Еще большущий подарок судьбы. – «Жизнь – сапожок непарный». – Мурашки от совпадений. – Встреча с Тамарой Владиславовной. – Повторное издание удалось! – Продолжение «Сапожка». – Презентация второй книги «На фоне звезд и страха».
С канала «Культура» мне дали почитать книгу с веселым, но вполне философским названием: «Жизнь – сапожок непарный». Автор жива, Тамара Владиславовна Петкевич, живет в Петербурге. Это как бы лагерная литература, но ничего подобного. Я довольно прилично знаю и Шаламова, и Гинзбург, и других, и, конечно, Солженицына. А это – удивительное, с истинным талантом написанное документальное, но совершенно художественное произведение.
В одном месте чтения по мне начали бегать мурашки. В лагере заключенная Третьякова приглашает автора (Тамару) зайти к ней в барак попить кофе – «получила посылку». Почему по мне бегут мурашки? Мой папа в лагере, из Москвы нельзя было посылать посылки, а только из Подмосковья и весом не более четырех килограммов. Все, кто ездил отправлять, брали и чужие посылки. Мне возить помогали мальчики, которые за мной ухаживали. В доме на Малой Бронной, ниже этажом от бабушки и тетки Жени, жила Таня Третьякова, с которой все дружили. Ее папа, писатель Третьяков, автор тогда знаменитой пьесы «Рычи, Китай», был расстрелян, а мама в лагере, она и получила посылку. Я ездила отправлять посылки папе, который был в лагере, и несколько раз брала и посылки для Третьяковой. При посылке был список ее содержимого, и там был кофе. Может, это был кофе не из мною посланной посылки, но мурашки побежали…
Первым порывом было позвонить Тамаре Владиславовне (телефон мне нашли). Но потом одумалась и решила себя проверить – на всех книга произведет такое впечатление – или это я такая сентиментальная? Даю почитать Кате, подругам. Все рыдают. Звоню подруге в Питер, чтобы взяла в Публичке. Там нет. В Ленинке тоже нет.
Тогда разузнаю, как книга была издана. В Питер приехал Эндрю Шарп, журналист из Австралии. Знакомые привели его в гости к Тамаре. Она, помимо всего, еще необыкновенная красавица, да и с обаянием. Рассказали ее историю и то, что это все есть в записи. Так надо издать?! Конечно, но нет денег. Он возвращается к себе в Австралию, работает, где только может, связывается с друзьями в Америке, которые отзываются. Присылает деньги в Петербург, и в 1993 году книга выходит. И, несмотря на нынешние времена, как бы даже приличным тиражом – пятнадцать тысяч. И за короткое время становится редкостью.
Тамара Владиславовна Петкевич
Не могу найти себе места: чужой, без языка, из Австралии (!) совершил такое, а мы, мнящие себя интеллигентами, не шелохаемся! Хочу, чтобы все прочитали, а книжек нет. Тогда, это уже спустя полгода после мурашек, звоню Тамаре Владиславовне, рассказываю, как себя сдержала, но теперь спрашиваю, кому принадлежат права, чтобы сделать еще издание. Объясняет, что после Петербурга издавали в Польше и Германии, но в данное время права ее. Объясняет, что у нее нет сил этим заниматься. Говорю: «А мне можете разрешить попробовать это сделать?» Ответ: «С радостью».
Общаюсь с нижегородским издательством ДЕКОМ, выпустившим книгу «Зяма – это же Гердт!». С ними дружу, но у них в этот момент нет денег. Думаю: кликну клич и соберу. Но опять Провидение!
В гостях у Рязанова встречаю Успенского, одного из хозяев издательства «Вагриус». Говорит мне: «Что это вы вашу книгу не у нас, а в каком-то Нижнем Новгороде издали?» – «Там очень хорошие, порядочные люди». И, набираясь решимости, говорю: «Если вы такие желанные, я дам вам книгу, которую необходимо издать». Соглашается. Через неделю звонит: «Мы будем это издавать».
Посылает к Тамаре редактора, заключают договор. Ура!
На протяжении почти года два раза в месяц звоню редактору и расспрашиваю, как дела. Она (редактор) немножко, как говорила наша Нюра, «неваляшка», то есть не торопится. Вдруг говорит мне: «Автор считает, что должны быть фотографии, а ведь это художественная литература!» Удалось убедить, что художественное (в этом и счастье!), поддержанное документом, становится еще весомее. И в 2004 году книга, начатая в 1959 году, выходит вторым изданием!
Автор получает массу откликов.
А затем, несмотря на внушительные цифры в паспорте – восемьдесят (!), начинает писать свою вторую книгу, потому что, как она сама пишет: «…на фоне меняющейся Истории возникает потребность дорассказать жизнь».
И в 2008 году выходит прямое продолжение «Сапожка» – книга «На фоне звезд и страха». Название взято как поэтический образ жизни персонажа из стихов Давида Самойлова:
Он пишет, бедный человек,
Свою историю, простую,
Без замысла, почти впустую
Он запечатлевает век.
А сам живёт на фоне звёзд,
На фоне снега и дождей,
На фоне слов, на фоне страхов,
На фоне снов, на фоне ахов!..
