Выйдя в общий холл, я замер, оценивая обстановку и одновременно занимаясь поиском двери, ведущей на регистрационный пост. Охранников, к счастью, не было видно, но был слышен шум работающего телевизора. Пройдя еще несколько шагов, я увидел, что дверь в их помещение закрыта, но в окошке горит свет. Вероятно, они просто включили телепередачу, чтобы отогнать сон, а дверь прикрыли, чтобы не шуметь на весь этаж. Найдя глазами регистрационный пост, я самым коротким путем, но самым быстром шагом, двинулся к нему, и уже буквально через мгновение оказался рядом с ним. Сейчас самое главное не паниковать и сохранять спокойствие, изображая будто я здесь работаю, иначе же при обнаружении они что-нибудь заподозрят. Благо я, помимо формы, нацепил еще и медицинскую маску, которая скрывала большую часть лица, поэтому опознать меня издалека было весьма проблематично, да и уверенности мне это значительно прибавляло. Ведь рисковать становится намного проще, если заранее знать, что никто не сможет распознать твое лицо. Мне очень повезло, что журнал лежал на самом видном месте, я сразу открыл его и стал искать фамилию Джефферсон. Спустя пару минут я нашел своего пациента, он находился в одиночной палате под номером триста пятьдесят девять. Отлично, теперь можно и возвращаться. Я закрыл журнал и пулей бросился обратно, про себя повторяя номер нужной мне палаты, чтобы не растерять его по дороге. И быстрым шагом, боясь быть замеченным, дотопал до коридора, где и скрылся за углом. Затем так же молниеносно я пролетел мимо кабинетов, где находились дежурные сотрудники и скрылся в крыле технических помещений, миновав которые, я, наконец, оказался у лестницы возле черного входа. И только сейчас я позволил себе спокойно выдохнуть, чувствуя, что все это время находился в максимальном напряжении, от которого мое сердце дико колотилось в груди, пытаясь вырваться наружу. «Триста пятьдесят девять» — повторял я себе, чтобы не забыть, пока бесшумно поднимался по лестнице на третий этаж психиатрической лечебницы. Я шел среди множества дверей, за которыми находились пациенты клиники, такие же люди, как и все, только обреченные на неизбежные страдания, совладать с которыми из них могли лишь немногие. И вот я стоял напротив палаты, на двери которой висела табличка с номером триста пятьдесят девать. Я вплотную подошел к двери и, прижавшись к ней, тихонько постучал указательным пальцем по ее поверхности. Но не успел я повторно произвести данную процедуру, как из-за двери раздался знакомый мне голос:
«— Я знал, что ты придешь. Я ждал тебя».
Глава 15Тайна последней загадки
— Привет, Роб, как твои дела? — шепотом поприветствовал я своего собеседника, стоящего за толстой дверью палаты.
— У меня все хорошо, я постоянно вспоминаю наши с вами разговоры и пытаюсь с их помощью найти какое-то решение своей проблемы, — ответил собеседник.
— Ответ всегда лежит где-то на поверхности, Роб, — подбодрил я.
— Да, согласен, но только стоит мне протянуть руку, как он мгновенно ускользает. Я чувствую, что он где-то рядом, но не могу достичь его, словно какой-то барьер, либо небольшая стена, встали прочной преградой между нами, не позволяя нам коснуться друг друга, — прозвучало в ответ.
— Прямо как эта дверь, стоящая, между нами, — ответил я.
— Да, именно так оно и выглядит, — согласился мой собеседник.
— Скажи, у тебя были какие-нибудь изменения за последние дни, что-то начало меняться в твоей жизни? — спросил я.
— Сложно сказать, я вроде понимаю некоторые вещи с помощью своего разума, но не могу изменить само отношение к ним, мне будто не хватает ума, эмоции мои всегда берут вверх, — сообщил Роб.
— А может потому, что почва для них недостаточно крепка? Может тебе необходимо укрепить сам фундамент, на котором выстроилось твое понимание, тогда твои эмоции признают собственную необоснованность? Ведь они не отдельны от нас, они также являются частью нашего сознания, только более глубокого и потаенного, а потому, чаще всего, и неосознанного, — ответил я.
— Но как это сделать, я не понимаю, я все время ищу выходы, но все они всегда заводят меня в тупик, — посетовал Роб.
— Роб, а что, если я скажу тебе, что ты не сумасшедший и все призраки, которых ты видишь, не являются твоими галлюцинациями? — спросил я.
— Но тогда чем же они являются? — прозвучал удивленный голос.
— Тебя это удивляет? — спросил я.
— Если честно, то да, — произнес собеседник.
— В том то и твоя проблема, Роб, ты сам признал себя безумцем, ты похоронил себя, как здравомыслящего человека. Тебя пугали не призраки, которые являлись к тебе по ночам, тебя пугало собственное сумасшествие, которое ты сам и породил, — ответил я.
— Я просто перестал верить в себя, из-за того, что ситуация моя никак не изменилась за все это время, — начал оправдываться Роб.
— Даже если так, то это не повод опускать руки, — отчитал я Роба.
— Возможно, что я действительно не совсем корректно воспринял все происходящее со мной, — согласился мой собеседник.
