***
…Да ладно тебе, Александр Иванович… Подкрался ты, конечно, незаметно на колясочке своей… Заточу я твои карандаши… Куда мне деться…
А знаете, Александр Иванович? Если бы не вы, то я после увольнения бутылки собирал бы… Хоть я и хреново сейчас помню 3УСЦТ, зато хорошо науку вашу помню, ибо это не КТ-315Б, а именно переходной кондёр слетел! Спасибо вам, Иваныч!
КЕБ Записки из НИИ. Оскорбление
Вжжжик, вжжжик, вжжжик… звучал матричный принтер, выводя на печать документацию в графическом режиме.
– Ну и долго ещё? – спросил Саныч.
– Ещё минут 15…
– А чего так? На прошлой неделе эта хрень минут за пять распечаталась.
– Ага. А вот напомни мне, на чём ты вертел современные технологии, ежели тебе какие-то две жалкие формулы приходится рисовать вручную?
– И что с того?
– А вот и то – твои формулы я вставил, но теперь принтер вынужден печатать всё в графическом режиме, а это много дольше, чем в текстовом…
Принтер закончил печатать, Саныч схватил листы, обложил их двумя заранее заготовленными полосками стеклотекстолита и скрепил болтами на 4.
Вообще-то я ему сначала предлагал на 3, но Саныч сказал, что это несерьёзно, и стал коситься на коробку с М6. Ну не было тогда брошюровальных машин…
– Ну, всё. Я пошёл к конструкторам.
– Давай. Не забудь завтра проставиться.
– А чего это я? Вместе же работали?
– А то, что тебе военпред премию 20 определил, а мне только 8.
– Ха! Так ты его почаще «ебанутым пиздоболом» в туалете называй, вообще ничего не получишь.
– Ну да. Я что теперь должен проверять все кабинки на предмет того, не серет ли там наш военпред?
– А кто ему на любимые ботинки излишки припоя стряхнул, будто кончил?
– Так откуда же я знал, что он у меня за спиной стоит? Ты же с ним трепался.
– А второй раз зачем стряхнул?
– Так я думал, что он после первого раза отошёл…
***
– Ладно, ни пуха тебе.
– Иди нах.
– А не к чёрту?
– Нах – оно надёжнее.
– Тьфу, блин…
***
Саныч захлопнул дверь. Я отключил приборы, отодвинул всякую хрень на столе и взялся за курсовик по РТС, который здорово запустил с этой тематикой.
Саныч появился примерно через полтора часа. Вошёл, как-то тихо прикрыл за собой дверь, сел и закурил, глядя в окно в противоположном конце лаборатории.
– Что случилось?
– Да… Ерунда…
– Но всё-таки. Что с тобой?
Саныч затушил беломорину, поднялся и сказал:
– Другие расскажут. Или завтра на собрании узнаешь. Если кто спросит, скажи, что я домой ушёл.
***
Что же так могло расстроить Саныча? Поразмышляв об этом минут пятнадцать, я обесточил его стол и ушёл в курилку.
Мне так и не удалось выяснить, что же произошло в КБ. Максимум, что я узнал, так это то, что ну очень уважаемая тётка сидит в истерике в санчасти и хлещет корвалол стаканами.
Утром, как только закончилось полуофициально отведённое время на чаепитие, т.е., примерно часов в 8.00, весь отдел созвали на товарищеский суд. Саныч уже давно был на работе – я это видел по включённому на его столе оборудованию, но сам он где-то отсутствовал. Он страдал на старости лет жуткой бессонницей и часто приходил на работу то 4, то в 5 утра, чтобы спокойно посидеть за любимым занятием.
В самую большую по площади лабораторию набилось человек 60-70. Здесь были наш отдел и сотрудники КБ. Машинально я подошёл к Санычу и, отодвинув что-то шепчущего девушкам комсорга, нагло уселся рядом со своим Наставником. С другой стороны от Саныча также облокотился на верстак парторг, а чуть поодаль стоял начальник отдела.
– Ты это, приготовься, – сказал мне парторг. Скорее всего, тебе придётся что-то умное сказать.
Угу. Если бы я не был готов постоять за своего Наставника, я бы не пришёл на собрание.
– Ну что же, товарищи. Давайте начнём, – начал суд секретарь профкома.
– Как вы все уже знаете, ведущий инженер отдела ХХХХ оскорбил словами ведущего инженера-конструктора КБ. В результате оскорбления пострадавшая провела в санчасти остаток рабочего дня, и решался вопрос об её госпитализации. Давайте её заслушаем. Расскажите, как вас оскорбили?
– Ну… Я была на своём рабочем месте, когда вот он, принёс мне свою документацию. Я пролистала её, и мне стало непонятно в одном абзаце. Я решила уточнить и спросила у Валентина Александровича. А он… Он показал мне уравнение и сказал, что я должна эти параметры по этому уравнению посчитать…
– Да вы понимаете, что вы сказали женщине!? – это резко возбудилась представитель женсовета института.
– Она же мать двоих детей! Победитель соцсоревнования! Член КПСС! Активист, в конце концов! Да как вы вообще посмели показать ей это… хм… уравнение!
– Хм… Минуточку… – это потёр переносицу наш парторг, доктор технических наук. А что там было такого оскорбительного в этой формуле?
