Вот что Кнорозов, вопреки общему мнению, говорит об «алфавите» Ланды:
«Знаки, приведенные Д. де Ланда, несмотря на столетние нападки на него, действительно имеют то самое звуковое значение, который он им приписал. Это вовсе не означает, конечно, ни того, что эти знаки не могут иметь никаких других значений… ни того, что ими исчерпываются все фонетические знаки иероглифики майя».
Кнорозов согласен с допущением Валентини и Томпсона, что знаки, указанные информаторами Ланды, созвучны названиям букв испанского алфавита, которые Ланда произносил на староиспанском языке. Таким образом, b звучало бы как «бе», l — как «эле», s — как «эсе», а h жрец произнес бы как «аче». Согласно Валентини, сбитые с толку местные жители сопоставили эти звуки с изображениями идеограмм объектов, названия которых приблизительно напоминали то, что они слышали из уст священника, но эти знаки никоим образом не могли быть истолкованы как фонетические.
Кнорозов делает еще одно дополнение, основанное на его обширном знании письменностей древних народов в других частях мира. По его словам, большинство знаков, приведенных Ландой, были не буквенными, а слоговыми и, за исключением чистых гласных, каждый знак обозначает комбинацию согласного и гласного — СГ (как в японской письменности кана).
Принципы, в соответствии с которыми действовали писцы майя, аналогичны принципам других иероглифических систем:
1) знаки могут иметь более одной функции, то есть один иероглиф иногда может быть фонетическим, в других случаях обозначать морфему (наименьшую смысловую единицу)[107];
2) порядок письма может нарушаться в каллиграфических целях (принцип, известный египтологам со времен Шампольона);
3) фонетические знаки могут иногда добавляться к морфемным, чтобы уменьшить двусмысленность в чтении (вспомним, что фонетически-морфемные комбинации составляют большинство иероглифов в китайском письме).
Далее Кнорозов внимательно сравнивает некоторые тексты в кодексах, особенно в Дрезденском, с изображениями, которые их сопровождают. Помимо уникального астрономического содержания (таблицы движения Венеры и таблицы солнечных или лунных затмений) большая часть Дрезденского кодекса содержит бесчисленные 260-дневные подсчеты цольк’инов, разделенные различными способами. Каждый сегмент цольк’ина описывает действие конкретного божества в этот конкретный день. Над соответствующим богом или богиней находится текст, обычно содержащий четыре иероглифа, и по крайней мере один из них, как показали Зелер, Шелльхас и другие предшественники Кнорозова, должен иметь отношение к божеству; затем следует эпитет или предзнаменование. Напомним: это Уорф, в пух и прах разбитый Лонгом и Томпсоном, впервые определил, что первым из знаков в левом верхнем углу должен быть глагол или что-то в этом роде, а вторым, в верхнем правом углу, – объект.
В своей статье Кнорозов обращает внимание на отрывок в нижней части шестнадцатой страницы Дрезденского кодекса, где несколько раз изображена сидящей одна и та же богиня (почти наверняка это молодое лунное божество), лицо которой обращено влево. В тексте над ней ее иероглиф появляется в левом нижнем углу. На каждом рисунке прямо на ее затылке изображена особая птица. В первом случае это мифическая рогатая сова, давно опознанная как «птица Муван», связанная не только с подземным миром, но и с самым верхним, тринадцатым небом. Голову этого же существа можно найти в первой позиции в тексте, а перед ней стоит число 13, записанное при помощи точек и палочек. Логично, что остальные знаки в начальной позиции над нашей богиней Луны должны называть других птиц, связанных с ней, но мы увидим, что в отличие от «птицы Муван», они не имеют графического содержания. Зелер и его последователи, игнорируя «алфавит» Ланды, назвали бы их идеограммами или чем-то подобным. Посмотрим, что с ними делает наш молодой русский.
Рис. 34. Кнорозовская методология. Пояснения к примерам 1–9 см. в основном тексте.
Логика его рассуждения такова (рис. 34):
1) Начнем со знака «запад», впервые идентифицированного Леоном де Рони в 1875 году. Как мы видели в предыдущей главе, в юкатекском майя он читается как chik’in (чик’ин) и состоит из знака, похожего на хватающую руку (фонетический знак chi), за которым следует логографический знак «солнце», k’in.
2) Знак ku [k’u][108] Ланды плюс знак chi появляются над изображением Бога-Стервятника в Мадридском кодексе (параграф 40а) и в других местах. Таким образом, эта комбинация должна читаться как k’u-ch (i) или k’uch (к’уч) — «стервятник» в колониальном майя и современных майяских словарях; последний гласный комбинаций СГ-СГ остается немым при слоговой записи.
