чужое. Семеновский поплавок оказался непревзойденным…
Петрыкина и Семенецкая, снимая готовые плитки со станка, осторожно протирали их ваткой с бензином, затем полотенцем. Зеркало тонкой отделки сверкало на свету чистым блеском.
Гости склонились над плитками. Вот они, заветные плитки, несущие на себе непогрешимую меру длины! Как нужны они сейчас, эти «ключи точности», там, в родном Китае!
Там страна у порога первой пятилетки. Перестройка хозяйства, новые заводы… Растет свое, китайское, промышленное производство, растут культура и точность работы. А «ключи точности» в чужих руках - плитки японские, плитки американские… Плитки старого, колониального режима. Как же сбросить с себя эти маленькие стальные оковы? Как познать самим секреты высшей точности?
Разве не та же загадка возникла перед людьми Китая, какая стояла когда-то и перед советской техникой, перед героями нашего повествования на заре пятилеток? Разве история не повторяется?
Нет, история не повторяется!
Старший мастер Виктор Иванович Дунец громко предупредил:
- Сейчас пройдем по всем ступенькам, как идет технология! Вы всё увидите, товарищи.
И он повел гостей по линии станков.
- Если что непонятно, прошу спрашивать, - был слышен его звонкий, возбужденный голос.
Слушая объяснения русского мастера, гости осторожно, с каким-то почтительным вниманием вникали в существо удивительного процесса. И столбики иероглифов росли и росли в их записных книжках.