:
«В рецензии (той, что вышла в журнале “Yan”. – М.К.) я довольно пространно изложил мое неблагоприятное впечатление о первой статье этого русского Кнорозова, который, идя по стопам столь многих дискредитированных энтузиастов, утверждает, что обнаружил приютившийся в лоне марксистской философии ключ к расшифровке иероглифов майя. Недавно появилась его вторая и гораздо более полная публикация, содержащая большое количество предполагаемых дешифровок. Мой энтузиазм по-прежнему крайне заморожен».
Несмотря на утверждение о бесполезности публикаций Кнорозова, Томпсон тратил немало времени на их опровержение, хотя никогда не удосуживался даже внимание обратить на десятки сумасшедших и полусумасшедших попыток разгадать иероглифы майя, что появлялись каждое десятилетие. Но что сделало Кнорозова еще более опасным для престижа Томпсона, так это то, что его работа появилась на английском языке в журнале, который был и остается самым уважаемым для всех археологов США, будь то майянист или нет. Поэтому неудивительно, что суровая отповедь Эрика Кнорозову появилась в том же журнале в 1959 году{208}. Названный «Системы иероглифического письма Средней Америки и методы их дешифровки», этот текст демонстрирует все промахи Томпсона и отсутствие хотя бы одной сильной стороны в его методологии. Повторив еще раз аргументы Валентини об «алфавите» Ланды, он переходит к миссионерским системам письма, использовавшимся испанцами в Мексике XVI века, таким как тестерианское (ребусное) письмо, с помощью которого монахи пытались приобщить местное население к письму фонетическому, и предполагает, что «алфавит» Ланды был одной из таких попыток.
Томпсон рассматривает эти попытки как совершенно бесперспективные и бессмысленные: все они «полностью дискредитированы» (одно из любимых его выражений). Оставшуюся часть статьи он тратит на бомбардировку некоторых деталей дешифровок своего оппонента и более всего — на изменение обычного порядка чтения слева направо, игнорируя тот факт, что изменение порядка чтения из-за эстетических или каллиграфических соображений было указано Кнорозовым среди других его базовых иероглифических принципов.
Но наш друг Афанасий Кирхер гордился бы этим абзацем Эрика:
«Ни один посланник с огненным лицом меня не наставлял, как сказал Хаусман[127]. Я не могу утверждать ни что расшифровал иероглифы майя, ни что знаю какую-либо систему, которая заменила бы ту, которую я раскритиковал, потому что подозреваю, что письмо майя само выросло, как Топси[128]. Ребусные написания, безусловно, являются важным фактором, как и ребусные рисунки. Очевидно, что иероглифические элементы представляют как слова, так и слоги (часто омонимы). Существуют идеограммы, иероглифы, корни которых лежат в мифологии (так называемые метафорограммы. – М.К.) и кусочки с полдюжины других способов пытаться писать (курсив мой. — М.К.)».
В своем каталоге 1962 года Томпсон демонстрирует то же самое поверхностное понимание письменности: «Короче, нас смущает эта медленно растущая бессистемная мешанина. Конечно же, у мешанины не может быть ни ключа, ни замка[129]»{209}. Но на вопрос, как писец мог общаться при помощи такой мешанины или как такие сообщения могли быть прочитаны в любом смысле этого слова, Томпсон так и не ответил, так же как Кирхер тремя веками ранее.
Одна из последних диатриб Эрика против «красной угрозы» появилась в 1971 году в предисловии к третьему изданию его «Иероглифической письменности майя»{210}. Как обычно, Эрик ошибочно излагает позицию Кнорозова, утверждая, что последний рассматривает письменность майя только как фонетическую, а затем заносит над головой русского дубину холодной войны:
«Я считаю очень важным, что в фонетической системе, как и при взломе кода, скорость дешифровки увеличивается с каждым вновь установленным чтением. Прошло уже девятнадцать лет с тех пор, как под фанфары герольдов в камзолах из СССР было объявлено, что после почти столетия неудачных буржуазных усилий проблема была решена при помощи марксистско-ленинского подхода. Я бы с радостью совершил паломничество к могиле Маркса на Хайгейтском кладбище, чтобы выразить свою благодарность, если бы это было действительно так. Увы! Первый поток предполагаемых дешифровок так и не вырос в реку, как это должно быть при успешной разгадке фонетической системы, а давно высох».
В последний раз Томпсон лягнул Кнорозова в брошюре «Иероглифы майя без слез»{211}, вышедшей в Британском музее (1972), которая теперь выглядит чистым курьезом, несмотря на ее элегантный внешний вид (к слову, труды Кирхера тоже были опубликованы очень качественно — роскошные книжные альбомы своей эпохи).
