— Джереми, я постараюсь быть такой, — промолвила она в ответ.
— Нет, ты не постараешься, ты будешь такой. Скажи мне это? — скомандовал я.
— Да, я буду такой, — нерешительно прозвучало в ответ.
— В такие слова сложно поверить, — покачал головой я.
— Я буду сильной, Джереми, — увереннее произнесла Элизабет.
— Пока ты меня не убедила, — я продолжал наблюдать за девушкой, заплаканное лицо которой внезапно стало меняться. Теперь из маленького и запуганного существа на меня смотрели глаза хищной львицы, готовой в одно мгновение броситься в атаку.
— Я сильная и могущественная, я сокрушу каждого, кто осмелится посягнуть на мое право и на мою свободу. Я больше не беззащитная девочка, которую можно попирать ногами, я бессмертная мощь, заключенная в человеческом теле, — горящие глаза Элизабет смотрели сквозь меня, погруженные куда-то вглубь собственного ума. Теперь перед мной сидел совершенно другой человек, перед мной сидел тот, кто смог отыскать истинную силу в своем тонком и хрупком теле.
Мы долго разговаривали с мисс Шифер, она поделилась со мной многими тайнами, терзавшими ее. Рассказала мне о жестоких поступках, творимых ее тираном-отцом, поделилась переживаниями, которые испытывала на протяжении всей своей жизни. Но теперь она больше не плакала и голос ее не дрожал при воспоминаниях о каких-то пугающих событиях, она говорила абсолютно спокойно и уверенно, будто все то происходящее не имело к ней никакого отношения, а если и имело, то никоим образом не задевало ее. Она открыла мне все карты, рассказав все то, о чем не осмеливалась сказать другим, даже самым близким и надежным людям. Больше это не являлось ее особенной внутренней болью. Теперь это стало очень неприятным и омерзительным, но при этом далеким событием, которое навсегда умерло вместе с ее прошлой детской жизнью. На прощание Элизабет обняла меня, назвав своим лучшим другом и сказала, что очень ждет выхода моей книги, которая, с ее слов, будет, безусловно, чудесным романом, раз его написал такой интересный и талантливый человек. Я же пообещал писать ей письма, если вдруг наши встречи больше не состоятся, но в глубине души почему-то точно был уверен, что никогда не увижу ее снова.
Доктор Шульц вывел мисс Шифер из кабинета, пообещав вернуться в компании моего следующего собеседника мистера Оливера Блэнкса. Который, как мне поведал сегодня профессор, особенно сильно дожидался встречи со мной, постоянно интересуясь у медицинского персонала не планирует ли мистер Смит посетить его сегодня или завтра. Когда доктор Шульц покинул кабинет, то в него тут же зашел профессор, который начал меня расспрашивать о результатах прошедшей встречи. Внезапно он о чем-то задумался, потом посмотрел на меня, извинился, и попросил остаться в кабинете, дожидаясь его или доктора Генриха Шульца, и выскочил за дверь. Видимо забыв сделать какое-то важное дело. Я же сел на стул и сделал несколько записей, касающихся диалога с мисс Шифер. А также поставив большой жирный плюсик напротив ее имени. Еще около пятнадцати минут я сидел в гордом одиночестве, дожидаясь появления кого-нибудь из докторов, но никто так и не появлялся, поэтому я просто сидел и чертил фигурки в своем ежедневнике, пытаясь немного отвлечь свое внимание от медленно подкрадывающегося ко мне волнения, вызванного переживанием о предстоящей встрече. Ведь сегодня именно тот день, когда я должен буду поставить точку в этом вопросе, сегодня будет написана завершающая глава моей книги, поэтому я все должен довести до логического финала и ошибиться мне ни в коем случае нельзя. Да! Да я себе не прощу, если не помогу этим ребятам одолеть охватившее их зло, я обязан помочь им, я бросил себе этот вызов, и выполню обещанное.
Наконец, дверь кабинета открылась и в помещение зашел доктор Шульц, следом за которым в комнату ввалился и мистер Блэнкс, который, завидев меня, широко улыбнулся и поднял вверх большой палец правой руки. Подозреваю, что моему знакомому было о чем рассказать мне, раз он встретил меня подобным жестом, предполагаю, что он все-таки пришел к какому-то решению своей проблемы, разработав подходящую тактику, как он это когда-то делал в каждом своем спортивном поединке.
Мы с Оливером Блэнксом зашли в переговорную комнату, а доктор Шульц закрыл за нами дверь. Здоровяк стал суетливо моститься в своем кресле, я же сел напротив и наблюдал за окончанием его манипуляций. Когда же он, наконец, закончил, то его крупное овальное лицо расплылось в огромной улыбке.
— Джереми, не хочешь узнать, как у меня дела? — с надменным видом поинтересовался он.
— Конечно хочу, Оливер! Как же твои дела? Как поживаешь? — спросил я.
— У меня все хорошо, мой друг. Я несколько дней посвятил тому, что занимался изучением своего соперника, оценивал его способности, отслеживал фирменные атаки и искал его слабые стороны. Я все свое время посвятил тому, чтобы раскусить этого негодяя, и поверь мне, кое чего я все-таки добился, — мистер Блэнкс горделиво смотрел на меня сверху вниз. Он смотрел так не потому, что хотел возвыситься, посчитав меня ничтожным. Причина была в другом: он был настолько огромным, что, даже сидя за столом нависал надо мной, подобно могучей горе, склонившейся над маленьким домишкой, построенным у ее подножия.
