– Девочки, выключите свет, фокус покажу.
Одна пошла к выключателю, другая встала и подошла к Олегу.
– Вай!! Марина, иди сюда!
Олег наслаждался эффектом. Теперь из темной комнаты выглядело это просто фантастически. Сколько хватало взгляда, под черным небом не было ничего. Серо-белое неподвижное море тумана ровным слоем покрывало землю до горизонта, спрятав под собой всю цивилизацию. А сверху ярко светили звезды, споря с Луной.
«Красиво встряли», – думал он, спускаясь по лестнице. Открыл дверь, выскочил на обжигающий воздух и упёрся в серый мрак. Видно было метров на пять. Одет был Олег в турецкий околошерстяной свитер на футболку и кожанку. Тёплая куртка вместе с шапочкой остались в кабине. Взяв направление, Олег прикрыл ладонями, обмороженные ещё в армии уши и побежал к самолёту. Пробежав метров сто, он медленно остановился. Самолёта не было. Не было вообще никаких самолётов. Видимость упала метров до трёх. Олег посмотрел по сторонам, пробежал пять метров вправо, затем десять влево, и ничего, кроме тумана, не увидел. Прошёл ещё вперёд, затем назад – всё тот же туман. Тогда он решил вернуться к терминалу, прислушался к себе, и, выбрав путь, быстрым шагом прошёл ещё метров пятьдесят. Ничего и никого. Ни машин, ни людей, ни гудящих самолётов. Где-то вдалеке изредка раздавались звуки автомобилей, но так как автостоянка находилась за высоким бетонным забором, звуки искажались, и определить направление можно было только примерно. Мороз давал о себе знать всё плотнее, бедра под джинсами, плечи, спина, пальцы рук, уши, пальцы ног очень быстро стали ощущать холод на себе. А туман жил своей жизнью и загустел уже до такой степени, что видно было чуть дальше вытянутой руки. Лёгкое очарование приключения уступило место заботе о спасении. Олег всегда был согласен с великим Амундсеном, который, погуляв на обоих полюсах, с досадой отметил, что к холоду привыкнуть невозможно.
Тогда Олег решил просто идти прямо, пока не придёт куда-нибудь. Решил и пошёл. Шёл он не очень долго и остановился у края бетона. Дальше была трава. Какой это край стоянки или рулёжки, понять было нельзя. И дальше идти было нельзя, не хватало ещё уйти за взлётно-посадочную полосу. «Хорошо», – подумал он, и решил найти любую белую полоску рулёжной разметки и идти по ней. Карманы рук не грели, расстегнув замок куртки и засунув ладони подмышки, Олег пошёл, глядя себе под ноги. И через несколько минут он увидел перед собой скос закрытой рампы транспортника Ан-26.
«Та-ак, рядом с нами никакого 26-го не было, и вообще нигде рядом не было, может, позже сел?» – Олег вернулся по полоске обратно до ответвления и быстро пошёл по другой. Мороз гнал его вперёд, а туман просто поражал воображение. С высоты роста не видно было земли. Приходилось идти, согнувшись крючком и привязавшись взглядом к спасительной линии. Постепенно набрав темп, он уже бежал. Бежать, согнувшись, оказывается, было удобно, пока по голове что-то пребольно не ударило. На секунду опешив, Олег схватился за темечко и поднял голову – это была удача– прямо перед лицом была грязноватая створка рампы родного Ил-76. Он взял правее, держась левой рукой за фюзеляж, упёрся в колеса шасси, обошёл их и, подойдя к стремянке, поднялся к двери. Дверь была не от его самолёта. И на ней стояла пластилиновая печать. Просто чтоб убедиться, что тут никого нет, Олег постучал и спустился на бетон. Вернулся наощупь к хвосту и, снова наклонившись, побежал за белой полоской.
Побегав ещё полчаса, он несколько раз стукался головой об «Аны», проскакивал под «Тушками», но нигде не было ни одного человека. Олег замёрз до самых внутренностей, пальцев на ногах уже не чувствовал, да и на руках гнулись с трудом. Кричать: «Помогите!» было стыдно, поэтому он крикнул: «Люди!». Получилось тихо. Он крикнул громче: «Люди-и!», потом ещё и ещё раз. Ничего не изменилось Туман, холод и тишина.
Отступать было нельзя, но и куда наступать, было совершенно не ясно.
Подумав, и отмотав в памяти назад все свои метания, Олег решил вернуться вдоль стоянок к месту начала блужданий. Он побежал по перрону вдоль полоски обратно, не отворачивая в полукружия поворотов на стоянки. Добежав до места, где полоска делала последний доворот, он повернул вслед за ней и в очередной раз приложился к створкам. Это был снова Ил-76. Ни на что не надеясь, Олег аккуратно, в белом мраке, обошёл шасси и поднялся по стремянке. Это была та дверь. С очагом папы Карло. Ручка двери была выдвинута. Он нажал на неё, но потянуть и открыть дверь рука не слушалась. Он постучал и спустился на пару ступенек вниз, дверь прошла над головой:
– Кто здесь?– раздался из тумана голос борттехника.
Олег молча поднялся в салон, а затем наверх в кабину. В темноте кабины мерцал красноватый свет от гревшего керосинового обогревателя. Экипаж сидел в креслах, укрывшись армейскими синими одеялами, и потихоньку дремал.
– О!– поднял голову командир,– нашлась пропажа, а мы думали, что ты в аэропорту греешься.
