ba-ka-b(a), bakab (бакаб), часто встречающиеся на монументах, я был уверен, что эти последние иероглифы называли владельца или покровителя и его (или ее) город. А если взять в расчет мою интерпретацию изображений на погребальной керамике майя как связанных с подземным миром, то неудивительно и второе мое предположение: «основной стандарт» может быть письменной формой заупокойного заклинания, подобно египетской Книге мертвых, оповещающей душу покойного о том, что она встретит на своем пути в Шибальбу. Вся история о близнецах-героях была своего рода притчей о смерти и преображении для элиты майя, так почему же не мог существовать текст или заклинание, помогающий уважаемым усопшим?
Это была всего лишь рабочая гипотеза, а гипотезы могут быть изменены или даже разрушены, когда появляются более правдоподобные объяснения. Так и случилось в 1980-х годах, по крайней мере частично, с моей гипотезой погребальных заупокойных заклинаний в «основном стандарте».
Выставка Гролье была лишь первой из нескольких выставок живописной керамики майя, которые я организовал. Вторая прошла в Принстонской художественной галерее, которой руководил Джилетт Гриффин{280}, а третья — в Израильском музее в Иерусалиме{281}. К тому времени камера Керра для изготовления развернутых изображений использовалась в полной мере. Я считал, что все материалы выставки, пусть даже они добыты грабителями (как, впрочем, большинство греческих горшков или китайских бронзовых сосудов), должны быть опубликованы в открытом доступе, чтобы специалисты могли их изучать.
Одна из разновидностей керамики была новой для майянистики: вазы были расписаны каллиграфически изящно, черным или коричневым по кремовому или светло-коричневому фону. Мне показалось, что они созданы теми же художниками-писцами, которые могли бы писать классические кодексы майя, поэтому я назвал их вазами в стиле кодексов. Вскоре «настоящие полевые археологи» объявили их все поддельными, поскольку никто и никогда не обнаруживал таких артефактов в раскопках. Со временем, однако, керамика в стиле кодексов была найдена сначала при раскопках в Накбе, а затем и на некоторых других памятниках, включая Калакмуль, так что очередной конфуз полевиков может быть забыт{282}.
Рис. 51. Боги-покровители писцов на вазах классического периода:
а) Бог-Кролик пишет в кодексе; б) обезьяны-писцы.
На некоторых из ваз в стиле кодексов были изображены пары особей с обезьяноподобными лицами, занимавшиеся письмом на сложенных в гармошку кодексах в обложках, покрытых шкурой ягуара. Эти радостные маньяки, как и другие боги-писцы, в одной руке держали кисточки, а в другой — чернильницы в форме половинки раковины (рис. 51){283}. И вновь меня поразили параллели с «Пополь-Вухом»: когда герои-близнецы были еще маленькими мальчиками, совершенствовавшимися в искусстве стрельбы из духовых трубок и охотившимися на птиц, их довольно строгая бабушка, пожилая Богиня-Создательница в космологии майя, отдавала предпочтение их противным старшим сводным братьям Хун-Бацу и Хун-Чуэну («1 Обезьяна» и «1 Ремесленник»). Однажды близнецы, с малых лет великие трикстеры, уговорили этих двух пакостников взобраться на высокое дерево, чтобы достать птиц, застрявших в ветвях, но сводные братья застряли там сами. С помощью магических средств близнецы наделили своих обидчиков длинными хвостами и пузатыми животами — другими словами, превратили их в обезьян, – и те не смогли спуститься на землю. Старуха громко посмеялась над их комическим видом, когда они вернулись домой. Как говорит рассказчик «Пополь-Вуха»,
«их призывали игроки на флейте и певцы в древние времена. Художники и мастера резьбы по камню также призывали их в прошедшие дни. Но они были превращены в животных и стали обезьянами, потому что они были высокомерными и оскорбляли своих младших братьев»[157].
Существуют убедительные доказательства, что культ обезьян или обезьян-писцов был широко распространен в древней Мезоамерике; более того, он засвидетельствован не только среди майя нагорий, но и на Юкатане времен испанского завоевания. Обезьяна была покровителем ремесленников, музыкантов и танцоров и у астеков. А почему бы и нет? Наши близкие родственники, обезьяны были самыми умными из животных, с которыми сталкивались майя, и потому возвысили их до божественного статуса, так же как египтяне сделали бога-павиана Тота покровителем своих писцов и искусства письма.
Я вернусь к писцам майя и их богам в следующей главе.
Открытие новой рукописи майя — чрезвычайно редкое событие. Дрезденский кодекс, по всей вероятности, захваченный Кортесом на Юкатане и доставленный в Европу в 1519 году, привлек внимание ученых только в XVIII веке, Мадридский стал известен в двух частях где-то в середине XIX века, Парижский — примерно в то же время. С тех пор десятки претендентов на подлинно древнюю рукопись майя всплывали из ниоткуда и попадали в частные коллекции и музеи, но все они оказались поддельными. Я храню целую папку с фотографиями фальшивых рукописей, нарисованных на бумаге из коры или, чаще, на необработанной коже. Они выглядят и неумело, и уродливо — все без исключения. Современные «писцы», штампующие этот хлам, даже не удосуживаются ознакомиться с зачатками календаря майя, не говоря уже об иконографии и некалендарных иероглифах.
