своего голоса приведет их, как меня, к сердечному приступу.
Гердты и Астаховы. Одесса
До той зимней поездки мы бывали в Одессе очень часто: и на съемках двух фильмов по Бабелю, где Зяма играл Арье Лейба, и на «Юморинах», и просто для встреч с друзьями.
Астаховы – Аркадий и Галя, любимые всей Одессой. Он – эстрадник, и отсюда давнее знакомство с Гердтом. Конферансье, много работавший с Карцевым и Ильченко. Не любил выступать в зале филармонии – всегда шутил:
«Надо додуматься – в помещении биржи, построенной так, чтобы стоящий в метре от говорящего его не слышал, сделать филармонию!» Приезжали к нам в Москву. В Одессе дружили с нашими близкими друзьями – Великановыми.
Полина Великанова в гостях у Гердтов
Кирилл Антонович (Котя) и Полина Георгиевна (Поля) Великановы, мама Коти Любочка – известные всей Одессе врачи. Любочка, психиатр, когда сын привел юную красавицу Полю, приказала ему жениться, сделала ее не только дочкой, но и психиатром – кандидатом наук. А Котя стал знаменитым урологом, учеником знаменитого московского профессора Лопаткина. Два сына, Антон и Сергей, соответственно Тоник и Гуня, тоже стали хирургом и урологом.
С этой семьей дружили очень тесно. Бывали в квартире в городе, большой и уютной, но чаще на даче, на тринадцатой станции Фонтана. Дом открытый, гости, сказочно вкусная еда, дети со всей округи. Гуня сидит на дереве, Любочка (бабушка) просит слезно:
– Гуня, слезь, умоляю!
Никакого ответа. Продолжает, махнув рукой:
– А, стану я докладывать свое здоровье до твоего поведения!
Мы умираем от счастья: доктор наук! Она тоже хохочет и объясняет:
– Мы всегда так говорим, очень облегчает жизнь: стану я докладывать свое здоровье до этой кофточки (когда денег нет), и еще чего угодно!
Взяли на вооружение.
Одесские речения, конечно, феномен ярчайший русской речи: выходим из городского дома Великановых, у ворот на скамейке сидят две женщины. Накануне было хмуро, шел дождь, а сейчас дивное солнечное утро. Одна другой: «Как жалеют те, что умерли вчера!» Или вывеска: «Ремонт и изготовление импортных зонтиков». Кассирша в магазине смотрит на меня и вслух себе произносит: «Молодая, но совсем седая, неплохо! Что вам?» На море объявление: «Не умеющим плавать дальше буйка не заплывать!» На Привозе, слыхала сама, человек подходит к продавщице, и первое, что произносит: «А дешевле?» Всего не перечислить.
Грустно, но и здесь – печаль. Семья, служащая примером всем, распадается. Кирилл Антонович оставляет Полю и мальчиков и женится на другой женщине. Мальчики уже взрослые, сами женятся, а старший, Антон, успевает развестись и живет с мамой.
Любочка Великанова пришла посмотреть съемки. Доктор-психиатр и Зяма (Паниковский)
Как-то летом Зяма должен был ехать в Одессу на съемки, у меня отпуска не было, и с ним поехал подросший Орик. В перерыве съемки приехали к Поле и Антону обедать. Обслуживал обед Антон. Вышел, продолжая накрывать стол. Раздался грохот. Вбежав в соседнюю комнату, увидели Антона, хрипящего, лежащего ничком, без сознания. Полина – мама, но Доктор! Пыталась сделать массаж сердца и искусственное дыхание. Вызванная Зямой «скорая» приехала очень быстро, но сделать ничего не смогла… Набежали люди, кричащая бывшая жена Антона, Котя-папа, соседи. У Зямы было еще одно потрясение: Котя, отец, не подошёл к Поле… Для меня и Зямы он из нашей жизни ушел…
Поля осталась фактически одна, потому что младший, Сережа, женившись, вскоре уехал с женой Ирой в Израиль. Бывший глава семьи, бросив ее, вел себя неблагородно относительно Полины. Продал дачу, мы даже приезжали к нему, умоляя этого не делать и обещая помочь собрать деньги для покупки квартиры для новой семьи. Он обещал, но на обещания очень быстро плюнул… Бывая позже несколько раз в Одессе, с ним больше не встречались… Полины старые болячки взыгрывали, жилось очень трудно, на пенсии. Когда были в Израиле, повидались с Сережей (для нас Гуней). Он стал тоже вполне успешным урологом, но о маме не очень думал. Объяснили, что не очень существенная для него сумма в виде пятидесяти или даже ста долларов была бы для мамы очень нужной поддержкой. Обещал, но исполнил ли, не знаю…
Вспоминая Великановых, стараюсь вспоминать то время, когда любили всех членов семьи, оно было светлое…
Ося Островский с женой Галей и Таней Правдиной. Израиль
Одессу помню постоянно еще и потому, что во всех комнатах дачи висят работы Оси (Иосифа) Островского. Художник высокого класса, очень самостоятельный, разноплановый, близкий очень многим людям. Да и человек редкостный! Дружили на протяжении лет. Познакомил в Одессе Аркаша Астахов, повел в мастерскую к Осе. А дальше закрутились сами. Приехал в Москву, вместе поехали во Владимир, Суздаль и, конечно, к церкви Покрова на Нерли… У меня в спальне его рукой мои папа и мама, а Зямин крупный и, как раньше казалось, а теперь нет – парадный – в кабинете. Помогает…
Забрав жену, дочку и сына, Ося уехал в Израиль. Жили в Тель-Авиве. Когда я, без Зямы, а с Милой, была там, увиделись. Повез нас в «деревню» художников, где выставлялся. Уезжали, приехали прощаться, плакал. На следующий год мы были уже с Зямой и поехали в город Сдерот, куда его позвал жить мэр этого городка; организовал ему жилье и мастерскую.
