— Кто здесь? Покажись?! — раздался голос человека, бегущего по коридору в мою сторону. Благо, что освещение сейчас работало в дежурном режиме и видимость была чуть лучше, чем никакая, хотя человеческий силуэт здесь все равно было несложно разглядеть. Я мгновенно вскочил и бросился в противоположную от охранника сторону, туда, где располагалась лестница, ведущая к черному выходу.
— Скорее, он бежит к черному входу, перехвати его там, — крикнул, видимо, по рации, бегущий за мной охранник. Я же ускорился настолько, насколько только мог, мгновенно выскочив на лестничную площадку, где уже слышались шаги бегущего на перехват второго охранника. Недолго думая, я рванул наверх, на четвертый этаж, где со всех ног бросился к единственной знакомой мне палате под номером четыреста тринадцать. — «Если что, то спрячусь под кроватью, может повезет», — молниеносно пронеслось в моей голове. Домчавшись до нужной двери, я вихрем ворвался туда и нырнул под кровать. Я слышал, как охранники забежали следом за мной на четвертый этаж и как они переговаривались между собой, пока я лежал на холодном полу одиночной палаты, которая едва освещалась тусклыми фонарями из высокого окна с металлической решёткой.
— И куда же он делся? — спрашивал один.
— Я не знаю, я бежал прямо за ним, гнал его прямо на тебя, а он словно испарился, — ответил знакомый мне голос, который принадлежал ни кому иному, как охраннику Бобу. Который прекрасно знал о том, что я раньше скрывался в этой палате, но почему-то не бежал осматривать ее. Хотя может он и сделает это, прямо сейчас, внезапно ворвется сюда с криками: «Попался, мистер Смит!», и все на этом для меня закончится. Но ничего подобного не происходило, никто сюда не врывался. Лишь уходящие мужские голоса о чем-то тихонько шептали между собой. Где из всего сказанного, я смог разобрать лишь то, что один говорил другому, что это очень странное место и подобные вещи пугают его. А другой что-то бормотал про показалось и про то, что кому-то тоже не помешало бы провериться у здешнего психиатра. Спустя несколько секунд голоса окончательно стихли, видимо охранники покинули этаж и вернулись к себе на пост. Мне же пока придется переждать некоторое время, чтобы затем бесшумно выбраться из здания больницы.
Я сидел в палате, ставшей для меня уже привычным местом, здесь я впервые познакомился с загадочным ночным гостем по имени Сказочник, который безвозмездно открыл мне глаза на многие вещи в моей запутанной и неразумной жизни. Я посмотрел на часы, стрелки на них указывали ровно на два часа ночи. Получается, что ночь сейчас в самом разгаре, и у меня пока ещё есть время, чтобы успеть покинуть здание. Ведь уборка больницы начинается с половины шестого, а до этого времени я должен выбраться. И желательно это сделать как можно раньше, пока на улице еще не начало рассветать, чтобы все мои манипуляции с решеткой проходили в полной темноте, скрывающей мое отчаянное беззаконие. Будем считать, что у меня в запасе есть еще около полутра часов, после чего я должен буду поспешно ретироваться. Интересно, придет ли Сказочник навестить меня? Хотя он и сказал, что придет лишь в последний раз тогда, когда я буду готов к этой завершающей встрече, когда полностью преодолею себя во всех своих смыслах. И мне кажется, что я готов к последнему прощанию. Хотя я и понимал, что сейчас не самое подходящее время для разговоров, которые, возможно, привлекут внимание настороженных охранников, гнавшихся сегодня за мной по этажам. Да и вообще, если честно, то после сегодняшнего у меня лишь одно желание — поскорее смыться отсюда. Я чётко осознавал, что сразу мне нельзя покидать здание, так как охрана, вероятно, сейчас пребывает в состоянии максимальной чуткости, прислушиваясь к каждому подозрительному шороху, а, может быть, и вообще устраивает активное прочесывание больницы, начиная с нижних этажей. Я этого не знал наверняка, но лишь предполагал, строя различные догадки, которые, вполне возможно, были лишь моей разыгравшейся фантазией. Чтобы с пользой скоротать время, я достал свою записную книжку, где, при свете фонарика, стал делать записи по результату сегодняшнего посещения, куда также добавил некоторые новые мысли и идеи, которые я бы хотел отразить в своем произведении.
