Простаков стоял, раскрыв рот.
- Это баня или магазин?
- Э-э, деревенщина! - Валетов сплюнул и пошел вперед. - Ты, наверное, никогда в нормальных банях-то и не мылся.
- Почему не мылся, - загундел Простаков, - че это я не мылся в нормальных банях. У нас вон своя баня дома, во дворе.
- Да-да, из трех бревен, - обернулся Валетов. - А где машина-то?
Вместо машины на крыльце стоял дядька в чистенькой синей фуфайке и белых валенках. Он подозвал солдат к себе жестом и попросил называть себя дядей Толей.
Они обошли строение и на заднем дворе обнаружили самосвал на базе на шасси «ЗИЛ-131». Кузов оказался заполненным меньше чем наполовину. Как жаль. Ведь такое количество угля нельзя долго разгружать. Даже маленькими ведерками.
Леха вопросительно посмотрел на дядю Толю. Тот вынул изо рта недокуренную сигаретку, задвинул толстенную кепку на затылок и стал реденькими движениями почесывать бритую голову:
- Мужики, вы это, давайте побыстрее, а то вот к одиннадцати часам сам Протопоп Архипович подъедет париться.
- Че, у него своей бани нет, что ли? - возмутился за всех Валетов.
- Да как же нет? Есть у него баня. Только у него традиция - два раза в год с народом мыться. Вот как раз за неделю до Нового года и летом перед Днем независимости России.
Простаков нахмурился:
- Не, быстро не получится.
- Ну ладно-ладно, как успеете, - неожиданно быстро сдался дядя Толя.
Они вошли в баню с черного входа, миновали небольшой узкий коридор и оказались в истопной. Здесь, на большом металлическом листе, лежала небольшая кучка угля, а рядом с ней стояло несколько совковых лопат и ведра.
- Вот все сюда переносите.
Внутри обращала на себя внимание культурность учреждения. Несмотря на наличие угля, который, хочешь не хочешь, будет давать пыль, оседающую и на стенах, и на потолке, все было чистенько. А сам коридорчик - он выглядел просто образцовым.
- Ну что, начнем? - улыбался дядя Толя.
- Мы тут все замараем. - Резинкин провел ногой по новому линолеуму, положенному в коридоре, и тут же от его сапога осталась черная черта.
- Ой! - воскликнул дядя Толя. - Вы этого лучше не делайте.
- Ну а как же не марать-то? С углем ведь.
- Ну придется помыть за собою.
- Ну это тогда точно до вечера, - обозначил время Простаков. - Такие вещи не делаются быстро.
- Ну, конечно-конечно, - согласился дядя Толя. - Только вы должны учесть, что мы в восемь закрываемся, а вам еще и самим помыться надо. Вот чем быстрее сделаете, тем больше времени у вас уйдет на помывку и, ребята, на балдеж, я ведь сам служил и вас прекрасно понимаю.
- Может, че и пожрать найдете за разгрузку? - смекнул Леха.
- Может, и найду, - согласился дядя Толя. - Только все от вас зависит. Чем быстрее и чище вы мне работу сделаете, тем я буду лучше к вам относиться. - Банщик улыбнулся, демонстрируя отсутствие трех или четырех зубов, сосчитать никто не успел, но дыры были.
Дядя Толя исчез. Троица поглядела друг на друга, и тут же Валетов подошел к небольшому стульчику и опустился на него. Простаков, выучивший эту подлую и хитрую натуру за долгие месяцы службы, тут же поставил его снова на ноги:
- Ты даже и не думай, - пробурчал он.
- Какой ты стал отвратительный, с тех пор как тебе дали младшего сержанта, - запищал Валетов. - Чего это я должен тут корячиться?
- А чего это я должен? Целый ефрейтор, и должен корячиться, - возмутился Резинкин. - Ты че - благородный? Ты если попал сюда, давай служи. Нечего выкобениваться. Почему мы должны вдвоем с Лехой еще и за тебя пырять?
- Потому что я слаб от природы.
- Ты говнист от природы, - поправил его Простаков и шутливо дал пинка под зад Валетову, который успел пролететь по воздуху пару метров, прежде чем вновь коснулся земли.
Зимнее солнышко поднималось все выше. Утренний морозец ослабевал, и работать было одно удовольствие. Тем более что кучка быстренько таяла, и уже через полчаса Простаков представил себе, как еще немного - и он тащится в парилке, забывая о местном суровом солдатском быте.