3) Знак cu [ku] Ланды плюс неизвестный знак над изображением индюка должен быть словом, читавшимся в колониальном и современном майя как ku-tz(u) или kutz (куц) «индюк». Здесь Кнорозов впервые затрагивает принцип сингармонии, который развивает в более поздних работах: при записи СГ-С (Г) слов типа СГС гласный второго слога обычно (но не всегда) такой же, как гласный первого слога. Поэтому неизвестный знак должен быть tzu.
4) Знак cu [ku] плюс неизвестный знак над изображением богини Луны, несущей ношу (Дрезденский кодекс, 16b и в других местах), должны давать запись ku-ch(u) или kuch (куч) «бремя». Таким образом, неизвестный знак — это chu.
5) Знак chu плюс ca [ka] Ланды плюс ah или ha Ланды над изображением бога-пленника дает запись chu-ka-ah, chukah (чуках) «захвачен». Мы увидим, что это чтение сыграет решающую роль в дешифровке монументальных надписей классических городов.
6) В Дрезденском кодексе (страница 19a) в позиции, которая должна содержать число 11 по системе точек и палочек над столбцом знаков дня, есть три символа. Первый из них стерт, но второй — это один из знаков Ланды для l, то есть предположительно l с неизвестным гласным, а третий — cu [ku]. Так как 11 — это buluk (булук) в юкатекском майя, пропущенный знак должен быть bu, а второй знак для l Ланды — lu.
7) Знак tzu плюс lu над изображением Бога-Собаки в Дрезденском кодексе (21b) и в других местах должен читаться tzu-l(u) или tzul (цуль) — «собака» в одном из самых ранних словарей майя — «Словаре из Мотуля».
8) Возвращаясь к нашей богине Луны с птицами, где она изображена с кецалем: соответствующий иероглиф представляет собой удвоенный знак ku [k’u] Ланды. Это должна быть запись k’u-k’(u), k’uk’ (к’ук’) — «кецаль» на всех языках майя.
9) Неизвестный знак плюс удвоенный знак o (по Ланде) над богиней, изображенной с попугаем ара, должен читаться как mo-o-o или mo’o (мо’о) «попугай ара». Таким образом, неизвестный иероглиф — это mo.
А что насчет иероглифа, который следует за именем каждой птицы?
Кнорозов отмечает фонетическую замену обычного логографического знака месяца Муван (чаще всего он изображается как голова «птицы Муван»), в котором первый знак представляет собой картуш с завитком в нем; таким образом, Кнорозов читает его как слог mu. Он предшествует знаку ti Ланды в иероглифической комбинации, упомянутой выше, а ей, в свою очередь, предшествует u Ланды — притяжательное местоимение 3-го лица. Поэтому мы должны прочитать эту комбинацию как u mu-t(i) или u mut (у мут) «ее птица (или предзнаменование)». Весь блок иероглифов в этом знаменитом отрывке должен быть проанализирован как «[имя птицы], ее птица (или предзнаменование), богиня Луны, предзнаменование или эпитет».
Кнорозов даже находит хороший пример фонетического подтверждения с логографическим знаком «небо, небеса» — kaan (каан), за которым следует аффикс, который он читает как na.
Честно признавая, что некоторые из его прочтений были впервые сделаны Сайрусом Томасом, которым он восхищался, Кнорозов отмечает, что прочтенные слова являются обычными, хорошо известными во всех юкатекских словарях, а не какими-то гипотетическими. Его эпохальная статья завершается так: «Система письменности майя является типичной иероглификой и по своим написаниям слов не отличается от известных иероглифических систем».
Если Кнорозов прав, то «алфавит» Ланды действительно был Розеттским камнем для разгадки письменности майя и кнорозовская методология привела бы к ее полной дешифровке.
Советские СМИ не замедлили раструбить об истории, которая утверждала научный приоритет СССР. Достижения Кнорозова транслировались по всему миру, сообщение появилось даже на страницах «New York Times» от 13 августа 1952 года[109]. Западным эпиграфистам была брошена перчатка, а Томпсон был не тем человеком, который спокойно проглотил бы такой вызов.
Томпсон решил дать первый залп в своей односторонней войне с Кнорозовым в 1953 году в мексиканском журнале «Yan»{194} — недолговечном антропологическом издании под редакцией Кармен Кук де Леонард, хорошего друга Эрика, которая постоянно конфликтовала с мексиканским Национальным институтом антропологии и истории. Первый же абзац Эрика дает читателю подсказку о том, что за ним последует:
«В последние годы исходящие из Москвы претензии на “впервые в мире” перешли от изобретения подводной лодки к изобретению бейсбола. Малоизвестное заявление подобного рода относится к открытию принципов, которые являются ключом к расшифровке иероглифического письма майя Центральной Америки…».