Но, опять но!.. Ося трагично заболел, и его не стало… Когда мы опять были в Израиле, мне удалось организовать съемку Осиных работ, сделанных там. Есть, кроме тех, что висят в доме, на диске. Ося для меня в числе тех людей, которых особенно остро не хватает…
Еще один до боли нужный всем одессит – Борис Давидович Литвак, Боричка!
Бывая в Одессе, знакомились благодаря друзьям с разными, но счастливо замечательными людьми. Сегодня он (увы, ушел) – почетный гражданин Одессы и т. п., знают все: половина Одессы – его друзья и ученики. Двадцать пять лет назад было не так.
Этот человек уникален. Конечно, каждый человек уникален, но я употребляю это слово в главном его значении – единственный, редкостный (unicum). Его основное предназначение – делать добро.
Когда почти тридцать лет назад мы познакомились, Литвак, проработав в разных местах огромный срок, был директором спортивной школы олимпийского резерва. Но главной его заботой, которой он в это время отдавал все силы, было строительство Дома по мощи.
Коротко: у Бори и Рим мы Литваков была небесная дочка Ирочка, всеобщая любимица. Образованная, обожавшая их, приведшая доброго зятя и родившая внука Лешу. Но, опять – но!
Ирочка заболевает. Конечно, рак. Узнав об этом, сама сообщает отцу, который любит ее больше всех, больше жизни. И произносит слова, забыть их нельзя: «Папа, ты директор спортшколы, твои тренеры ходят по школам, выбирают самых высоких здоровых и красивых, самых готовых к жизни людей… Ты не хотел бы подумать о слабых и больных, которые ничего не могут сами, которые обречены, если им не помочь?..»
Катя, Таня, Боричка Литвак. Одесса
Сделали все, что можно, и в Америку возили, но диагноз был поставлен поздно и спасти не смогли.
Боря был уверен, что Ирочка «от Бога», и то, что он делает, это исполнение ее задания, ее завещания. Но мы тогда еще в России, и чтобы осуществить, казалось бы, святое дело, надо еще и «разрешение» получить, а не только деньги иметь. Разрешение кого? Власть придержащих. Горкомы, горсоветы, федеральные и т. п., и т. п.
Зяма (и я при нем) идет по указанным адресам «торговать лицом» и пытаться возвратить властным чиновникам их человеческое предназначение. Делал это, я свидетель, талантливо!
В доме с ангелом – Одесском центре реабилитации детей-инвалидов – есть стенд под заголовком «Благодаря этим людям центр построен и живет». На этом стенде все перечислены по алфавиту, имеется «Зиновий Гердт». Может быть, он видит? Было бы справедливо…
Об этом свершении в нашей сегодняшней жизни хочется рассказать очень подробно. Но, слава богу, это сделано, причем в высшей степени достойно. Вышла книга в 2001 и в 2010 годах (второе издание): автор Елена Карякина, «Дом с ангелом».
Не только советую, но прошу: книжку вряд ли купите, но используйте Интернет по адресу: Одесский центр реабилитации детей-инвалидов.
Там есть. Знаю: будете мне благодарны.
Глава 42Израиль в моей жизни
Чудо с приглашением. – Поездка с Милой Хесиной. – В гостях у Губермана. – Иерусалим. – Арабский базар. – Субботняя хала. – Гефсиманский сад. – Тихие американцы. – Точное знание.
Израиль интересовал меня давно, даже задолго до того, как туда уехали любимые люди. Потому что я – арабистка. Арабский и иврит имеют одного праотца – арамейский язык. Палестина – тоже ведь арабская страна. Нам, арабистам, выучить иврит было бы менее сложно, чем другим. Но не сложилось.
Никаких возможностей поехать туда не было, а визы были нужны довольно долго, ездили только по приглашениям.
Как-то я пришла к моей подруге, доставшейся мне от Лели (я писала о ней – звавшей меня в медицину). Лели не стало, но оставление мне в наследство хирурга-отоларинголога (но для взрослых) Милы Хесиной тоже было, думаю, не без помощи Высшей силы. Пришла к ней на работу – в больницу. Показывает: получила из Израиля приглашение приехать от сестры мужа – Фимы (Ефима Геннадьевича Махаринского). Я говорю:
– Как замечательно, ведь интересно ужасно!
А Милка:
– Ничего замечательного, Фиму не выпустят, у него «допуск», а одна я не поеду.
Это 1990 год, допуск – это работа с «закрытыми» материалами, темами, его получали через первый отдел, и те, кто был «допущен», были невыездные.
– Ну и что, поезжай одна! – советую я.
– Нет, одна боюсь, я нигде кроме Венгрии не была.
– Очень жалко, – продолжаю я.
– А ты бы поехала? – спрашивает Мила.