зутак, Уханов, Ягода, Якир); из 68 кандидатов в члены ЦК один умер (Товстуха), один покончил жизнь самоубийством (Томский), шестеро были арестованы или расстреляны (Бухарин, Рыков, Тухачевский, Уборевич, Элиава). Новые аресты привели бы к тому, что общее число членов и кандидатов в ЦК, подвергшихся репрессиям или покончивших с собой в ожидании арестов, составило бы 40 человек, то есть около 28 % от общего количества избранных в 1934 году.
В первый же день работы пленума с докладом выступил Н.И. Ежов, который потребовал продления чрезвычайных полномочий для НКВД. Он утверждал, что такая мера необходима для ликвидации разветвленного заговора военных и партийных руководителей, а в противном случае страна может скатиться в пучину гражданской войны. Ежова поддержал Сталин.
В ходе прений по докладу Ежова с резкой критикой деятельности НКВД выступил нарком здравоохранения РСФСР Г.Н. Каминский, который так рьяно выступал за беспощадный разгром бывших оппозиционеров на февральско-мартовском пленуме. Теперь он возражал против продления чрезвычайных полномочий НКВД и против санкционирования новых арестов членов и кандидатов в члены ЦК. «Так мы перестреляем всю партию», – заявил Каминский.
Каминского поддержал И.А. Пятницкий (Иосель Таршис), заведующий Политико-административным отделом ЦК ВКП(б), являвшийся долгое время секретарем Коминтерна. Выступление Пятницкого было еще более резким. Он потребовал создания специальной комиссии по проверке и ограничению деятельности НКВД.
Сталин попытался остановить волну критики. После выступления Пятницкого был объявлен перерыв. По просьбе Сталина с Пятницким побеседовали Молотов, Ворошилов и Каганович. Последний, ссылаясь на Сталина, сказал Пятницкому, что «Сталин верит в него как в человека и большевика и ценит его как непревзойденного организатора», что «если он возьмет свое заявление назад, то в этом случае оно забудется, и о нем никогда вспоминать не будут». Однако Пятницкий был непреклонен. На следующем заседании выступления Каминского и Пятницкого поддержали Чудов, Хатаевич, Любченко и другие – всего более 15 человек. (Как и Каминский, Любченко и Хатаевич на февральско-мартовском пленуме выступали за широкомасштабные репрессии.)
Эти выступления членов ЦК ВКП(б) были заранее организованы и инициатором их был И.А. Пятницкий. В своей книге «Заговор против Сталина» его сын В.И. Пятницкий писал: «Уже тогда никто не поверил в стихийность всего, что произошло на июньском пленуме. Пошли разговоры о “чашке чая” – совещании, на которое якобы перед пленумом Пятницкий созвал многих секретарей обкомов, старых большевиков и своих соратников по Коминтерну. Предполагалось, что именно там и была достигнута предварительная договоренность о единой позиции».
Будучи руководителями крупных областных партийных организаций и государственных ведомств, члены и кандидаты в члены ЦК ощущали за собой широкую поддержку. Каждый из них имел свой «участок работы», давно превратившийся в «удельное княжество». Каждый из них имел свою «королевскую рать». Поэтому они могли выступить против Сталина, опираясь на целые республики, области и крупные ведомства. Пятницкий же имел большие связи с работниками Коминтерна и руководителями зарубежных компартий. Против Сталина могла выступить значительная часть международного коммунистического движения. Нет сомнения в том, что успех участников совещания мог бы привести к существенным переменам в политике страны и скорее всего сопровождался бы сменой его руководства. Однако трудно судить о планах заговорщиков, поскольку они не смогли осуществить то, что задумали. Срыву их планов способствовало и то, что они не сумели сохранить их в тайне. По сведениям, которыми располагал В.И. Пятницкий, «одним из участников совещания (так называемой “чашки чая”) был секретарь Московского областного Совета Филатов, который тут же обо всем, что там происходило, рассказал Сталину».
Впервые со времени победы над внутрипартийными оппозициями Сталин столкнулся с открытым и широким выступлением против политики правительства со стороны членов и кандидатов ЦК. Для него стало ясно, что, борясь за сохранение своего властного и привилегированного положения, ряд руководителей партии были готовы пренебречь общественными интересами и осуществить государственный переворот. К этому выводу он мог прийти, узнав, что открытому и беспрецедентному выступлению ряда членов ЦК против руководства страны на пленуме ЦК предшествовал их тайный сговор. Участники «чаепития» не попытались высказать ему или кому-либо из членов Политбюро свое недовольство Ежовым, а предпочли выступить на пленуме, явно рассчитывая на поддержку большинства ЦК, а может быть и каких-то сил за стенами Кремля. То обстоятельство, что только один Филатов сообщил ему о «чаепитии» у Пятницкого, показало Сталину чрезвычайную слабость его поддержки в ЦК.
