Правильно, Бен Ганн .
ПСБ Сработка
Маленький ликбез для непосвящённых.
Что такое сработка? Это когда срабатывает сигнальная система. А что такое сигнальная система? Это безумные километры колючей проволоки, намотанные вокруг необъятных просторов нашей Родины. И когда две нитки этой колючки замыкают между собой, или реже – рвутся, то и происходит эта самая сработка. И тогда к месту замыкания-разрыва устремляется команда любопытных человеков в зелёных фуражках, называемая тревожной группой или просто – тревожкой, с целью посмотреть, какой гад противный замыкает-рвёт казённую колючку? А чтобы остальным пограничникам не было обидно за неудовлетворённое любопытство, их всех выгоняют на перехват возможного нарушителя границы, где у них есть все шансы с этим нарушителем познакомиться поближе. Эта группа называется – заслон. Вот, собственно, и все. Довольно просто. Но вот как эта самая реакция на сработку выглядит со стороны, это целиком и полностью зависит от смотрящего…
Звучит Трубный Глас сирены, означающий нарушение Государственной Границы. Ранее, в предыдущем фильме, эти звуки означали неожиданный налёт Люфтваффе на Крещатик. Из-за угла появляется колонна пограничников, бегущая в ногу и построенная по росту. Все в новенькой форме, на штанах – свеженаглаженные стрелки, об которые можно запросто порезаться, вокруг свежевымытых шей – свежеподшитые подворотнички ослепительно-белого цвета, крючки застёгнуты, в сапоги можно глядеться, как в зеркало. На мощной груди каждого – куча красивых значков, медалек и прочей бижутерии, имеющих к погранвойскам такое же отношение, как золотое кольцо в носу к почётной медали Конгресса. У всех на суровых лицах сосредоточенная озабоченность безопасностью страны. Впереди – старый, мудрый прапорщик, переловивший на своём веку столько нарушителей, что ими можно было заново наполнить всю Колыму.
В предыдущем дубле все бежали в пилотках, но сторож Грицько, ранее живший на кордоне и за это взятый консультантом, точно помнил, что пограничники бегают исключительно в зелёных фуражках.
Колонна подбегает к длинной стойке с автоматами. Длина стойки такова, что конец её скрывается за горизонтом. Прапорщик на бегу хватает первый «калаш», все остальные, не останавливаясь ни на секунду, – последующие. Магазины, понятно, уже пристёгнуты.
Торжественное построение на плацу, где группа офицеров в новеньких кителях и галстуках, сосредоточенно склонилась над картой. Сурово-торжественная речь – и все бодро садятся в кузов свежевымытого грузовика.
Тем временем, тревожная группа преследует опасного нарушителя. Тот, понятно, отстреливается, кидается гранатами и выкрикивает антисоветские лозунги с сильным американским акцентом. Старший группы, молодой и очень отважный замполит, придерживая левой рукой фуражку, а правой поминутно поправляя галстук, бежит хитрым галсом, уклоняясь от вражеских пуль. В перерывах между противопульными зигзагами, он подбадривает подчинённых – сплошь отличников боевой и политической подготовки.
– Товарищ лейтенант, разрешите приступить к задержанию нарушителя Государственной Границы? – спрашивает здоровенная чепрачная овчарка, хищно внюхиваясь во вражеские следы.
– Товарищ Джульбарс! Вам приказываю задержать нарушителя Государственной Границы! – достав «макара» и передёрнув затвор, торжественно командует замполит.
Отважный Джульбарс, разогнавшись до скорости голодного гепарда и перекусив на лету парочку пуль, устремляется к подлой вражине. Замполит, поминутно передёргивая затвор, устремляется следом с той же скоростью.
Вот и повержен враг! Со снизившегося вертолёта выпрыгивает группа поддержки в полсотни человек с командиром отряда во главе и всеми штабными в качестве свиты. С подъехавшего грузовика строем вываливается все остальное население заставы. Массовка по численности становится сравнима с «Войной и миром».
Все смотрят на связанного нарушителя, который извивается, как змей на сковородке и пытается перегрызть себе вены. Или хотя бы раскусить ампулу с цианидом в воротнике… Или проглотить важный пакет… Или застрелиться из хитрой папиросы… Но все тщетно – мудрый прапорщик пресекает все попытки на корню.
А в самом конце, пока командование рассматривает отбитые у врага карты с расположением секретных фекальных коллекторов, все остальные запев про не-плачь-девчонку, с развёрнутыми знамёнами, стройными рядами уходят за горизонт.
Образцово-показательная застава образцово-показательного отряда. Ночь. Образцово-показательный «отбой». Все спят на правом боку в уставной позе, засунув ладошки под щёчку. Полная тишина. На банкетках перед кроватями идеально сложен чистейший камуфляж. Глядя на построение тапочек у кроватей, почётный караул у Мавзолея дедушки Ленина заливается краской стыда за свои расхлябанность и раздолбайство. Все замерли в ожидании неожиданной сработки в 4-20 утра.
На плацу – группа проверяющих. Одни с секундомерами, другие с лампасами, но сыто-коньячный выхлоп и строго-хищный взгляд у всех. Наступает 4-20. Главный вальяжно кивает огромной фуражкой, и начальник заставы строевым шагом подходит к микрофону.
