Разгадка кода майя: как ученые расшифровали письменность древней цивилизации — страница 13 из 80

атемалы. Особенно эффектна огромная кальдера — котловина, образовавшаяся после извержения вулкана, заполненная сапфировыми водами озера Атитлан, берега которого усеяны живописными деревнями майя.

Достаточно только приземлиться в аэропорту Мериды, крупнейшего города Юкатана, чтобы понять, что вы находитесь в тропиках, – прибывшим с холодного севера при первом же шаге наружу кажется, что они открыли дверь в сауну. Поскольку земли майя лежат к югу от тропика Рака, но значительно севернее экватора, отличительной особенностью местного климата являются два ярко выраженных сезона (оба конечно же бесснежные!). Сухой сезон длится с конца ноября до середины или конца мая, когда дожди идут очень редко, особенно в северной половине полуострова и в южной области майя. В конце мая грозовые тучи заволакивают небо каждый день, и начинаются проливные дожди — голос бога дождя Чака слышен по всей земле. К середине лета ливни немного ослабевают, чтобы вскоре вновь начаться всерьез, пока сезон дождей не заканчивается в ноябре. Именно в эти шесть влажных месяцев вся жизнь майя и сама их цивилизация были в руках богов, поскольку от дождей зависел урожай кукурузы, которую выращивали крестьяне. Народ майя был в плену у могучих грозовых летних облаков так же, как египтяне — в плену у ежегодного разлива Нила.

Полвека назад, до того, как начались бездумные лесозаготовки и скотоводство, густой тропический лес покрывал большую часть Южных низменностей майя, где ежегодно выпадает много осадков. По мере продвижения на север климат становится более засушливым, лесной покров — ниже, сменяясь кустарником, а деревья обычно сбрасывают листья в разгар сухого сезона. Посреди этого тропического леса — точнее того, что от него осталось, – располагаются обширные участки травянистых саванн, часто преднамеренно выжигавшихся майя, чтобы привлечь дичь, например, оленей, которые поедают молодые побеги, растущие на пепле. В течение многих веков майяские земледельцы, выращивающие кукурузу, подобно земледельцам в других жарких странах мира, борются с лесом. Во время сухого сезона крестьянин майя выбирает лесной участок и вырубает его, сегодня — используя стальные инструменты, такие как мачете, но в прошлом — орудуя только каменными топорами. В конце апреля или в мае, когда дневные температуры достигают почти невыносимого максимума, крестьянин (это неизменно мужчина) поджигает высохшие к тому времени упавшие деревья и ветви; небо становится темно-желтым от дыма тысяч костров, а солнце кажется тусклым оранжевым шаром. Затем, перед началом дождей, майя берет свою палку-копалку и изготовленный из тыквы контейнер для семян и сажает кукурузу, бобы и другие культурные растения в лунки, проделанные в слое пепла. Если повезет и будет на то благоволение «отца Чака», пойдут дожди и семена прорастут.

На следующий год крестьянин может вновь сажать на том же участке, или мильпе, но через несколько лет плодородие почвы начинает снижаться (выращивать кукурузу — непростое занятие) и сорняки вытесняют молодые побеги кукурузы. Значит, пришло время отказаться от такого участка и расчистить новый. Эта разновидность переложного, или мильпового, земледелия преобладает вплоть до сегодняшнего дня, и более столетия археологи считали, что это был единственный вид земледелия, который знали майя. Если это так, то население низменностей никогда не могло бы быть очень большим, поскольку для содержания крестьянской семьи требуется много земли.

Но благодаря современным методам воздушной разведки и дистанционного спутникового зондирования мы знаем о гораздо более интенсивных земледельческих технологиях майя. Одна из них практиковалась еще до начала христианской эры{46}. Она называется «приподнятые поля» и заключалась в возделывании обычно бесполезных болот, осушаемых с помощью каналов. Между каналами разбивались прямоугольные приподнятые участки, сохранявшие влажность круглый год вследствие капиллярного эффекта, при котором вода поднималась на поверхность из соседних каналов. В тех немногих зонах, что были благоприятны для этой технологии, урожайность, несомненно, была намного выше, чем в случае мильпового земледелия, а места поселения постоянными, поскольку одни и те же участки можно было использовать бесконечно. Другая технология заключалась в строительстве сельскохозяйственных террас на холмистых склонах; она хорошо задокументирована в районах западного и южного Белиза. Все это меняет дело: плотность населения древних майя, вероятно, была вовсе не низкой, а очень высокой.

Что же майя выращивали и ели?

