Поддерживая его, редактор газеты «Беднота» Л.С. Сосновский говорил: «Когда мне пришлось объезжать провинцию с поездом имени Ленина, я увидел, что у нас есть склады книжные, есть кинематограф, но одного нет: надо было иметь арестантский вагон и целые исполкомы и комитеты погружать и везти в Москву».
Однако пресекать беззакония было нелегко. Пользуясь своим властным положением, видные члены партии вмешивались в работу контрольных партийных и государственных правоохранительных органов. Член Президиума ЦКК М.Ф. Шкирятов сообщал делегатам XII съезда (1923): «За последнее время некоторые товарищи, – в особенности это относится к работникам хозяйственных и советских органов, – дают свои рекомендации или лично хлопочут об арестованных товарищах в Ревтрибунал или в органах ГПУ. Такие хлопоты наших товарищей приняли эпидемический характер».
Необходимостью чрезвычайных мер нередко прикрывали очевидные злоупотребления властью и беззакония. Стремясь немедленно покончить с проявлениями ненаучного мышления, власти закрывали церкви и арестовывали священников. Е. Зиновьев сообщал делегатам VIII съезда партии, что в некоторых волостях «исполкомы запретили колокольный звон. Или же случалось, что закроют церкви и откроют кинематографы или как-нибудь наступят на ноги местному населению… Они добьются того… что мужики, которые наполовину против попов и против колокольного звона, будут ждать колокольного звона как благовеста».
Порой произвол на местах принимал крайние формы. «Мы знаем, – говорил Г.Е. Зиновьев, – в уездах и на местах творятся такие чудеса, по сравнению с которыми самые большие дела наших крупных комиссаров кажутся детской игрушкой. Вы читали, как в Лодейнопольском уезде, когда пришло известие об убийстве т. Либкнехта, взяли да и убили нескольких человек из местной буржуазии, потому что, говорят, на убийство Либкнехта надо отвечать красным террором». Правда, «красный террор» против «классовых врагов», начавшийся в стране с конца августа 1918 года, после убийства председателя Петроградского ЧК М.С. Урицкого и покушения на жизнь В.И. Ленина, имел свое зеркальное отражение в виде «белого террора», а также зверских расправ махновцев, «зеленых», национал-сепаратистов.
И все же «красному террору» подвергались нередко не только отъявленные контрреволюционеры, но и широкие слои населения. Так, массовый террор обрушился на значительную часть казачества Дона, участвовавшего в Белом движении. 24 января 1919 года Я.М. Свердлов, Н.Н. Крестинский и М.Ф. Владимиров подготовили циркулярное письмо ЦК, в котором говорилось: «Необходимо, учитывая опыт Гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления». Предписывалось конфисковывать хлеб, переселить «пришлую бедноту» на казачьи земли, уравнять пришлых «иногородних» с казаками в земельном отношении, провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после указанного срока сдачи. Историки В. Краснов и В. Дайнес писали: «Днем и ночью на территории Донской области, занятой частями Красной Армии, работала карательная машина, отправляя на тот свет по 40–60 человек в сутки».
Жестоко было подавлено восстание крестьян в Тамбовской губернии во главе с эсером А.С. Антоновым. Против восставших применялось химическое оружие. По предложению командующего операцией М.Н. Тухачевского были организованы концентрационные лагеря, огороженные колючей проволокой. В них были помещены семьи участников восстания. В том случае, если «антоновцы» не выходили из лесов в течение трех недель, семьи отправлялись в Сибирь. Тухачевский описал этот метод репрессий в журнале «Война и революция» в 1926 году. Разгром и уничтожение восставших моряков в Кронштадте было также осуществлено под руководством М.Н. Тухачевского.
Жестокие меры, а то и откровенный произвол новых властей вызывали возмущение народных масс, опора на которых была основой прочности Советского государства. «Нельзя скрывать на съезде того факта, что местами слово “комиссар” стало бранным, ненавистным словом. Человек в кожаной куртке… в народе стал ненавистным, – утверждал Г.Е. Зиновьев». Посетив Восточный фронт в ходе инспекционной поездки в начале 1919 года, И.В. Сталин и Ф.Э. Дзержинский писали, что «слово “комиссар” превратилось в ругательную кличку». «Крестьянство недовольно, оно протестует, среднее крестьянство ненавидит Коммунистическую партию… Если вы теперь пойдете в деревню, вы увидите, что они всеми силами нас ненавидят… Если сейчас ничего серьезного из этого факта не проистекает, то только потому, что нет силы, которая организовала бы их», – заявлял В.В. Кураев.
То обстоятельство, что большевики победили своих врагов в ходе Гражданской войны, не избавило их от тех недостатков, которые были характерны для многих из них: максимализм в суждениях и решениях, склонность погрязать во внутренних распрях и навязывать категоричные суждения несогласным с ними. Даже после успешного завершения Гражданской войны большевики могли потерпеть крах, если бы не способность немногих советских руководителей во главе с В.И. Лениным реалистично оценивать быстро менявшуюся обстановку и быстро реагировать на острые ситуации.