Он опустил руку за кресло, и улыбнувшись, достал две жестяные банки.
– А я тебе пивка купил, знаю, ты любишь. Держи, холо-одненькое. Садись, видишь, что творится. Теперь до рассвета зависли. А как ты нас нашёл?
Олег молчал и не мог разжать сведённые мышцами челюсти.
Через пару минут он сидел в кресле, прихлёбывал горячий чай, и смотрел в окно на молчаливое серое море. И выглядело оно совершенно не страшно.
«А когда тебя не было, ты где-нибудь был?
– Угу.
– Где?
– Там, – сказал Ёжик и махнул лапой.
– Далеко?
Ёжик съёжился и закрыл глаза».
Hiursa Дик и Дембель
Дик – это очень большой дворняг. Лохматый, в исполнении «под овчарку» и, как любая армейская псина, весёлый и заласканный донельзя.
Жил Дик на позиции, никогда её не покидал, ночью помогал часовым караулить, а днём принимал активнейшее участие в боевой работе. Правда посты заправок «Г» и «О»[27] обходил десятой дорогой.
Умный пёс.
Но был у Дика свой пунктик. Пёс совершенно не переносил присутствия на своей территории посторонних животных. Сморщенный нос, пена на зубах, низкое горловое рычание или скорее рокот.
Окрестные кошки и собаки даже помыслить не могли о визите на позицию. Под клыками Дика полегли несколько лис, пара куниц, барсук и даже невесть откуда взявшаяся норка.
Крысы учёту не поддавались. Окрестные вороны при появлении Дика старались каркать потише.
Как-то после обеда офицеры сидели в курилке. Дик наворачивал своё любимое блюдо, пшённую кашу, сваренную со шкурками от сала. Между прочим, специально для него приготовленную поваром Тягнибоком. И вдруг из ближайших кустов вышел крохотный и худой рыжий котёнок, прошёл под Диком и сунул морду в миску. Дик перестал чавкать. У всех перехватило дыхание. Все понимали, что сейчас произойдёт, и понимали, что ничего уже сделать нельзя.
Но случилось совсем неожиданное. Дик медленно опустился на живот, так, что котёнок оказался у него между передними лапами, лизнул котёнка и положил башку на правую лапу. Котёнок, не вынимая мордочки из миски, задрал куцый хвостик и привалился боком к Диковой щеке.
Котенку было присвоена кличка, естественно, Дембель, и он был поставлен на котловое довольствие.
Дик и Дембель не разлучались почти никогда. Вместе они представляли собой весьма трогательную и смешную картину. Впереди, гордо задрав хвост, шествует яркий как огонёк, рыжий до оранжевости, маленький Дембель, а сзади огромный, пыльно-серый, улыбающийся Дик.
Где-то через пару месяцев, раздражённо швырнув на стол курилки фуражку, генерал проверяющий из штаба армии разносил командира дивизиона.
На простом и понятном русском языке генерал сообщал командиру, что он, генерал, будет писать рапорт в финансовое управление Министерства обороны на предмет прекращения выдачи командиру денежного довольствия. Тех зарплат, которые командир получает от НАТО, ЦРУ и Пентагона, командиру вполне должно хватать на жизнь. К тому же, судя по состоянию дел на дивизионе, в каждой из этих организаций командир получает минимум полторы ставки.
Но вот, он, генерал, получает только одну, в родной Советской Армии и поэтому…
Тут генерал повернулся к столу и увидел Дембеля, уютно устроившегося внутри генеральской фуражки. Генерал протянул руку и Дембель, вывернувшись на спину, потянулся лапками с растопыренными пальцами и громко замурчал. Погладив тёплый кошачий животик, генерал отмяк душой, перестал воспитывать командира во все дыхательные и пихательные, и с непостижимой скоростью заглотив «на посошок» 0,5 коньяку, убыл без последствий для дивизиона.
На вечернем разводе командир мрачно заметил, что если б найти ещё пару таких котов для укомплектования трёх восьмичасовых смен, то всех остальных можно с чистой совестью гнать в шею. Кроме, понятно, начальника столовой. Никаким котам, сколько б их не было, нипочём столько не украсть.
Прошёл примерно год. В конце апреля погода баловала. Начкар-старлей сидел возле распахнутого настежь окна и писал конспект. Осенью он собирался в академию. В окно заглядывал свежий ветерок, пели птицы, лепота и благорастворение воздухов.
С правой стороны от второго поста сухо треснул пистолетный выстрел. Когда на посту, охраняемом солдатом с карабином, раздаётся выстрел из пистолета и больше ничего не раздаётся, то все очень плохо. Заорав: «Караул! В ружьё!» старлей, не тратя времени, сиганул через окно, на лету выдирая из кобуры «Макаров». На одном дыхании добежав до поста, старлей ещё издали увидел часового. Часовой находился на краю оврага в положении «для стрельбы лёжа». Карабин часового был направлен в овраг, а сам часовой, вытянув шею, вертел во все стороны головой.
«Живой!» – отлегло у старлея. Рядом, комично повторяя позу часового, лежали Дик и Дембель и тоже синхронно крутили мордами. Не добежав пару шагов, начкар плюхнулся на живот, и проскользив по траве, вдавил голову часового в землю. Затем очень осторожно, сначала стволом пистолета, а потом глазами заглянул в овраг. В овраге не было ничего. Нет, там конечно было