Из дома Евздрихин вышел довольный:
- Ну вот, теперь волноваться нечего. Я все сказал, и никто не возражал.
- Да как же так? - возмутился Паша. - Ведь мы с отцом уже полчаса назад как должны были выехать отсюда, у него в городе дела.
- Да, наверное, все дела отложил ради такого дела, чтобы сын оставил о себе добрую память, - улыбался Евздрихин. - Давай вон ложи аккуратнее, не кидай, а то боя будет много. Вон видишь, как я стопками укладываю? Так и ты давай стопками.
- Да я стопками-стопками.
- Вот-вот, стопками-стопками, - подбадривал его Евздрихин.
Где-то через три часа они ополовинили машину, и во дворе уже возвышалась приличная куча кирпичей. Спина у Паши ныла, руки кровоточили. Он проклинал все и вся, но теперь уже был настроен на то, чтобы всю эту машину до конца разобрать, и после чего, уж он надеялся, прапорщик отвезет его обратно.
К обеду, в то время как офигевший от суровых вливаний комбата Бекетов вместе со своими людьми прочесывал все казармы, все подвалы, столовую, баню, медпункт, прилегающие окрестности, весь парк; все заглядывали во все машины, сортирные дыры, помойки, прочесывали лесопосадки, стоящих на остановке пассажиров, ожидающих автобуса, расспрашивали про парня в лохматой шапке и дубленке, вот в это самое время товарищ прапорщик, заботясь о желудке дембеля, пригласил его в дом, где его жена собственноручно налила густого борща и поставила на стол небольшую бутылку.
- Ну че, давай сейчас перекусим, самогончика тяпнем и через пару часов добьем эту машину.
- Да мне надо ехать.
- Да куда тебе ехать? - возразил ему Евздрихин. - Нас еще водитель ждет, это вот на пятнадцать минут мы отвлеклись. Обед - дело святое, обед пропускать нельзя. А так бы тебе в части пришлось есть, сам подумай, в столовку идти. Ты лучше домашнего покушай, ты ж за два года ведь домашнего не ел.
Но не мог же Звонарев взять вот так вот напрямую и признаться, что его папа позаботился о том, чтобы именно два года он только домашнее и кушал. Тяпнули по пятьдесят, и за супчик. После супчика второе - картошечка с сальцем. Понятное дело, перед картошечкой еще тяпнули.
Когда набравшийся смелости водитель постучался во входную дверь и появился на пороге, жена Евздрихина всплеснула руками и пригласила гостя за стол. Водила «КамАЗа» недолго помнил то, что он за баранкой и ему надо ехать, при виде чистого, как слеза, деревенского самогона.
Подкрепившись, бригада вновь вышла на улицу. В машине оставалась одна треть, и теперь водителю приходилось в кузове подтаскивать кирпичи к краю, что сделало его работу более интенсивной. В голове приятно шумело. Казавшиеся недавно ватными ноги как-то сами ходили вперед-назад, спина сама разгибалась-нагибалась. И не замечая уже никакой усталости, Звонарев на автомате работал, не покладая рук. Евздрихин улыбался, глядя на разошедшегося пацана, не забывая его похваливать и говорить о том, что дембельский аккорд - это самое важное задание в жизни любого, оканчивающего службу солдата.
Обычная тумбочка в кабинете комбата с выдвижными ящичками была наполнена необычным содержанием. Во-первых, вместо трех выдвижных ящиков у комбатовской тумбочки было только два: верхний и нижний. В нижнем ящике стояли друг с другом бутылки с водкой, а в верхнем была закусь. Всегда. Сейчас, в очередной раз отодвинув ящик и посмотрев на то, что небольшой запас из четырех бутылок уже ополовинился и нужно было доставать следующую, Стойлохряков с завистью посмотрел на народного депутата, у которого по-прежнему было ни в одном глазу, хотя самого подполковника уже влегкую повезло. Еще одна бутылочка - и будет хорош. А если придется и четвертую захватить, то тогда можно будет говорить о том, что день на работе прошел не зря. Но водку приходилось тратить по простой причине, дабы не слишком Звонарев ерепенился. Пока он его поит, у Бекетова есть время на то, чтобы обнаружить этого сопляка.
«Вот появится он здесь, я ему лично морду набью», - думал Стойлохряков. Потом отверг это решение, поскольку при родном папе такие вещи делать нежелательно. А папа влиятельный, мать его ети, и с деньгами, что хорошо.
- Ну что, еще по одной? - предложил Стойлохряков. На что Звонарев лишь кивнул головою, дабы не утруждать язык словом «да». Оно и так понятно - два мужика сидят, не обедают, пьют.
Вытащив на стол банку сардин, подполковник вопросительно посмотрел на своего визави. Тот, не дожидаясь приглашения, взял с газетки консервный нож.
- Ну что, когда там моего пацана найдут?
- Да найдут, на хрен. Поработают и найдут. Ах ты, сука! - воскликнул Стойлохряков, вскочил со своего места и рубанул кулаком по столу так, что бедная крышка хрустнула.
- Что такое? - перепугался Звонарев.
- Я его сейчас, бля, своими руками вздерну. Ну-ка, поехали, бля! Хватит тут сидеть!