Мое творение практически окончено, осталось лишь напечатать все это на бумаге и поставить точку на своей заключительной главе, посвященной мистеру Сказочнику. И тогда будет выполнена еще одна важнейшая задача. Первая состояла в том, чтобы помочь трем моим друзьям найти выход из лабиринта каменных стен, возведенных их же собственным разумом. С этим я благополучно справился. Вторая задача заключалась в создании моей первой книги, которую я хотел посвятить чему-то действительно важному и стоящему из всего того, что происходит в нашем мире. И последняя цель, это полная трансформация моей личности, после которой я уже никогда не вернусь к своей прежней жизни, став совершенно другим человеком. Став тем, кем я и должен был стать изначально, если бы не был слишком слабым для того, чтобы осмелиться шагнуть на свой истинный путь. Тот путь, который был мне близок и понятен, который я чувствовал всем своим нутром, бесспорно, осознавая его величайшую значимость и его взаимную преданность моему внутреннему существу. Это глубокое чувство, которое ты испытываешь, когда все находится на своем месте, когда ты един абсолютно со всем: от легкого движения ветра, до громадного космического взрыва, вызванного столкновением величественных галактик. Все это и есть откровенная гармония, когда ты признаешь себя частью великого космоса, а его самого своей неотъемлемой составляющей. Это то, к чему я неминуемо должен прийти, то самое глубочайшее понимание, о котором говорил мне Сказочник в нашем последнем разговоре. И я почему-то бессомненно верю ему. А ведь ради чего я пришел сюда? Ради того, чтобы избежать смерти, которая стала бы моей скорой неизбежностью, если бы я не перестроил свой путь? Это и была моя основная цель — спасение от смерти? Или же от позора? Не знаю, что бы было в конце моего ошибочного пути, если сама дорога, ведущая к финалу, уже была для меня столь невыносимой. А все это явно весомее того, что находится в месте ее завершения. И если ранее мысли о смерти ещё пугали меня, то сейчас они стали для меня совершенно безразличными. Видимо что-то щелкнуло в моей голове за последние дни, что отношение ко всему вокруг стало безвозвратно меняться.
Я сидел на полу у стены и делал некоторые записи в записной книжке, при этом сжимая ртом карманный фонарик. Он подсвечивал мне текст, чтобы я мог более или менее разборчиво его написать. Я решил, что достаточно выждать около часа, после чего я мгновенно покину это место. Стоило мне полностью сосредоточится на своей работе, как вдруг внезапно раздался какой-то звук, будто кто-то тихонько поскребся в мою дверь. От неожиданности я чуть не выронил фонарик, сердце резко забилось, а рука с ручкой дернулась. Я беззвучно выключил фонарик, отложив его в сторону, и напрягшись, стал прислушиваться. В дверь вновь легонько поскреблись, словно кто-то по ту сторону провел ногтем по поверхности несколько раз подряд. Я полностью замер, стараясь не издавать ни звука, даже дышал максимально тихо, точнее даже почти не дышал, сосредоточившись на подозрительных звуках. А может это Сказочник пришел? Но он обычно сразу зовет меня по имени, а здесь лишь какие-то странные шорохи. Спустя тридцать секунд подозрительный звук вновь повторился, но я старался никак на него не реагировать, до последнего не выдавая себя, ведь никто же не мог знать, что я нахожусь здесь.
— Эй, я знаю, что вы здесь, поговорите, пожалуйста, со мной, — тихим шёпотом донеслось из-за двери. Но это был не голос Сказочника, и не голос охранника Боба, и вообще голос этот был мне абсолютно не знаком. — «А вдруг это кто-то из дежурного персонала помогает охране, проверяет палаты?» — пронеслось у меня в голове. — «Но ведь они бы тогда просто вошли», — парировал я.
— Я знаю, что вы здесь. Вы ведь многим уже помогли. И мне тоже очень нужна ваша помощь, вы моя последняя надежда, — вновь прозвучал незнакомый голос.
Все, тщательно взвесив, я решил, что все-таки стоит пойти на контакт, ведь если это кто-то, кому очень нужна помощь, то я еще долго буду мучить себя после того, как не отреагирую на его просьбу. Уж лучше рискнуть, чем вечно скрываться в страхе.
— Да, я слышу вас, — ответил я.
— Слава Богу, что вы слышите меня, а то я уже отчаялся, думал, что уже совсем сошел с ума разговаривая с дверью, — произнес голос.
— Кто вы и чем я могу помочь вам? — спросил я через дверь.
— Я простой человек, который серьезно болен, и в последнее время я сражаюсь со своей болью, но никак не могу победить ее. Я не знаю, как мне быть со всем этим. Поэтому я здесь и мне очень нужен ваш совет. Подскажите, как мне поступить? — спросил голос.
— А что за болезнь у вас? И как вы пытались с ней бороться? — спросил я.
— Это одно очень неприятное и неизлечимое заболевание. Из-за которого я трижды пытался покончить с собой, но никогда не мог довести это до конца, я до последнего цеплялся за жизнь, которой у меня никогда не было. Не думайте, что этим я совершал какую-то глупость, пытаясь сбежать от жизненных проблем, которые при желании всегда можно было бы решить. Нет, я не мальчик, страдающий от депрессии и не девочка, чье сердце терзает чувство неразделенной любви, нет здесь совсем другое, тут смерть лишь единственный выход. Она мое спасение, но я не могу преодолеть страх перед ней. Что же мне делать? Как мне поступить? — вновь спросил меня голос.
— Но разве борьба заключается в том, чтобы бежать от страданий? Я всегда считал, что она заключается в том, чтобы преодолевать их, терпеть их, и вновь возвращаться к прекрасной и счастливой жизни. Разве я не прав? — спросил я.
— А если нет больше прекрасной и счастливой жизни, если за всем этим только тьма, полная боли и мучений? Стоит ли ее терпеть? — спросил голос. И я задумался, а ведь действительно, мы ведь привыкли мыслить стереотипами, что любой самоубийца — это трус и слабак, испугавшийся встретиться со своими бедами лицом к лицу, пожелавший поскорее нырнуть в песок, не пожалев ради комфорта даже свою собственную жизнь. Но насколько же