– Да какая разница! Вы что, не понимаете??? Вы бы сами двоих детей воспитали, хозяйство вели, а вам бы потом уравнения в нос пихали!!! Зачем оно там вообще нужно???
– Может, мы всё-таки выясним, что же это было за уравнение?
Тут взял слово Саныч.
– Да там сложнее логарифма ничего не было. Это можно и на калькуляторе посчитать, если в столбик не умеете.
– А нельзя было заранее посчитать и вставить в документацию?
– А тогда нормоконтроль заставил бы переписывать из-за одной строчки всю документацию. И получилось бы 60 экземпляров, по числу телевизионных каналов, и каждый экземпляр пришлось бы сдавать и нормоконтролю, и КБ, и на завод-изготовитель. А так – подставил значение и готово. Логарифмы – это вообще 8-й класс.
– Так что же, вас оскорбили логарифмом? – спросил у тётки наш парторг.
– Ну да. Я не обязана считать всякие там логарифмы!
Парторг КБ был готов провалиться сквозь пол.
Пытался возмущаться женсовет, пытался качать права профком. Но уже было ясно – дурака исправит могила.
Итогом собрания было следующее. Тётку заново аттестовать на должность ведущего инженера-конструктора, парткому обратить самое пристальное внимание на деятельность женсовета. Женсовету компенсировать стоимость потраченного на бессмысленное собрание рабочее время двух отделов. (Один месяц без прогрессивки – всего-то).
Тётку вышибли из КБ и до самой пенсии она заседала в профкоме.
Мы с моим Наставником вышли с собрания. Краем глаза я обратил внимание, как начальник отдела тормозит желающих отправиться за нами. В своей лаборатории мы сели и закурили, молча глядя друг на друга.
– У тебя на обед какие бутерброды? – спросил Саныч.
– Два с котлетами по 16 копеек,– ответил я.
– У меня с колбасой и помидорами. Доставай.
Саныч извлёк из нижнего ящика бутылку «Алабашлы» и, ловко срезав скальпелем пробку, налил по полстакана. Тем временем я порезал наши бутерброды пополам. Саныч хмыкнул и, взяв мой скальпель, порезал их ещё пополам.
Накатили. Не закусывая, подумали, и Саныч налил ещё по столько же. Вот тут уже закусили и закурили.
– Знаешь, что самое херовое во всем этом деле? – спросил Саныч.
– Что?
– Понимаешь, у них молодёжи до хрена. Толковые ребята. А они не могут расти из-за того, что эти ведущие дуры сидят на местах, которые должны были бы занять молодые инженеры… И хрен их оттуда сдвинешь. Они тут же прикроются профсоюзом, женсоветом, своими бывшими заслугами. А ребята уйдут через год-два, если не будет у них роста…
PS В те времена далёкие, теперь почти былинные, мы возлагали большие надежды на зарождающийся хозрасчёт, при котором каждый будет получать зарплату по труду. Но даже в самом кошмарном сне мы не могли допустить, что, спустя более двух десятков лет, возникнет новое явление – офисный планктон. И это явление будет намного страшнее той тётки, которую оскорбили логарифмом…
КЕБ Записки из НИИ. Радиолюбительство
Радиолюбительством у нас занимались почти все. Да и как не заниматься, если приличный магнитофон стоит в магазине бешеных денег, а ты и сам прекрасно знаешь, что надо сделать со своим старым магнитофоном, чтобы он зазвучал лучше. Или, к примеру, сколько тогда стоил какой-нибудь «Амфитон»? А если ты сам инженер и прекрасно можешь самостоятельно сделать усилитель под свои нужды?
Руководство института всё это прекрасно понимало и даже поддерживало. Например, при заказе комплектующих, после подсчёта потребностей по имеющейся тематике обязательно учитывались «любительские» интересы. Именно в кавычках.
Вы никогда не вчитывались в журнал «Радио» начала-середины 80-х годов? Если вчитаетесь, то обнаружите, что предлагаемых к использованию комплектующих попросту нет в продаже. Иногда даже у спекулянтов. А используемые технологии предполагают наличие неплохо оборудованной лаборатории и, как минимум, опытного производства.
Как-то раз забрёл я на ВДНХ, где проходила радиолюбительская выставка. И запомнился мне там один мужичок. Не помню, что именно он там выставлял, но он рассказывал всем желающим, что всё это он сделал у себя на даче, в сарае, переоборудованном в домашнюю лабораторию. Ага. Как в той песне поётся: «… я тебе, конечно, верю…» Корпус имел отличное гальваническое покрытие разных видов, а точность и чистота обработки деталей подразумевали отнюдь не ржавый драчовый напильник, а вполне приличный станок с ЧПУ. Да за одно покрытие олово-висмут его бы соседи-дачники повесили за одно место. А может, и не за одно…
Тем не менее, подобное радиолюбительство приветствовалось. Хотя бы потому, что было полезным для общего развития инженеров и рабочих. Любительствующий радиомонтажник лучше понимает, что именно он собирает, что повышает качество работы. Именно поэтому у нас появилась такая традиция. Время от времени какой-нибудь отдел или лаборатория устраивали разбор своих завалов с макетами и прочими прототипами. А перед тем, как вынести все это на свалку, просто выставляли в коридор для разбора на детали. Часто получало