Отобрав у Звонарева уже наполовину открытую банку с сардинами, он отбросил ее в угол и вышел в приемную. Спускаясь мимо дежурного, Стойлохряков крикнул:
- В моем кабинете все убрать!
Папа, ищущий сына, и командир части, ищущий пропавшего солдата, плюхнулись в иномарку народного депутата и понеслись в поселок.
- А мы куда едем? - спрашивал по дороге Звонарев-старший, поглядывая на красного от злости Стойлохрякова.
- Да так, сейчас одного прапорщика навестим.
Когда к дому Евздрихина подкатила иномарка, то «КамАЗа», подвозившего кирпичи, уже не было, а «уазик» прапорщик загнал в гараж, и вместе с дембелем на пару они сидели в доме и квасили, уже не слушая беспокоящуюся за здоровье молодого человека супругу. Евздрихин наливал Пашке раз за разом и себя не забывал, приговаривая, что они большое дело провернули.
Дверь в дом с треском открылась, и на пороге появился рассвирепевший комбат:
- Ты что же, мать твою, делаешь?
Вместо того, чтобы вскакивать и оправдываться, Евздрихин сделал широкий жест, приглашая гостей к столу. Пьяный отец обнял пьяного сына. Наступила одноминутная семейная идиллия, после чего оба опустились за стол.
Жинка Евздрихина, прикинув, что теперь заседание затянется, метнулась в потайной уголок и вытащила еще бутыль, лишь бы только теперь у ее милого и дорогого не было неприятностей по службе - в кои-то веки к ним лично комбат пожаловал.
Стойлохряков внимательно посмотрел на раскачивающегося над столом дембеля и, протянув свою огромную ручищу через стол, похлопал его по плечу. Потом схватил за подбородок и посмотрел в затуманившиеся глаза:
- А че, парень, неплохо в армии-то служить?
- Да-а-а, - мычал Паша, - при-и-икольно, здо-о-орово.
Глава 4
Проснувшись на большой груди своей толстой и некрасивой супруги, Протопоп Архипович повернулся и посмотрел на часы. Цифры расплывались - пришлось сесть и надеть очки в золотой оправе с круглыми стеклами. Девятый час. Сняв трубку телефона, он первым делом справился о том, как там с углем. Его знакомый банщик дядя Толя доложил, что машина уже пришла и осталось только решить вопрос с разгрузкой. Шпындрюк слез с кровати и пообещал банщику, что вскоре люди для разгрузки машины, подвезшей топливо к местной бане, будут найдены.
У Шпындрюка это было традицией - один раз летом и один раз зимой завозить машину угля в местную баню и ходить туда мыться и париться на свежем угольке, так сказать, от которого, если жару и не больше, то парок с него выходит определенно слаще.
Его в самой бане можно было узнать только по дорогим очкам и перстню на руке. Иных отличий у Шпындрюка от остальной массы моющихся в субботу обычно не наблюдалось. Естественно, его все знали, и проблем с местом и шаечкой не было.
Жена всякий раз, когда он отправлялся на помывку в народ, возражала против его чудачеств. Но глава администрации напоминал о необходимости знать чаяния народа или, во всяком случае, показывать собственные стремления к тому, чтобы не остаться за бортом реальной жизни и полностью не окунуться в мир достатка и роскоши, что ему позволяли его собственные доходы.
Когда Простаков, Валетов и Резинкин узнали о постигшей их участи, остальные потихоньку заржали, стоя перед комбатом. Но Стойлохряков не дал долго глумиться над своими же товарищами и по-быстренькому отправил троицу с глаз долой в село, не забыв выдать им пропуска для того, чтобы патруль не мог задержать их. С собой солдаты взяли и чистое белье, и подменку - грязную одежду, предназначенную для выполнения грязных работ. Возня с углем, она не подразумевала ничего стерильного. То, что они перемажутся, как черти, однозначно.
- Там же и помыться сможете, - напутствовал их Стойлохряков.
Ни разу за все время службы никому из солдат не приходилось быть в местной бане, и они надеялись, что хотя бы условия там будут отличаться в лучшую сторону от армейской помывочной, где никогда не горели все лампочки и ходить по выщербленному бетонному полу босиком было весьма опасно.
Другое дело - это машина с углем. Какого она размера? Сколько там в ней угля? Куда его носить? Чем носить? Комбат пообещал, что некий банщик Толя выдаст им весь необходимый инструмент.
Пройдя через КПП и вырвавшись на свободу, троица неспешно зашагала к бане. Сроков выполнения поставленной задачи им никто не устанавливал, а значит, они спокойно могут до вечера эту машину разгружать, поздненько помыться, прийти потом в часть и лечь баиньки. Никто им слова не скажет, потому как они целый день будут при деле. Ведь в армии главное - найти себе занятие и очень медленно его выполнять, дабы тебя больше не припрягали ни на какие работы. Как жаль, что эту машину нельзя разгружать трое суток подряд. А ведь они могут взять детские ведерки для игры в песочек и переносить уголек долго и упорно в место, предназначенное для его складирования.
Прошаркав по поселку, трое вышли к бане, где могли наблюдать, как живо заходят и мужчины и женщины в большие стеклянные двери.
- Современно, - отметил Резинкин.