чтения лекции оперу Диме Сычеву на тему «Пагубное влияние алкоголя на работоспособность сотрудника органов внутренних дел». Это единственный учебный материал, который навеки осел в голове старшего лейтенанта и был усвоен «студентом» до последней точки. То, что лекция проникла во все потаённые уголки организма Димы, было видно невооружённым глазом. При произнесении нами фамилии шефа старлей вжимал голову в плечи и машинально клал в рот таблетку «Антиполицая».
Сегодня лекция предназначалась всему личному составу отдела. Так как я со своим другом и напарником Костей Павловым слышали о вчерашнем турне начальника к руководству, то решили занять позиции у двери.
– Я вас в последний раз, дети мои, предупреждаю, – гласил Папа Дорсет. – Если я ещё раз буду подвергнут позорному групповому «изнасилованию», сопряжённому с лишением премии, то каждый из вас будет лично мною подавлен как морально, так и физически. Ты меня слышишь, Павлов?
– Так точно.
– Что так точно?
– Будет подавлен морально и физически, – повторил Костя и показал блокнот. – Я записываю.
– Нет, Павлов, тебя это не касается. Тебя я четвертую. Знаешь, о чем ты пожалеешь на смертном одре?
– О том, что отпуск не догулял?
– Нет! О своей доверенной бл@ди и выданной ей справке за моей, якобы, подписью о том, что она является внештатным сотрудником милиции.
– Вас не было на месте, я…, она…, ей…, надо было помочь, информацию хорошую сливает, – начал оправдываться друг.
– Согласен. А автограф мой зачем бездарно подделал на липовом документе, дитя Хиросимы!? – стучал по столу Бабкин. – Селиверстов, а ты чего ржёшь? Тебе весело? У вас с Павловым на территории 8 нераскрытых разбоев, а он лыбу тянет!
– Шесть, – осторожно поправил я.
– Что-о-о? – набрал в лёгкие воздуха шеф.
– Товарищ подполковник! – спасая меня от гнева шефа, обратился к Бабкину вошедший в кабинет помощник дежурного. – Изнасилование 9-летней девочки с грабежом. Второй случай по району, третий по округу.
– Что? – тихо переспросил Виктор Андреевич, усаживаясь в кресло.
– Серия педофила, говорю. Довёл, сука, ребёнка до квартиры и, как всегда, по той же схеме. В общем, решайте, кто поедет. Кстати, прошло по «02»,[111] – шокировал помдеж и закрыл за собой дверь.
– Господи, за что мне такое наказание? – забасил Папа Дорсет, прикуривая сигарету. – Селиверстов, Павлов езжайте. Потом доложите.
– Есть.
***
Возле дома потерпевшей, выслушивая пожелания старушек, нас ждал участковый Вася Галопенко. Увидев нас, он аккуратно папкой отстранил от себя свою пенсионную агентуру и направился в нашу сторону.
– Бонжур, Базиль, – поздоровались мы с околоточным. – Давай, начинай исповедоваться, а мы решим, какую экзекуцию тебе назначить за твоё халатное отношение к службе. Ведь это уже второй случай на твоём участке?
– Переведусь. В УВО[112] уйду, – заскулил грешник. – Но прежде найду эту мразь и своими руками яйца оторву. Значит, здесь так же, как и в первых двух случаях. Глаз положил у школы, довёл до дома, дождался, пока ребёнок вставит ключ в замочную скважину, зажал рот и втолкнул в квартиру. Только в данном случае ребёнку повезло.
– Это чем же? – удивился я.
– Во–первых, здесь 132.[113] Изнасилования не было, а лишь орально попользовал.
– А во-вторых?
– А во-вторых, повезло с потерпевшей.
– Слушай, Залупенко, – тихо прошипел Костя, – ты чего сегодня ересь несёшь? Ты думаешь, что говоришь? У ребёнка горе, а ты…
– В том-то и дело, что горе, – остановил он гневную речь Павлова. – А ей хоть бы хны. Понимаете, в тех случаях девочки были психически здоровы и понимали, что с ними происходит. У нас ведь до сих пор не было ни фоторобота, ни биологии преступника.
– Ну?
– Ребёнок этот учится в спецшколе, – Вася покрутил пальцем у виска, – и сегодняшнее приключение восприняла, как игру. Мало того, что подробно описала педофила, указала на отсутствие большого пальца на правой руке, так ещё и сперму случайно умудрилась на пол сплюнуть и это притом, что подонок заставил её зубы почистить и рот прополоскать.
– Так она не в больнице?
– Нет. В комнате сидит, в куклы играет и мультики смотрит.
Мы переглянулись. В тех случаях мы с детишками смогли переговорить только в больнице на следующий день. Да и то безрезультатно.
– А «Скорая» для кого?
– Мать её откачивают. Ведь если бы эта гнида золотые цацки её матери не захватил, то мы бы об этом случае и не узнали. Оно ведь как получилось? Сделав своё грязное дело, он прихватил с собой лежащие на комоде цепочки и колечки. А девочка, зная, что мать подумает на неё, позвонила той на работу и…, В общем, сами идите и поговорите. А мне ещё территорию отработать у школы надо.
– Костя, вызывай следственно-оперативную и сделай поэтажный, – сказал я и направился в подъезд.