Но вот незадолго до открытия выставки Гролье мой друг рассказал мне о кодексе, который мог быть подлинным. Он принадлежал мексиканскому коллекционеру, доктору Хосуэ Саэнсу, и я отправился в Мехико. Предполагаемый кодекс был на бумаге из коры дерева, покрытой штуком, как и три подлинных кодекса, – впрочем, как и некоторые фальшивые. Но для меня этот кодекс, с его убедительными календарными знаками и фигурами божеств, нарисованными в гибридном майя-тольтекском стиле, слегка напоминающем рельефы Чичен-Ицы, выглядел настоящим.
Как он попал в руки доктора Саэнса? История просто фантастическая.
Однажды к Саэнсу подошел человек и предложил отвезти его в некое место, где ему покажут недавно отысканные древние сокровища. И вот Саэнс в сопровождении нескольких незнакомцев полетел на легком самолете неизвестно куда. Его спутники накрыли компас тканью, чтобы доктор не мог отследить путь, но Саэнс много путешествовал и определил, что они должны были находиться где-то в предгорьях Сьерра-де-Чьяпас, недалеко от прибрежной равнины Мексиканского залива.
После приземления доктору принесли предметы, которые, как ему сказали, были найдены в сухой пещере в этом районе. «Находки» включали мозаичную маску, относящуюся к позднему постклассическому периоду, небольшую шкатулку с вырезанными иероглифами, в том числе с эмблемным иероглифом города Тортугеро (вероятно, место, куда привезли Саэнса, находилось недалеко от этого города-побратима Паленке, ныне полностью разрушенного), жертвенный кремневый нож с деревянной рукояткой в форме руки и кодекс. Доктору было разрешено забрать эти артефакты в Мехико «для проверки», что означало, что он проверит их подлинность у своего консультанта, который зарабатывал на жизнь, проводя платные экспертизы для мексиканских и иностранных коллекционеров.
Эксперт объявил маску{284} подделкой (позднее она стала одним из сокровищ коллекции Дамбартон-Оакс), приговор по кодексу был таким же. Но Саэнс был настолько заинтригован всей этой историей, что все равно купил кодекс вместе с шкатулкой (ее развернутое изображение я опубликовал позже в серии материалов Паленкских круглых столов{285}).
Я вернулся в Нью-Хейвен с набором качественных фотографий кодекса, которые дал мне доктор Саэнс. Когда я показал их Флойду Лаунсбери, мы пришли к выводу, что видим десять страниц из 20-страничного календаря Венеры. Структурно страницы кодекса Саэнса были похожи на страницы с таблицами движения Венеры в Дрезденском кодексе, и в своем полном виде новоявленный кодекс охватил бы 65 циклов планеты. Тем не менее у него есть немало расхождений с Дрезденской рукописью, и самое важное состоит в том, что в нем изображены боги, сопровождающие все четыре фазы Венеры, а не только ее появление как утренней звезды. В мезоамериканском мировоззрении Венера была исключительно злобным небесным телом, и ее божества в новом кодексе, как и в Дрезденском, тоже изображены с метательным оружием и прочими зловещими атрибутами. Однако в отличие от Дрезденской рукописи интервалы, охватываемые каждой фазой Венеры (разделенные на промежутки в 236, 90, 250 и 8 дней, составляя всего 584 дня), записаны «кольцевыми числами», то есть числовыми коэффициентами по принципу точек и палочек, как будто перевязанными в узел.
Флойд и я были убеждены, что у Саэнса действительно оказался четвертый кодекс майя. Несмотря на то, что текст был чисто календарным, я попросил доктора одолжить кодекс для выставки, предположив, что его можно временно назвать «кодексом Гролье». Едва я разместил этот уникальный артефакт в витрине, как на выставку прибыли репортер и фотограф из «New York Times», и на следующий день кодекс Гролье появился в газете в виде несколько размытого снимка трех его страниц, к тому же снятых под углом.
Вскоре я получил дружеское письмо от Линтона Саттертуэйта из Филадельфии с просьбой дать более подробную информацию о кодексе. Чуть позже Линтон прислал мне копию письма, полученного им от Томпсона, который видел статью в «Times» (но ни разу не видел оригинала и не попросил у меня фотографий). Вкратце: Томпсон радостно объявил, что меня «надули» и так называемый «кодекс» — явная подделка. Но ко времени выхода каталога, который я назвал «Писец майя и его мир», у меня уже была радиоуглеродная дата фрагмента бумаги из коры, на которой написан кодекс, – 1230±30 год, дата почти идеальная для его гибридного майя-тольтекского стиля и иконографии