— Да, как-то в школе я повздорил с одноклассником, там была какая-то история с карандашами, но я даже не помню, с чем конкретно был связан конфликт, то ли он мне подсунул свой сломанный, то ли я перепутал и взял его, вместо своего, не суть важно, просто по итогу он обиделся и подговорил своего дружка, который сидел за партой позади меня, закрасить мой стул мелом, чтобы я испачкался, что собственно и произошло. Я был вне себя от негодования, хотел разораться на него, но вокруг были другие одноклассники и среди них девчонки, одна из которых мне тогда сильно нравилась. Поэтому я сдержался, лишь что-то невнятное пробормотал и назвал его «идиотом», хотя внутренне хотел избить его до отключки. Я постеснялся, не хотел, чтобы увидели, как я психую, дерусь и кричу на окружающих. И я не хотел, чтобы остальные увидели, как негодяй испачкал меня, ведь если бы я поднял шум, то весь класс бы обратил на это внимание, а так пятно видело только несколько человек сидящих позади меня. Которые, может быть, и рассказали об этом остальным, но это уже не так сильно волновало меня, как мой внешний статус, который мог быть подорван в глазах большого количества людей, если бы я устроил скандал. Хотя я бы и заслужил уважение, если бы дал обидчику должный отпор, но что-то меня сдержало. Даже не знаю, во благо ли это послужило или нет, но мне все же было как-то стыдно, что я не наказал виновника по всей строгости.
— В детстве мы часто стесняемся проявить какие-то чувства или эмоции, считаем, что будем выглядеть как-то глупо и смешно в чужих глазах, поэтому сдерживаем себя, это абсолютно нормальное явление, но зато оно сыграло тебе на руку в тот момент, ведь ты не наломал дров, сдержал себя, избавил от ненужных неприятностей, от которых бы потом пришлось выгребаться, — похвалил я.
— Возможно, в этом и есть какой-то плюс, — согласился мистер Блэнкс.
— И вполне себе весомый. Если бы ты перед каждым срывом успевал все тщательно проанализировать, то я более чем уверен, что твои гневные порывы сократились бы до минимума.
— Предлагаешь мне взять в пример себя в ранние годы? — рассмеялся Оливер.
— Ну не то, чтобы учиться у себя в раннем детстве, нет, я предлагаю брать тебе лишь преимущества, которыми ты обладал в те годы. Ведь ты осознавал, что некоторые поступки недопустимы в кругу общества, поэтому пресекал их, тебе хватало для этого внутренней силы, ведь ты еще не был так зависим от собственного гнева, — посоветовал я своему собеседнику.
— А ну это… Это я понимаю, ты верное дело говоришь! Тогда я не бы еще так близок со своей болезнью, настолько, насколько я сроднился с ней сейчас.
— Вот и хорошо, видишь, наше общение начало приносить нам определенные плоды, значит мы уже не стоим на месте. Ты же видишь это? — с радостным голосом обратился я к Оливеру, стараясь поддержать и вдохновить его одновременно.
— Ну да, мы ведь с тобой уже кое-что выяснили, и это, возможно, принесет мне какую-то пользу, — задумчиво произнес здоровяк.
— Мы выявили очень много полезных фактов, Оливер. Во-первых, узнали, что твой гнев зародился в тебе еще в твои ранние годы. Во-вторых, что со временем болезнь лишь прогрессировала. В-третьих, ты осознал наличие проблемы в себе самом, а это самое важное достижение в нашем сегодняшнем разговоре, — отсчитал я, постепенно загибая пальцы.
— Согласен, мы уже значительно продвинулись, куда дальше, чем смог я за все время пребывания в этом злосчастном месте, — произнес Оливер, недовольно огибая взглядом помещение, в котором мы находились.
— Теперь нам необходимо найти источник возникновения твоего недуга, мы с тобой должны капнуть твое прошлое, чтобы найти момент зарождения внутреннего врага. А найдя его, мы сможем отыскать и оружие, которым сокрушим его, — я произнес это таким героическим тоном, что Оливер мгновенно отреагировал на мои слова, полностью расправив плечи, выпрямив спину и задрав подбородок, словно он одинокий воин, идущий на свою последнюю битву. На эту реакцию я и рассчитывал, ведь мистер Блэнкс когда-то сражался на ринге, показывая характер и волю к победе. Ему было хорошо знакомо это состояние, когда ты идешь на поединок со своим врагом, а мне просто надо было заставить здоровяка прочувствовать, что его внутренняя проблема — это именно враг, тот самый соперник, в схватке с которым необходимо проявить всю свою стойкость, напор и изобретательность. И, кажется, я добился этого пробуждения в сознании Оливера, так как он вскочил со своего кресла, чем на мгновение даже напугал меня, и начал расхаживать по комнате взад и вперед, что-то неразборчивое бормоча себе под нос. Я же предпочитал не вмешиваться, давая здоровяку возможность структурировать собственные мысли, прийти к полнейшему пониманию неизбежности предстоящей битвы, в которой ему просто смертельно необходимо одержать победу.
— Да, Джереми, ты чертовски прав! Ты сотню раз прав! Это неизбежная битва, это легендарное сражение, которое сотрясет земли, это великая схватка, в которой победит лишь сильнейший! — восторженно стал громыхать здоровяк, полностью подхваченный моей идеей.
— Оливер, теперь нам необходимо составить план действий, на основе которого мы и одержим победу в этой жесточайшей битве.