Сталин знал, что в мае 1937 года НКВД едва-едва удалось предотвратить государственный переворот. Попытки остановить НКВД, чем бы они ни мотивировались, могли лишь спасти тайные центры антигосударственного заговора, в существовании которых Сталин не имел оснований сомневаться. Получалось, что через пару недель после расстрела Тухачевского и других на основе доказательств, которые Сталин считал неопровержимыми, значительная часть партийного руководства стала тайно сговариваться с тем, чтобы сорвать дальнейшее разоблачение разветвленного заговора. Более того, Пятницкий призывал провести расследование деятельности НКВД.
Если на февральско-мартовском пленуме Сталин выражал свое крайнее неудовлетворение тем, что многие члены партийного руководства утратили политическую бдительность и не сумели распознать заговорщиков, работавших рядом с ними, то теперь Сталин мог решить, что неспособность выступить против врагов правительства объяснялась иными причинами. Поскольку Сталин не сомневался в виновности Шеболдаева, Балицкого и других, обвиненных в причастности к заговору военных руководителей, он мог увидеть в тех, кто пытался остановить деятельность НКВД по ликвидации антигосударственного подполья, прямых пособников разоблаченных заговорщиков, а может быть и соучастников заговора. Такая оценка проявилась в резких замечаниях Сталина по поводу выступления Каминского.
В то же время, поскольку Каминский был не одинок, Сталин не ограничился замечаниями в его адрес. Через три дня после выступления Каминского последний решением ЦК был исключен из состава кандидатов в члены, а затем и из партии. Ежов, деятельность которого собирался расследовать Каминский, распорядился его арестовать. Еще через три дня такие же меры были приняты в отношении ряда других ораторов – членов ЦК Чудова, Кодацкого и кандидатов в члены ЦК Павлуновского и Струппе, «ввиду поступивших неопровержимых данных о причастности их к контрреволюционной деятельности». Такая поспешность свидетельствовала о том, что Сталин и его окружение, а также Ежов видели в Каминском и других опасных заговорщиков, готовых поднять партию против руководства страны.
Глава 20. Как и почему репрессии стали массовыми?
После обсуждения доклада Ежова июньский пленум продолжился. Обсудив ряд вопросов, связанных с сельским хозяйством («О введении правильных севооборотов», «О мерах улучшения машинотракторных станций», «Об улучшении семян зерновых культур»), 27 июня пленум перешел к обсуждению доклада Я.И. Яковлева о новом избирательном законе.
В своем докладе Яковлев сказал: «Конституция СССР предоставляет каждой общественной организации и обществу трудящихся право выставлять кандидатов в Верховный Совет СССР… Эта статья имеет огромное значение, она внесена по предложению товарища Сталина. Ее цель – развить, расширить демократию… Эта статья обеспечивает подлинный демократизм на выборах в Советы».
Яковлев подчеркнул, что «на окружные избирательные комиссии возлагается обязанность зарегистрировать и внести в избирательный бюллетень по соответствующему избирательному округу всех без исключения кандидатов в Верховный Совет СССР, которые выставлены общественными организациями и обществами трудящихся… Отказ окружных по выборам… комиссий в регистрации кандидатов в депутаты может быть обжалован в двухдневный срок в Центральную Избирательную комиссию, решение которой является окончательным. К кандидатам в депутаты не предъявляется никаких особых требований, кроме предъявляемых к любому избирателю… От общественных организаций, выставивших кандидатов, требуется лишь, чтобы они были зарегистрированы в установленном законом порядке и представили протокол собрания или заседания, выдвинувших кандидата, по установленной форме в избирательную комиссию».
Комментируя это заявление, Юрий Жуков писал: «Так, хотя и в предельно завуалированной форме, но с угрожающей ссылкой на Сталина как автора данного предложения, Яковлев сообщил участникам пленума об альтернативности предстоящих выборов, о состязательности на них, определяемой тем, что теперь не только партия, но и любая общественная организация, в том числе и ее местные отделения, а также любые собрания граждан будут выставлять собственных кандидатов, да еще ни с кем не согласуя их».
Как подчеркнул далее Жуков, Яковлев «перешел к еще более значимому. Проект закона, отметил он, предусматривает исключение “всяких попыток исказить результаты голосования и действительную волю трудящихся…” Некоторые формальности, введенные этой (VIII. – Примеч. Ю. Жукова) главой, могут показаться некоторым товарищам излишними и даже бюрократическими, но там, где вопрос идет о создании высшего государственного органа, никакая формальность не будет излишней».
«Участковая избирательная комиссия, – пояснил докладчик, – посылает в окружную избирательную комиссию не только протокол голосования, но и оба экземпляра счетных листов на каждого кандидата. Совет депутатов трудящихся обязан хранить избирательные бюллетени вплоть до утверждения мандатов Верховным Советом СССР».
По этому поводу Жуков писал: «Трудно усомниться, против чьих возможных действия по фальсификации результатов были направлены все перечисленные выше меры. Только первые секретари – райкомов, горкомов, обкомов и крайкомов – обладали возможностью и неофициальными правами, которые позволили бы в случае острой необходимости подтасовать число поданных за того или иного кандидата голосов».