- Одевайся! Здесь, в полку, тебе делать нечего.- Голос майора звучал с неприятной хрипотцой.
Козлов начал одеваться.
- Глядите, товарищ полковник, какая он шкура! - изливал свои чувства разведчик. - Капитан, гвардеец! Ну и гад!
- Гад? - Козлов попытался улыбнуться.- Ну это уж слишком. Наверное, сгоряча?
- Помолчи, сволочь… Кому душу продал!
- Они схватили меня… В бессознательном состоянии.
- Всех вас, мерзавцев, берут в бессознательном. Небось и на фронте не был, загодя дезертировал? Кулацкий сынок, не иначе. Или из кутузки улизнул.
- Ладно, товарищ майор,- остановил увлекшегося разведчика полковник,- об этом поговорим с ним в другом месте. Нам важно было установить, что он заброшен как немецкий шпион… Заброшен минувшей ночью.
- А сколько документов ему наштамповали! И фамилию-то присвоил какую: Раевский! В рай после смерти собираешься? При жизни не хочешь?
- Я прошу вас, полковник,- сказал Козлов, обращаясь к комдиву,- успокоить майора. Это в интересах дела.
- Дела! - хмыкнул майор.- Вещи надо называть своими именами. И потом, что это ты диктуешь нам, как с тобой разговаривать? Да таких, как ты, надо перед строем… Понял?
Майор распалялся все больше. Конечно, его можно понять. С первого дня войны небось на передовой, каждый час рискует жизнью, потерял не одного дружка. Да и самого немецкие пули пометили - на правой стороне груди нашивки за ранение. А тут попался ему в руки человек, который, как он считал, наверняка дезертировал с поля боя, даже больше того - пошел заодно с врагом, против своих же. Что может быть гнуснее, омерзительнее предательства? И как ему, боевому армейскому разведчику, разговаривать с этакими типами?
Сердце у разведчика должно быть горячим, иначе какой же он разведчик!.. Ну а голова? Разве это хорошо, когда и она такая же?! «Следовало бы майору,- мысленно рассуждал Козлов,- маленько поостыть. А то ничего еще не узнал, ни в чем не разобрался - и уже в расход. Больно скор…»
- Шлепнуть успеете,- недовольно бросил Козлов.- Шлепнуть проще простого. А может быть, от меня больше пользы, когда я живой? Вы хоть подумали об этом, майор?
- Ну и наглец же ты, так называемый гвардии капитан! Почувствовал петлю на шее- и вон что запел! А сначала кем прикидывался? Представителем штаба фронта? Удался бы фокус - позор всей дивизии!
- Я поступаю, как велит мне совесть. На всех перекрестках о себе не трублю. Кому нужно - сказал.
- А кому именно? - быстро спросил следивший за разговором полковник.
- Здесь находится старший лейтенант из Москвы… Из Наркомата обороны. Вот ему… Одному ему…
- И что же ты ему сказал? - снова не удержался майор.- Неужто правду?
- В самом деле,- не повышая тона, спросил комдив,- что же вы сказали старшему лейтенанту?
- Почти все: кто я, кем и зачем сюда послан.
- Почему же не знает об этом командир полка?
- Я просил не докладывать ему.
- Так, так,- полковник, кажется, начинал верить,- это уже совсем другой коленкор. Надеюсь, вы учитываете, что старший лейтенант Шацкий еще не уехал.
- Да, вы можете спросить у него.
- Разыщите этого старшего лейтенанта,- сказал командир дивизии явно растерявшемуся майору.- И узнайте, действительно ли был такой разговор.
- Да чего тут проверять, товарищ полковник! Еще неизвестно, что за птица тот старший лейтенант. Может, он такой же старший лейтенант, как этот гвардии капитан!
- Проверьте его документы. Наконец, позвоните в штаб армии.
- Морочит он нам голову.- Майору явно не хотелось возиться с Козловым.- Я же его насквозь вижу.
- Удивительный вы человек, майор. Можно подумать, что из ваших голубых глаз исходят рентгеновы лучи,- не сдержался полковник.
- Так точно, исходят! - Майор повернулся и ловко выскользнул из палатки.
Возвратился дивизионный разведчик не скоро. Человек предусмотрительный, он не только расспросил Шацкого, но и посоветовал ему изложить свой рассказ в письменном виде. К огорчению майора, и устно и письменно Шацкий сообщил ему одно и то же.
Войдя в палатку, майор без особого энтузиазма доложил командиру дивизии о разговоре с москвичом.
- Здесь все зафиксировано,-он протянул листы из школьной тетради, исписанные карандашом,- так сказать, собственноручно…
Полковник улыбнулся чему-то и стал читать молча:
«Я, инструктор экспертирования НКО старший лейтенант Шацкий Петр Александрович, подтверждаю, что. сегодня, 22 июня 1943 года, в четыре или пять часов утра ко мне пришел начальник штаба полка, разбудил меня и сказал, чтобы я поговорил с одним капитаном, личность которого подозрительна. Когда я вышел из своей палатки, то капитан был уже на подходе. Я предъявил капитану свое командировочное удостоверение, он мне - удостоверение личности, а затем удостоверение разведотдела Западного фронта. Затем он предложил мне отойти в сторону. Отойдя на 50 метров, капитан попросил меня оказать содействие, чтобы его быстрее доставили в штаб фронта.