— Хорошо, Роб, а теперь представь, что призраки на самом деле есть, они и правда существуют, они живут и бродят среди нас, такие же реальные, как и мы сами. Просто еще один мир среди другого мира. Да, непривычный, да, другим неведомый, но ничем не хуже, чем наш собственный. Вопрос лишь в нашем восприятии и в нашей готовности видеть то, что скрыто, то, что неизбежно откроется каждому, кто возжелает заглянуть за декорации, чтобы узреть обратную сторону театральной сцены. И они не плод твоего больного воображения, они часть всеобщего мира, который открылся тебе, как одному из тех, кто был этого достоин. Это великий дар, к которому ты неправильно отнесся, — поведал я. После чего настала полная тишина, мистер Джефферсон больше ничего не говорил, он затих, углубившись в собственные размышления, но я чувствовал его там за дверью, я даже слышал, как бьется его сердце, но он при этом продолжал молчать. Я уверен, что сказанное сильно ударило его, я знал, что именно там, в моих словах и скрывалась та самая истина, которая так ловко и изящно ускользала из рук моего друга. Именно сейчас произошло то, что старина Роб не мог сделать без моей помощи — разрушение той самой мучительной преграды, которая мешала ему добраться до заветной цели.
— Когда-то у меня в жизни произошла трагедия, мой лучший друг разбился на мотоцикле, когда ехал по трассе на огромной скорости. Дорога была мокрая после дождя, и он не учел этого, а может и учел, но сильно торопился. Он ехал на вокзал, чтобы встретить своих родителей, но в итоге никого не встретил, получив чудовищные травмы, несовместимые с жизнью. Эндрю был моим лучшим другом, мы с самого детства были вместе, все время шагали плечом к плечу, всегда поддерживали и выручали друг друга, если в жизни одного из нас вдруг случалась какая-то беда. Я помню тот день, не могу забыть его, он часто всплывает в моих воспоминаниях и приходит во снах. Тот самый ужасный момент, когда зазвонил телефон, я поднял трубку, а на том конце провода сообщили, что Эндрю больше нет. После этого я пролил очень много слез, долго не мог успокоиться, я все жаждал побыть со своим лучшим другом, хоть немного, совсем чуть-чуть, я даже думал о том, чтобы наложить на себя руки и встретиться с ним на той стороне. Но однажды я наткнулся в вечерней газете на объявление какого-то медиума, который за небольшую, даже символическую, сумму обещал устроить встречу с любым усопшими. Я тогда готов был даже на такое пойти. Но потом сел и начал отрезвлять себя, говоря, что я уже совсем потерял голову, раз готов позволить каким-то шарлатанам наживаться на моем горе. Успокоившись, я стал думать, чего же я хочу на самом деле, и вдруг понял, что сам хотел бы быть медиумом. Настоящим, не шарлатаном, а действительно тем, кто способен видеть и слышать мертвых, чтобы, благодаря своим способностям, наладить связь со своим лучшим другом. И я помню, как в сердцах, с небывалой мощью, я возжелал этого! И мои намерения были так сильны, что я даже сам поверил в то, что такое и вправду возможно. Я даже представлял себе, как я буду выглядеть, буду носить цилиндр, плащ и заведу дома птицу — ворона, не знаю почему, но именно так я себя и представлял. И где-нибудь в готичном особняке буду устраивать спиритические сеансы. Но на утро я понял всю абсурдность моей ночной фантазии, и забросил все это в глубокое мусорное ведро, да поры до времени, пока однажды, спустя несколько лет, среди ночи, я не увидел одного из них. Это был не Эндрю, это была девушка, которая пришла ко мне, чтобы рассказать о том, как она умерла. И она очень сожалела о произошедшем с ней, ей просто хотелось кому-то сказать об этом, кому-нибудь, кто сможет ее услышать. С тех пор все и началось. Вот только отреагировал я на это совсем не так, как изначально предполагал. Животный страх оказался сильнее, а за ним увязались и привычные мне стереотипы, поэтому любые представления и знания, которыми я обладал на поверхностном уровне, были моментально уничтожены. И в реальной ситуации сработало именно то, что было глубже всего вбито в мою голову. И да, ты абсолютно прав, я ведь испугался не столько призраков, сколько собственных желаний, притом еще старых и позабытых, — рассказал мне голос из-за двери.
— Но теперь же ты понял, что боялся лишь того, что являлось одним из законов этого мира, неведомого обычному человеку. Тебе лишь нужно было признать это и быть сильным, чтобы быть достойным его, — ответил я.
— Но я не был достаточно сильным для того, чтобы принять это, поэтому и сошел с ума, — ответил мне Роб.
— А сейчас ты достаточно сильный, чтобы принять это? — спросил я.
— Сейчас да. Теперь готов к тому, чего так искренне желал, — ответил мне мистер Джефферсон, голос которого стал значительно тверже и увереннее.
— Значит ты больше не чувствуешь себя сумасшедшим, теперь у тебя больше нет проблем? — уточнил я.
— Теперь у меня больше нет никаких проблем, мой друг, — прозвучало в ответ. Я стоял и улыбался, понимая, что теперь, наконец, справился со своей задачей. Я сделал то, что должен был сделать — довел до конца одну из основных глав своей книги. Теперь мне оставалось лишь встретиться со Сказочником, чтобы завершить все то, что было начато. Ведь тогда я поставлю жирную точку на всем этом, и цель моя будет героически достигнута. И только я, обрадованный, хотел немного расспросить Роба про Сказочника, как вдруг в конце коридора послышались какие-то шаги.