Все свидетельства указывают на огромную важность кукурузы, которая, согласно результатам исследования ископаемой пыльцы, была известна в низменностях по крайней мере с начала III тысячелетия до н. э. и которая составляла основу питания майя всех социальных рангов. Этому меня учили в Гарварде в 1950-х, но лет двадцать назад среди честолюбивых аспирантов стало модным с пренебрежением относиться к кукурузе как основному продукту питания майя и необоснованно заявлять, что древние майя больше полагались на хлебное дерево (сегодня его плоды употребляются только в голодные годы) и на различные корнеплоды. Я никогда не соглашался с этими утверждениями, как и некоторые мои консервативные коллеги, и рад, что химические анализы — измерение уровня стабильных изотопов углерода в костях, найденных археологами на памятниках классических майя, – убедительно доказывают, что их жители ели в основном кукурузу{47}.

Неудивительно, что юный Бог кукурузы вместе с Чаком вездесущ в иконографии майя, и не только в сохранившихся книгах, но и в скульптуре великих городов, таких как Копан, и на погребальной керамике. Однако никто из исследователей цивилизации майя еще не сталкивался с богом хлебного дерева, не говоря уже о божестве корнеплодов.

Диета майя была богата растительной пищей: кукуруза, потреблявшаяся в виде тамалей[37] и, возможно, лепешек (хотя в классические времена доказательств этого немного), фасоль, кабачки и тыквы, перец чили и помидоры наряду со множеством других культурных и дикорастущих растений. Поскольку одомашнены были только собаки (с ними ходили не только на охоту, но и использовали в пищу), индюки и безжальные пчелы[38], важную роль в кухне играла дичь (олени, паки[39], пéкари[40]), дикие птицы и рыба.

Природный мир пронизывает почти все аспекты религиозного и светского искусства майя, визуально выражаясь в самых образных и удивительных формах. Ягуар, крупнейшая из пятнистых кошек в мире, был в прямом смысле слова царем джунглей, опасным для людей, и так же, как мы, стоял на вершине своей собственной пищевой цепи. Его шкура была символом царской власти, и владыки майя с гордостью заявляли о своей близости с этим ужасным хищником. В то же время, будучи ночным охотником, ягуар был тесно связан с Шибальбой, подземным миром майя.

Но и множество других форм жизни также проникло в культуру майя: болтливые паучьи обезьяны и шумные обезьяны-ревуны, черными стаями передвигающиеся по пологу леса; красные ара, сверкающие красными, синими и желтыми цветами; и кецаль, житель дождевых лесов на юге Петена, чьи переливающиеся золотом зеленые хвостовые перья высоко ценились и использовались для изготовления царских головных уборов и наспинных украшений. Мир вездесущих рептилий был представлен обитателями неторопливых рек — крокодилами и кайманами, а в лесах — игуанами и змеями, такими как удав боа и ядовитая копьеголовая змея.

Майянисты, с энтузиазмом относящиеся к своему предмету, склонны забывать, что культура, которую они изучают, была частью более обширной культурной модели, которая называется мезоамериканской. В широком смысле под термином «Мезоамерика» понимаются территории, где ко времени испанского завоевания сложились высокоразвитые культуры и цивилизации. Это бо́льшая часть центральной, южной и юго-восточной Мексики (включая полуостров Юкатан), Гватемала, Белиз и западные районы Гондураса и Сальвадора. В пределах этого региона говорили и говорят на разных языках, в том числе, конечно, и на языках семьи майя, а вот природные условия схожи: пустыни, заснеженные вулканы, долины с умеренным климатом, тропические низменности, мангровые болота и т. д., разве что где-то их больше, где-то меньше.

Однако при всем разнообразии языков и вариативности пейзажей эти территории имели некоторые общие культурные черты. Все народы, населяющие их, были земледельческими, выращивая кукурузу, фасоль, тыкву и перец чили; все жили в деревнях, поселках и городах и торговали на больших и развитых рынках; у всех были книги, хотя только у сапотеков в Оахаке, майя и малоизвестных эпиольмеков[41] в Веракрусе было настоящее письмо. Но главное — у всех народов были политеистические религии, которые при всех различиях, тоже имели общие элементы, такие как священный календарь, основанный на цикле в 260 дней, и вера в то, что необходимо проливать человеческую кровь — либо собственную, либо пленников — в честь богов и предков.

На одном конце мезоамериканской истории располагаются астеки и их могущественная империя, самая известная из всех, так как их цивилизация была разрушена — и описана — испанскими конкистадорами. Языком империи астеков, которая частично затрагивала, но никогда не включала государства майя, был науатль, агглютинативный язык, к счастью, свободный от сложностей, которые делают языки майя такими трудными. Это был лингва франка большей части не-майяской Мезоамерики, используемый как торговцами, так и чиновниками.

А что же лежит на другом конце мезоамериканской истории, в более ранней ее части? Археологи прошли долгий путь, чтобы ответить на этот вопрос. Но сначала посмотрим, на какие временные отрезки подразделяется история Мезоамерики.