- Это надо сделать через командира полка,- сказал я.
- Я не могу всего говорить командиру полка,- волнуясь, ответил он и помолчал.- Понимаете, не могу. Поскольку вы являетесь представителем Генштаба, вам скажу: прислан я сюда со специальным заданием. Сегодня ночью сброшен со скоростного немецкого бомбардировщика. Имею чрезвычайно важные сведения, которые должен доставить начальнику разведывательного отдела фронта…»
- Выходит, он не обманывает нас,- дочитав написанное Шацким, сказал командир дивизии.- А вы-«насквозь вижу»…
- Ошибся, товарищ полковник!
- Разведчику ошибаться не положено… Как и саперу… Ну что ж, теперь можно согласиться, что гвардии капитан Раевский явился к нам по собственной инициативе. Это коренным образом меняет положение дела.
- Невероятно! - Майор не сдавал своих позиций.
- И вероятно, и факт! - сказал полковник, впервые повысив голос. - Он же наш, русский. В плен его взяли силой и силой принудили стать агентом. Пока держали в своих лапах - будто бы повиновался. А выпустили из клетки - он сразу к нам. Ведь вы, наверное, воевали? - обратился командир дивизии к Козлову.- И, отправляясь на фронт, надеялись праздновать победу за победой? Ведь так же?
Козлов отрицательно покачал головой:
- Нет, тогда уже не надеялся… На фронт меня отправили в июле сорок первого. А что было до этого? Одни поражения! Мы думали лишь о том, как бы остановить немца. Но в первом же бою, под Вязьмой, от нашего полка остались рожки да ножки.
- А если бы вас не разбили? Если бы полк перешел в контрнаступление?
- Тогда, наверное, и я воевал бы… До сих пор…
- Почему наверное? Наверняка! - оживился командир дивизии.- Да еще как! Вся грудь была бы в орденах и медалях. И гвардейский значок по праву носил бы… А так сплошная бутафория… К тому же неграмотная. Педантичные фрицы не заметили, что значок у гвардейцев теперь на правой стороне груди. Спросили бы у начштаба полка Чанова. Глазастый он у нас, черт, - комдив перевел взгляд на своего разведчика,- не забудьте со временем представить его к поощрению.- После небольшой паузы спросил: - Ну а с этим-то что делать будем? Поверим или под трибунал, а?
Полковнику было за пятьдесят, повидал он на своем веку, конечно, всего, особенно за эти два военных года. Разные люди служили в его дивизии, попадались и отпетые негодяи, из-за собственной трусости оставлявшие поле боя, поднимавшие перед фашистскими убийцами руки… ©н научился раскусывать этих людишек и видел их насквозь. А ненавидел он их даже больше, чем самих фашистов. Но вот сейчас перед ним сидел человек, тоже побывавший в плену, однако на него у полковника не было ни малейшей злости.
Вопрос комдива привел разведчика в замешательство. Он не мог не уловить в отношении своего командира к немецкому парашютисту некоторого сочувствия и даже доброты, что пока никак не укладывалось в его голове. Тем более что сам он с первой же минуты не скрывал своих чувств к ночному гостю. Более того, задержание в одном из полков дивизии, в которой он служил, фашистского разведчика было для него равнозначно крупной победе в бою. Как поступали в подобных случаях с вражескими лазутчиками, полковник хорошо знал. Почему же он на этот раз спрашивает совета у подчиненного?
- Я полагаю,- майор все еще цеплялся за свои позиции,-с ним надо тщательно разобраться. Мы еще не выслушали свидетелей, очевидцев происшедшего, не затребовали от них положенных в таких случаях показаний. На чем основываться? Достаточно ли этих торопливо исписанных листков старшего лейтенанта Шацкого?
- Может быть, и достаточно,- равнодушно обронил комдив.
- Ну если так…- майор развел руками.
- Так, товарищ майор, так. Иногда итак,- несколько раз повторил командир дивизии.- Конечно, в полку обязаны соответствующим образом все оформить и представить нам письменный рапорт. Но мы, полагаю, можем сметь и свое суждение иметь. Что касается меня, то я глубоко убежден, что так называемый гвардии капитан Раевский пришел к. нам с чистой совестью. Я верю ему. Не знаю, хорошо это или плохо, но верю. Его просьбу - не поднимать шума в полку - надо учесть. Пусть пока считают, что парашютиста мы проморгали.
Командир дивизии велел майору уточнить для доклада вышестоящему командованию, когда и где приземлился парашютист, что и в каком месте найдено во время прочесывания леса и о чем говорил капитан Раевский с рядовыми бойцами и с начальником штаба полка.
- Его увезем с собой,- полковник кивнул в сторону Козлова,- как представителя разведотдела фронта. Багаж тоже прихватим. Надеюсь, гвардии капитан не возражает? Или поездка с нами не входит в ваши планы?
- С вами я охотно,- Козлов искренне обрадовался.- Надеюсь, вы отправите меня потом и дальше?
- Куда именно?- насторожился майор, которому не хотелось выпускать из своих рук шпиона.
- В разведотдел штаба фронта,- подсказал комдив.
- И дальше?
- А дальше я не могу.- Полковник встал из-за стола, дав понять, что пора ехать.- На «дальше» моих прав не хватает…