Заявив, что «насилие по отношению к среднему крестьянству представляет из себя величайший вред», Ленин и его сторонники добились решительного изменения политики по отношению к среднему крестьянству на VIII съезде партии. Еще более радикальный поворот, связанный с провозглашением «новой экономической политики» и отказом от политики «военного коммунизма», был осуществлен Лениным на X съезде РКП(б) в начале 1921 года. Одновременно Ленин выступал за принятие самых суровых мер по отношению к тем, кто допускал произвол и беззакония. Он предупреждал об опасности тех, кто поспешил вступить в партию после 1917 года. Ленин писал: «“Новичкам” в нашей партии мы не даем ходу. Съезд назначил даже особую перерегистрацию. Пойманных бандитов, рвачей, авантюристов мы расстреливаем и расстреливать будем».
Хотя в условиях нэпа случаи коррупции среди членов партии участились, РКП(б) проявила способность к очищению своих рядов. В масштабах всей партии или ее отдельных организаций осуществлялись «чистки». Так, только в ходе «вторичной чистки» в Компартии Грузии из ее состава было исключено около 30 % членов партии. Несмотря на «генеральную чистку» 1921 года и «новую чистку» 1922–1923 годов, в ходе которой в Туркестане из 30 тыс. членов партии было оставлено 16 тыс. членов, а в Бухаре из 14 тыс. – 1 тысяча, положение в этом регионе было признано «неблагополучным».
«Чистки» выявляли наличие в партии людей, глубоко чуждых принципам коммунистической идеологии и задачам борьбы за интересы трудящихся. Чтобы ослабить влияние «классово чуждой» идеологии, ЦК принимал меры для усиления связей партии с рабочим классом. На пленуме ЦК РКП(б) (29–31 января 1924), состоявшемся вскоре после смерти Ленина, было принято постановление «О приеме рабочих от станка в партию». Массовый прием рабочих в партию 1924 года был назван «ленинским призывом». За пять месяцев в партию было принято более 240 тысяч человек. Среди них рабочие составили 92,4 %. В результате доля рабочих в РКП(б) увеличилась в 2 раза.
Однако предложение Ленина о том, чтобы ввести в состав ЦК 50—100 рабочих для предотвращения раскола среди его членов, так и не было реализовано. Состав ЦК был увеличен, но за счет тех, кто уже входил в ряды партийных руководителей. Между тем партийные руководители на местах и в центре погрязли в склоках. В приложении к докладу И.В. Сталина по организационным вопросам на XII съезде партии отмечалось, что склоки охватили многие губернские города: Астрахань – «нездоровые отношения между губкомом и губ. ЦКК; область немцев Поволжья – борьба между “марксштадтцами” и “покровцами”; Брянск – трения в обкоме; Пенза – конфликт между секретарем губкома и председателем губисполкома; Вологда – губернская Контрольная комиссия обвинила в непартийности секретаря губкома и председателя губисполкома; Тула – острая борьба между сторонниками и противниками губкома». Отмечались также конфликты между латышами и русскими в псковской парторганизации, трения на национальной почве в кустанайской организации. Эти склоки сопровождались обвинениями противоборствующих сторон во всех смертных грехах и всевозможных уклонах от генеральной линии партии. Получалось, что значительная часть партийной верхушки была разделена на группировки, сплотившиеся вокруг противостоявших друг другу в борьбе за власть местных руководителей.
Многие из тех, кто пришел к власти в 1917 году, были убеждены в своем праве оставаться навечно во главе великой страны, постоянно празднуя победы в Гражданской войне и другие успехи, достигнутые под их руководством. В своем докладе «О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии», который сделал Сталин, выступая по итогам апрельского (1926) пленума ЦК РКП(б), он говорил: «У нас царит теперь разгул, вакханалия всякого рода празднеств, торжественных собраний, юбилеев, открытий памятников и т. д. Десятки и сотни тысяч рублей ухлопываются на эти “дела”. Надо, наконец, понять, что имея за спиной нужды нашей промышленности, имея перед лицом такие факты, как массу безработных и беспризорных, – мы не можем и не имеем права допускать этот разгул и эту вакханалию расточительности». При этом Сталин замечал: «Знаменательнее всего то, что у беспартийных замечается иногда более бережное отношение к средствам нашего государства, чем у партийных. Коммунист действует в таких случаях смелее и решительнее… Объясняется это, пожалуй, тем, что коммунист иногда считает законы, государство и т. п. вещи делом семейным.
Именно поэтому иному коммунисту не стоит большого труда перешагнуть, наподобие свиньи (извиняюсь, товарищи, за выражение), в огород государства и хапнуть там или показать свою щедрость за счет государства».
Сталин также обращал внимание на то, что «щедрость за счет государства» проявляется и в снисходительном отношении к жуликам и ворам. Пересказав содержание публикации в «Комсомольской правде» о жулике и расхитителе, Сталин подчеркивал: «Заслуживает тут внимание не столько сам вор, сколько тот факт, что окружающая публика, зная о воре, не только не боролась с ним, а, напротив, непрочь была хлопать его по плечу и хвалить его за ловкость, ввиду чего вор стал в