— Да, Джереми, согласен нельзя выходить на ринг без плана на бой, всегда необходимо подготовиться как следует, — поддержал меня собеседник.
— Тогда помоги мне, Оливер, скажи, как ты готовился к бою, что ты делал перед тем, как выйти и победить своего соперника? — я постарался отвести от себя роль ведущего полководца, переведя ее на мистера Блэнкса, чтобы он почувствовал себя тем, кто управляет всем процессом и принимает основные решения.
— Перед поединком я всегда тренируюсь усерднее, чем обычно, чаще всего два раза в день, иногда даже три, и перед боем, конечно, изучаю своего соперника, его стойку, передвижения, основные комбинации, сильные и слабые стороны, — стал увлеченно рассказывать здоровяк, словно вспоминая какие-то моменты своей спортивной жизни, тогда еще крайне активной и насыщенной.
— Вот, Оливер, это то, что нам нужно! — радостно воскликнул я, да так резко, что даже огромный Оливер на мгновение пошатнулся от неожиданности, после чего передумал ходить по комнате и плюхнулся обратно в кресло.
— Нам необходимо начать тренироваться? — удивленно произнес он.
— Нет, хотя и это тоже. Нам необходимо как следует изучить твоего врага, его повадки, силу атаки, тоннаж ударов и крепкость его подбородка, — ухмыльнулся я.
— О, это мне нравится, это я люблю, — восторженно заявил мистер Блэнкс.
— Тогда перейдем к делу. Смотри, у нас есть соперник, назовем его мистер Гнев, он опасный, взрывной и абсолютно непредсказуемый боец. Он старается ударить быстро, внезапно и с максимальной силой. Что нам делать, когда мы сталкиваемся с таким спортсменом, который никогда не отступает? У тебя же были такие схватки, когда соперник никак не хотел отдавать тебе инициативу? — начал наседать я.
— Надо подумать, Джереми, — произнес Оливер, погрузившись в раздумья. Через несколько секунд он вновь заговорил: — Знаешь, а был такой соперник, который максимально подходит под описание этого мистера Гнева, это Джозеф Рамирес, он тогда представлял Флориду, жесткий тип, дрался, как зверь, назад вообще не отступал, просто монстр прессинга. Я потом слышал, что он неудачно руку сломал в каком-то бою, грустное дело. Там потом были какие-то проблемы со сращиванием костей, что в итоге он больше не мог бить правой рукой, в итоге ему пришлось завершить карьеру. А жаль, очень талантливый был боксер.
— Кто выиграл в том поединке, Оливер? — спросил я.
— Я победил раздельным решением судей, бой был очень близким, в первых раундах он лупил меня как хотел, а потом я начал подстраиваться под него, читая все его атаки, в итоге смог сократить разрыв в судейских баллах и буквально увел победу у него из-под носа, — Оливер вновь обрел форму напыщенного индюка.
— А как ты научился считывать его атаки? — поинтересовался я.
— Ну он всегда бил однотипные комбинации, сближался, начинал работать по корпусу, а когда я полностью переключался на защиту корпуса, то он мгновенно всаживал мне в голову два мощнейших хука. Вроде простая атака, но на ближней дистанции он был слишком хорош для меня. Я попросту не успевал вовремя ставить защиту, поэтому часто пропускал жесткие удары. Но потом я понял, что он навязывает мне свою игру, заставляет делать то, что ему выгодно, то, что неизбежно ведет меня к поражению. Поэтому я решил сменить манеру боя, стал держать его на дистанции, больше работать на отходе, постоянно встречая его голову скоростными джебами. Такая манера ведения боя была мне чужда, так как я старался закончить бой с ближней дистанции, но с этим парнем такое не проходило, там он был намного жестче и опаснее меня, там он бил как надо. Но новая манера боя спасла меня, я увидел бой под другим углом, с непривычного для себя ракурса, — Оливер рассказывал это с горделивым видом знатока, было видно, что ему приятно говорить о тех вещах, в которых он разбирался лучше всего, там он чувствовал себя как рыба в воде.
— А как же твой тренер, неужели он не давал тебе советы по смене тактики? — поинтересовался я. Мои познания в боксе были более чем скудными, но я не единожды видел бои по телевизору, поэтому прекрасно знал, что в углу у спортсмена находится тренер, который дает ему рекомендации во время поединка.
— Понимаешь, Джереми, я не был тем боксером, кто хорошо и быстро двигается на ногах, я был панчером, который вырубал людей четким попаданием с близкой дистанции, а дальняя дистанция мне совсем не подходила, не получалось мне работать на ней, не мое это. И тренер это прекрасно понимал, зная, что если я перейду на дальнюю дистанцию, то даже случайного шанса на победу у меня уже не будет, — пояснил здоровяк.
— Выходит, что ты принял решение вопреки советам своего наставника? — удивился я.
— Представляешь, в тот момент что-то щелкнуло в моей голове, и я сказал себе: «Оливер, мать твою, ты должен попробовать поменять тактику ведения боя, стать таким, каким он никогда тебя ранее не видел, стать тем, кого он не ожидал здесь увидеть. Обмани его!». Я так закричал в своей башке, что уже ничье мнение меня больше не интересовало, я стал играть с ним на дистанции, а он с каждой попыткой стал налетать на мой левый джеб, — вдохновленно рассказал Оливер.