Девочка, действительно, чувствовала себя хорошо, чего нельзя сказать о её матери. Произошедшее с единственным ребёнком она приняла близко к сердцу. Благодаря врачам через полчаса родительница смогла внятно ответить на все наши вопросы и обрисовать похищенные ювелирные изделия, а через час они с дочерью направилась к нам в отдел для составления композиционного портрета. Таким образом, к концу дня мы располагали хоть каким-то полезным материалом, о чём можно было смело, без страха за своё здоровье докладывать Папе Дорсету. С большим трудом удалось развести шефа на выделение нам дополнительных сил для «выпаса» возле школ района. Привлекли курсантов из средней и высшей школ милиции, раскинули агентурные сети, отработали всех ранее привлекавшихся за аналогичные преступления извращенцев. Безрезультатно. Над головой шефа сгущались тучи. Над нами – все «прелести» гнева подполковника Бабкина. Масло в огонь подлил пятничный «выход» нашего педофила. В понедельник нас дёрнули на заслушивание в ГУВД. Имели жёстко, но справедливо. Орали, но называли по имени и отчеству. Давали указания и определяли сроки. Мы кивали и тупо смотрели на свои ботинки, всем своим видом показывая, что осознаем, понимаем, исправимся. Каких бы мы не корчили из себя героев-по#уистов, а всё равно предательски вспотели.
В конторе с докладом нас ждал Папа Дорсет, который в менее корректной форме поставил перед нами задачи и отправил топтать территорию. При этом забил последний гвоздь в крышку гроба, заявив, что без маньяка в наручниках наш дуэт ему не интересен.
– Если наш Папа и дальше будет так переживать за дело, то до новогодних праздников он вряд ли доживёт, – сказал Костя, прикрывая дверь кабинета шефа. – Саня, давай за моим Андрюшкой в школу заскочим, а то тёща сегодня его забрать не сможет.
Возле школы нас уже ждал Костин сынишка со своим корешем. Они бурно обсуждали какую-то тему, активно жестикулируя руками.
– Эй, цветы нашей жизни, – позвал Костя из машины детей. – Пулей в машину. Обед стынет.
Друзья, весело подхватив рюкзачки, запрыгнули в машину.
– Здрасьте, дядь Саш, – громко поприветствовал меня Павлов-младший.
– Здорово, разбойник! Как дела?
– Нормально.
В этот же момент от резкого торможения я впечатался головой в торпеду.
– Ты чего творишь? – заорал я на друга, – дорога пустая!
– Смотри, – указал мне пальцем в сторону школьного забора Костя, у которого в десятке метров от нас стояла точная копия с нашего фоторобота.
– Что?
– Рыжий, очки, зелёная кофта.
– Жаль руки в карманах, а так похож.
– Точно, он! – сделал преждевременный вывод Павлов.
– Сейчас проверим, – сказал я и вышел из машины.
Походкой не слишком трезвого человека с «нарисованным» на лице похмельем и с сигаретой в зубах я подошёл к субъекту.
– Братан, зажигалка есть?
– Пожалуйста, – протянул мужик мне зажигалку и с привычным выкрутасом чиркнул указательным пальцем по кремню.
– Где потерял? – спросил я, глазами показывая на правую руку.
– Отморозил.
– Значит, ты отморозок?
– Простите, не понял…
Удар и подсечка.
– Лежать, милиция, – закричал подбежавший Костя и закрепил на его запястьях наручники.
– Вы чего, мужики, – заорал задержанный, – Э-э-э, люди! Помогите!!!
– Что же вы творите! – закричала какая–то старуха сзади.
– Сейчас милицию вызовем, отпустите человека, бандиты, – верещала с какого-то балкона женщина противным голосом.
– Всем молчать. Мы из ФСБ. Это террорист и на нем взрывчатка! – гаркнул Павлов, и улица опустела.
– Ну что, сучонок, детей любишь? – заорал я на мелко трясущегося педофила.
В том, что это именно тот, кого мы ищем, ни я, ни Костя не сомневались. Пятой точкой и спинным мозгом чувствовали, что в цвет попали. Весь его облик (бегающие глаза, испарина на лбу, дрожь, учащённое дыхание, а главное, испуг) говорил о его звериной сущности, о его страхе перед ответом за содеянное.
– Вы чего, вы чего? – повторял слюнявыми губами упырь.
– Ну и куда его? – спросил Костя, незаметно подмигнув мне.
– На водохранилище, топить, – флегматично заметил я.
– А ты камеру взял?
– Зачем?
– Мы же обещали родственникам девочки снять процесс умерщвления?
– Нет, но сейчас заедем и возьмём.
– Мужики, ребята, товарищи…, – размазывал сопли по лицу подонок.
– Заткнись! – хором гаркнули мы.
– Слушай, – продолжал игру Павлов. – Давай лучше в лес, пулю в затылок и закопаем.
– Точно, давай, – поддержал я друга. – Только сначала для доказательства член отрежем.
– Не надо-о-о! – впал в истерику педофил, – Я хочу в милицию, я во всем признаюсь!
– А может, действительно, не будем брать грех на душу? – предложил Костя.
– Да-да, не надо, – ревел преступник.
– Рот закрой, – прошипел я и отвесил лёгкий подзатыльник. – А вдруг он не признается?
– Я признаюсь, – заёрзал на коленях ирод. – Прямо сейчас признаюсь.