Задним числом мы понимаем, что Томпсон был полностью неправ, а Кнорозов стоял на верном пути. Но и читатель может спросить, почему после статьи Кнорозова 1952 года потребовались годы, чтобы поток дешифровок вырос в реку? Почему дешифровка письма майя заняла так много времени по сравнению, скажем, с египетской письменностью, или клинописью, или иероглифическим хеттским? Жаль признать, но основная причина заключалась в том, что почти все пространство майянистики было владением одного очень влиятельного ученого, Эрика Томпсона, который в силу своей личности, доступа к ресурсам института Карнеги, обширных знаний и жесткого, даже жестокого ума оказался способен остановить русскую волну вплоть до своей кончины в 1975 году. Большинство майянистов той поры, а некоторые и по сей день имели слабую подготовку в лингвистике или эпиграфике и по умолчанию оставили эту сферу Эрику, который, бомбардируя каждый их шаг бесконечными ссылками на мертвых поэтов и греческих богов, фактически лишил их возможности критического мышления.
Даже крупная публикация Кнорозова на эту тему, огромная и подробная «Письменность индейцев майя»{212}, вышедшая в 1963 году, не произвела большого впечатления на сторонников Томпсона, хотя моя жена выполнила перевод ее избранных фрагментов с типично осторожным введением Тани. Я подставил под топор собственную шею в 1966 году, когда моя книга «Майя»{213} стала первой популярной работой о цивилизации майя, высоко оценивающей подход Кнорозова, – рецензии экспертов были абсолютно негативными. А в 1976 году Артур Демарест, тогда еще учившийся в Тулейнском университете Луизианы, смог опубликовать спорную и неосмотрительную критику дешифровки Кнорозова в уважаемой серии{214}, содержавшую весьма высокомерное утверждение: «Едва ли вызывает сомнение вывод, что кнорозовская дешифровка недействительна… Он не первый ученый, предложивший ошибочную дешифровку, и, вероятно, не последний».
Диссиденты вроде Дэйва Келли и меня оказались вне круга почитателей Эрика Томпсона по мере того, как развивались наши взгляды на письменность майя. Но за пределами археологии мы нашли целую группу союзников. Лингвисты не забыли беспардонного обращения Томпсона с их коллегами Бенджамином Уорфом и Арчибальдом Хиллом. Некоторые из специалистов по языкам майя, например, весьма уважаемый Флойд Лаунсбери из Йельского университета, высоко ценили работы Кнорозова и знали гораздо больше, чем Эрик, о системах письма в целом. И до меня даже донесся слух, что один выдающийся лингвист категорически утверждал, что, как только Томпсон отправится к праотцам, он, лингвист, тут же разгадает письмо майя!
Как бы самонадеянно это ни звучало, в том, что сказал анонимный филолог, была доля правды: взлет великой дешифровки наступил только после смерти Томпсона в 1975 году и вклад лингвистов в этот необыкновенный интеллектуальный подвиг был очень важным.
В последний год своей жизни Томпсон был удостоен рыцарского звания в знак признания его большого вклада в изучение майя. Понятия не имею, почему у меня было такое предчувствие, но, когда я увидел список новогодних наград, опубликованный в «New York Times», я уже знал, что увижу в нем имя Эрика. И оно там действительно было вместе с именем Чарли Чаплина. Я немедленно отправил Эрику свои поздравления. В его ответном благодарственном письме выражалось сожаление, что Альфред Моудсли не удостоился такой чести. Но Эрику она принадлежала по праву: ошибавшийся и упорствующий в своих заблуждениях, он тем не менее сыграл выдающуюся роль в изучении цивилизации майя. Я дорожу завещанной мне копией «Иероглифической письменности майя» с вклеенным туда письмом Эрика.
И все же почему Томпсон был так резко настроен против Кнорозова и всего, что тот сделал и опубликовал? Одной из причин могла быть его глубокая религиозность — отсюда и его метафорограммы, почти мистические кирхерианские объяснения иероглифов. Другой, возможно, была ненависть Томпсона к коммунизму и Советской России. Но его одержимость Кнорозовым до такой степени, что он из года в год громил русского ученого всеми правдами и неправдами, подсказывает мне кое-что еще: Томпсон боялся теорий Кнорозова, потому что в глубине души знал, что они верны.
Мои подозрения основываются на рассмотрении рисунков, иллюстрирующих иероглифы месяцев майя в «Иероглифической письменности майя»{215}. Для каждого месяца Томпсон заставил художника нарисовать серию иероглифов от самых ранних до самых поздних форм. Естественно, последним в каждой серии был иероглиф, появляющийся в «Сообщении о делах в Юкатане» Ланды. Названия месяцев, как они были известны накануне завоевания Юкатана, имели мало отношения к этим иероглифам, поскольку читались и произносились в классические времена. Соответственно, как мы теперь понимаем, информатор Ланды поставил перед некоторыми из названий месяцев полезные фонетические слоговые знаки, дающие их «современное» юкатекское звучание. Например, слева от месяца