Общаемся по телефону. Выясняется, что много общих «имен». Удивляюсь, например, что Саша (Александр Моисеевич) Володин, с которым достаточно часто и близко общаемся, дружим, никогда о Тамаре не рассказывал, а был с ней вполне близко знаком. Гранин тоже обнаружился после второго выхода книги…
Однажды по дороге из Израиля в Петербург в Москву приезжает одна из персонажей «Сапожка» Кира Теверовская. Звонит: не могу ли и я поехать к Тамаре? Не могу, встречаемся, передаю какие-то подарочки. На обратном пути Кира звонит с единственным поручением: «Тамарочка просила вам сказать три слова – спасибо и вы же обещали!» Имеется в виду сказанное мной по телефону: «Приеду обязательно». Все бросаю и еду. Очень волнуюсь, обе ведь старые, а вдруг не понравимся друг другу? Сойти с ума!
С тех пор в каждой из нас чувство настоящей близости. Смею так говорить, потому что именно благодаря этому чувству разговариваем открыто, не стесняясь выражать свои ощущения.
Еще был праздник – когда вышла вторая книга, с моей подачи в Москве, в Доме литераторов, организовали презентацию. Не лучшим образом себя чувствуя, Тамара сдалась на уговоры и с помощью племянников приехала!
Собралась настоящая, увы, немногочисленная (собрались в малом, но набитом зале) интеллигентская компания. Говорили изумительно. По окончании не хочется расходиться, надо же выпить! И очень усталая Тамарочка соглашается на мои и племянников уговоры. Артисты сделаны из другого состава клеток, еще раз в этом убедилась! Незабываемый вечер!
Когда кто-нибудь из людей, которым доверяю, едет в Питер, делаю им подарок: посылаю к Тамаре (с ее позволения, конечно). Просто даже видеть ее – послание свыше…
С Кирой Теверовской познакомилась поближе – когда была в Израиле, съездила по ее приглашению к ней в Афулу. Тоже подарок судьбы!
Еще мечтаю, чтобы режиссер талантливый и с теплокровной душой сделал с хорошими артистами сериал по «Сапожку»! Обрыдается весь мир! И «Оскара» получит…
Глава 41Обожаемый город
Одесса. – Съемки «Ветра в городе». – Просмотр и потрясение. – Одесские друзья: Астаховы, Великановы. – Одесские речения. – Художник Ося Островский. – Борис Давидович Литвак и его Дом с Ангелом.
Были ли люди, не любившие Гердта? Думаю, да. Один приходит на ум сразу: директор театра Образцова Миклишанский, внешне вежливый, но написавший кляузу в КГБ. Еще, конечно, антисемиты в чиновничьей среде; их имен, слава богу, не знаю.
А всенародная любовь была, я о ней рассказывала. Но так, как его, уже называя Зямой, любили в Одессе, ни с чем не сравнить. Даже с Израилем, где было трудно ходить с ним пешком, потому что собиралась толпа: «Вы не насовсем? Почему? Оставайтесь!»
Но и Зяма платил Одессе безмерной любовью. Свой родной Себеж любил, старался бывать, а ради Одессы отменял все. В 1995 году он получил два очень лестных и выгодных предложения поехать в Америку. Отказался, ссылаясь на недомогание, а в конце холодного ноября мгновенно согласился сниматься в фильме какого-то молодого грека в роли директора цирка при сносном, но не очень интересном сценарии. «Почему?» – «Съемки же в Одессе!» Я: «Сценарий ведь не очень…» Зяма: «Я знаю, как сыграть, стыдно не будет». Я опять: «Декабрь, в Одессе тоже холодно и сыро!» – «Ничего, возьмем побольше шерстяного!» И ведь поехали…
Поселили на Пушкинской, в гостинице «Красная», люкс, но холодрыга лютая! По-моему, собрали обогреватели со всего отеля. Горничные иначе, чем «рыбонька вы наш», не обращались, взяв пример с Привоза, где уговаривали взять арбуз, помидоры – без денег, как гостинец. Таксисты брали плату после уговоров.
Настроение – великое дело! Зяма, будучи не очень уже здоровым, был в дивном настроении, ни на что не жаловался, а только радовался одесситам.
Фильм – «Ветер в городе» – сняли и расстались, поехав по домам встречать Новый год, с тем что озвучание будет весной и в Москве.
История печальная: озвучивать собрались в конце августа – сентябре 1996 года. Зяма уже выезжать на студию не мог и велел найти кого-нибудь с мало-мальски похожим голосом. Дальше ни Зяма до конца дней (18 ноября 1996 года), ни я о фильме не вспоминали, не до этого было…
В начале лета следующего года в Москве был кинофестиваль. Мне позвонили и попросили прийти на предфестивальный просмотр «Ветра в городе». Полностью забыв историю с фильмом, приехала одна, посадили в зал. Я, конечно, очень здоровая баба – начался фильм, появился Гердт и заговорил не своим голосом. И я в первый раз поняла, что его нет. Я не закричала, не заплакала, а застыла, окаменев. Кончилось, я вышла, сказала, что позвоню. Сидела в машине больше часа, не могла пошевелиться.
Наверно, когда я вышла из зала, у меня был вид, который киношников напугал: когда я позвонила, они послушали меня и не отдали фильм в показ. Я объяснила им свое состояние и сказала, что будет провал у зрителей и негодование, потому что Гердт без