— Оливер, это прекрасно, теперь я с нетерпением жду, что же тебе удалось выяснить о своем сопернике, — с нескрываемым любопытством произнес я.
— Так вот, Джереми, мы с тобой долго общались на эту тему, и ты настолько сильно меня замотивировал, что я даже спать не мог, все только и думал, что о своем враге и о том, как сокрушить его. И вот к каким выводам я пришел в раздумьях бессонных ночей. Мой враг по имени Гнев очень суров и беспощаден, он абсолютно устойчив к любым проявлениям жалости, и запугать его тоже невозможно. Поэтому все знакомые мне неспортивные методы я сразу отсек, они с ним не работают. Его основными сильными сторонами является скорость, внезапность и прессинг… — оживленно начал рассказывать мистер Блэнкс, пока я не прервал его.
— А что такое прессинг, Оливер? Я не очень сильно разбираюсь в боксерской терминологии, — поинтересовался я.
— Это значит, Джереми, что он начинает сокрушать своего соперника беспрерывными атаками, безостановочно нанося удары со всех возможных углов, пока его оппонент не рухнет бесчувственно на настил ринга, — пояснил мне Оливер.
— Теперь все понятно. Извини, что прерываю, просто мне необходимо четкое понимание всех формулировок, чтобы ничего не упустить из твоего повествования, — сразу прояснил я.
— Я это прекрасно понимаю, Джереми, поэтому спрашивай, не стесняйся. Итак, кроме всего прочего, этот гнев имеет и свои слабости, на которые почему-то никто не обращает внимания, а ведь они есть! Во-первых, он слишком прямолинеен, он всегда идет прямо и напролом, никаких хитрых комбинаций, никаких обманок, просто прет на соперника и рубит его, на большее он и не способен. Во-вторых, он однотипен, он не использует никаких новых приемов и техник, одни и те же движения, которые любой разбирающийся в боксе уже бы давно прочитал. Вот только почему он так действует? Наверное потому, что он предпочел отточить до совершенства свои простейшие атаки, но довести их до такого уровня, что ни один соперник не сможет поспеть за ним, — задумчиво произнес мистер Блэнкс.
— Оливер, получается, что его сила кроется в его слабости, и наоборот? — спросил я.
— Да, все именно так, оно так закручено, что даже мозг ломается, — почесал лоб Оливер.
— Но ведь для тебя его сила это именно слабость, верно, Оливер? — уточнил я.
— Конечно, для меня это лишь показатель того, что он далеко не совершенный соперник, а значит, что и его можно одолеть. И я это непременно сделаю! — воскликнул здоровяк.
— Хорошо, Оливер, рассказывай дальше, что еще интересного тебе удалось выяснить? — вернул я собеседника к основной сути разговора.
— А еще я выяснил, что с выносливостью у него не очень хорошо обстоят дела. Он, как и все взрывные бойцы, много энергии тратит на свои первичные атаки, а потом его натиск постепенно начинает спадать, что в итоге приводит к усталости и он постепенно прекращает наносить удары. И самое главное, что это происходит не всегда, когда соперник упал в нокаут, иногда достаточно отвлечься и перевести свое внимание на что-то другое, как ты начинаешь терять свою высокую восприимчивость к его ударам, а потом вообще перестаешь их чувствовать. Вот только я пока не могу понять, как переключиться и не поддаваться его игре, которую он всеми силами старается навязать мне, — задумчиво пожал плечами мистер Блэнкс.
— А о чем ты думаешь, Оливер, когда он бьет тебя своими молниеносными ударами? — спросил я, вдруг осознавая, что начинаю догадываться где кроется ключ к победе над непобедимым соперником.
— Я обычно думаю над тем, как набить кому-нибудь морду или покалечить, ну или над тем, чтобы восстановить справедливость и отстоять свои права, — произнес Оливер.
— А кому ты планируешь набить морду? Тому, кто вывел тебя из себя именно в тот момент? — уточнил я.
— Да, какому-нибудь негодяю и подлецу, который возомнил о себе слишком много, найдя в себе смелость нанести мне оскорбление, — ответил здоровяк.
— Получается, что все твои силы направлены на то, чтобы сокрушить того, кто повел себя недостойно в твоих глазах. И в то время, пока ты тратишь все внимание на то, чтобы уследить за своим внешним — иллюзорным врагом, ты абсолютно теряешь из внимания своего внутреннего — истинного врага, который подкрадывается к тебе со спины и начинает наносить сокрушительные удары. В итоге он делает свое грязное дело и оставляет тебя одного, наедине с собственным поражением, — заключил я, и по моим словам было видно, что Оливера не очень радовало осознание этого факта, но и болезненной реакции он при этом не проявлял.
— Да, Джереми, получается, что он действительно бьет меня исподтишка, пока я луплю кого-нибудь другого. Выходит, что он еще хитрее и наглее, чем я думал, он нападает лишь тогда, когда я занят другим оппонентом. У него точно нет никакой чести и совести, раз он бьет соперников только со спины. Такие бойцы не заслуживают уважения! И вообще, Джереми, я нашел еще одну