– Застава!!! В ружьё!!! – говорит он голосом Левитана и нажимает гашетку на секундомере.
Заученно не мешая друг другу, все вскакивают и почти синхронно начинают одеваться, попутно побивая все рекорды. Дежурный в идеально отглаженном камуфляже с красивой повязкой на рукаве и с ярко начищенными знаками гостеприимно распахивает дверцы оружейки. Через пару минут все на плацу. Вооружение-снаряжение полностью, все необычайно бодры и задорны – зевают только собаки. Тревожка без суеты прыгает в новенький УАЗик и быстро уносится. Весь остальной физиологический раствор спокойно заливается в «шестьдесят шестой» и тоже покидает расположение. Проверка, полюбовавшись солидностью погрузки, торжественно рассаживается в свои лимузины и, не торопясь, следует к месту задержания особо опасного нарушителя.
– Слышь, старшой, ты глянь – опять Ваську Тюлькина в нарушители определили – шепчет овчарка своему вожатому – Снова, поди, нажрался, да замполита на фуй послал. Или к жене начфина опять клеился, кусяра озабоченная.
– Молчи давай! Сейчас твой выход будет. И смотри у меня, не как в прошлый раз, не за пятку его хватай, а толкай лапами в спину как учили! – сердито шепчет вожатый. – Вот и генералы подъехали. Внимание… Ф-а-а-с!!!
Весело виляя хвостом, барбос подбегает к нарушителю:
– Вась, здорово! Ну, как оно, ваше драгоценное? Головушка не бо-бо?
– Ты, это… Быстрей давай… – тяжело дышит с жестокого перепоя прапорщик Васька. – Сил уже нет по сопкам бегать…
– Ну, а чего ты тогда скачешь? Падай давай – я тебя уже поймал.
Нарушитель падает в мох, а над ним, нацепив на морду уставной оскал, грозно стоит овчарка. Подбежавшая тревожка не менее грозно лязгает затворами незаряженных автоматов и берет нарушителя на прицел.
– Тарищ ген-рал! Учебный наруш-тель условно зад-р-жан! – делает вид, что очень запыхался, старший тревожки. Вся остальная группа устало вытирает пот и счастливо улыбается. Вывалившая язык собака, тяжело привалившись к ногам вожатого, словно подтверждает всю сложность задержания опасного нарушителя…
Благодарности, знаки, внеочередные отпуска и прочее образцово-показательное счастье было не за горами…
Спальное помещение. Глубокая ночь. Синий фонарь над входом скупо освещает три десятка тел, спящих в самых разнообразных позах. Сонное бормотание и нервное дрыганье конечностями во сне. С тяжёлым дыханием может сравниться только тяжёлый дух казармы. Начавшийся было храп прекращает неведомо откуда прилетевший тапок, попавший храпящему бойцу по окончанию пищеварительного тракта. Тихонько входит сменившийся наряд, устало опускается на банкетку и, немного посидев, начинает, не торопясь, раздеваться – улыбнуться предстоящим трём часам сна сил уже нет…
– Пи… Пи… Пи… – самый противный звук на свете – это звук сработавшей системы. Наверное, так и звучит сигнал к началу Апокалипсиса.
– Мля-я-я-ять!!! – все мгновенно проснулись, но продолжают лежать в тех же позах, усиленно молясь всем богам, чтобы это очередной наряд забыл предупредить дежурного, что проходит через калитку, тем самым и рождая этот самый противный звук. Ведь в прошлом году так уже было… Авось, пронесёт…
– Застава, в ружье! – обречённо выдыхает дежурный – Четвёртый левый!
Все подрываются и, с помощью какой-то матери, умудряются с почти закрытыми глазами за пару секунд одеться. Организм действует на автопилоте, выполняя в тысячный раз ненавистное упражнение. Концентрация мысленных матюгов в данном кусочке ноосферы превосходит все мыслимые пределы. Такое чувство, что маты-перематы можно потрогать руками. Но без этого никак нельзя. Без подобного допинга мозги никак не проснутся, а уставшее тело криво намотает портянки и натянет чужие сапоги.
Вот в такие минуты злость нужна. Злость и агрессия ко всему остальному миру. Тогда появятся силы, и тогда все будет нормально… А ещё доброта нужна. Доброта и забота к своим друганам, бухающим сапогами рядом. И если в душе все это закипело, то тогда на этих двух полюсах, на этих двух потенциалах, и появляется напряжение, дающее тот самый ток, что приводит в движение всю машину погранзаставы.
А время бежит… Быстрее надо, быстрее…
Чёрт, портянки не просохли… А, кстати, где я сегодня? А, мля, точно – в заслоне, Лехин черед в тревожку лететь… Станция без аккумуляторов – а как они могут за два часа зарядиться? Ладно, ещё один – в мешок, на всякий случай… А вот и хрен тебе на рыло, хитрожопость майская – ты фонарь хватай… И подсумок мокрый… АКС, железяка любимая, как же ты мне надоел… И чего б тебе не весить чуть-чуть поменьше… Алё, народ! Какая редиска мою трубку прихватила?
Быстрее надо, быстрее…