Мария Поликарпова сидела на кухне собственного дома и курила, изредка прикладываясь к рюмке с водкой. Перед ней на столе лежали семейные фотографии, собранные за семь долгих лет проживания вместе с ее мужем Витей, - с этой сволочью, с этой скотиной! - посмевшим променять ее, Машу, на какую-то блядушку, которая уже успела дать всему Чернодырью. Только вот Вите ее не давала до прошлого месяца, а потом и ему дала. И Витя прям повелся на эту бэ!
Она снова приложилась к рюмке и затянулась. И за что ей такая жизнь? За что? Ведь она все делала: и готовила, и стирала, и еще на кооператив пахала. А теперь этот Витя, сволочь, оставил, главное, ей все, альтруист, еб, и ушел к этой Свете, к этой бэ блондинке! Жирная, прыщавая свинья! И чем она смогла покорить ее Витю?
Налив себе еще из бутылки, Маша принялась рвать все семейные фотографии в клочья. Она брала карточку, несколько мгновений смотрела на нее, а потом раздирала на куски. После чего наступала очередь следующей и далее, и далее. Так она тешила себя до тех пор, пока не разодрала всю имевшуюся у нее память.
На некоторое время ей стало легче. Но потом Маша ощутила вначале тоску по ушедшему Вите, а потом и приступ ярости. Она встала и огляделась по сторонам - на полу во множестве были разбросаны мелкие кусочки фотографий. Как жаль, что больше нечего рвать. Вся прошлая жизнь осталась позади. Теперь ее волновал только один вопрос: кто же ответит за все то, что случилось с ней, кто ответит за случившийся разрыв между ней и некогда ненаглядным Витенькой.
Она подошла к шкафу, где лежал небогатый ее гардероб, и выдвинула большой нижний ящик, в котором зачехленным лежало ружье мужа и несколько пачек патронов к нему. Расчехлив оружие, она быстро собрала охотничью двустволку и вставила в стволы пару патронов. Затем вскинула ружье и прицелилась на косяк. Потом медленно перевела стволы на часы, а затем и дальше - на их семейную фотографию, где они, молодые и красивые, обнимаются сразу после того, как поставили свои подписи в загсе.
- П-бых! - прошептала она одними губами, опустила ружье, подошла к стене, сорвала фотографию в стеклянной рамке и бросила ее на пол.
Стекло разбилось вдребезги, что доставило ей удовольствие. Оскалившись, она задумалась. Отстегнула цевье, отделила стволы от приклада и все сложила в неприметную хозяйственную сумку. Потом посмотрела на себя в зеркало и едва заметно улыбнулась. Стала причесываться и поправлять на себе одежду.
Сегодня ее день. И она докажет это всем и каждому - ни у кого не останется сомнений, что нельзя этим паршивым кобелям просто вот так вот брать и бросать женщину, и уходить к другой. Сегодня все будут говорить только о ней, о ее горе и о нахале Вите, бросившем ее ради какой-то бляди.
Протопоп Архипович, пребывая в прекраснейшем расположении духа, подъехал на своей навороченной «Волге» к воротам бани, где его уже поджидал Толя. Поздоровавшись, Шпындрюк с дубовым веником под мышкой и сумкой, набитой пивом и чистой одеждой, вошел в большие двери бани. Сразу же свернул направо в мужское отделение, где стал, как и большое количество моющихся в этот субботний день, раздеваться, оставаясь, собственно, в чем мать родила, если не считать, как уже упоминалось выше, очков и здоровой золотой гайки. Шпындрюк не забыл справиться у банщика насчет уголька.
- Ничего, солдатики разгружают, - поблагодарил Толя, кланяясь.
- Вот хорошо! - обрадовался Шпындрюк. - Ну что, пойдем посмотрим, как там у тебя дела с парком.
- Парок стоящий, - заверил Толя.
- Да я и не сомневаюсь. - Шпындрюк вошел в зал. Мужиков на этот час было достаточно много, так как многие просто-напросто пришли заверить свое почтение и уважение главе администрации. Строго говоря, простых в этот час в бане не было. Здесь были главы сельских кооперативов, агрономы, директор школы также пришел помыться с начальником, завмагазинами, начальник местной милиции, ну и так далее и тому подобное. В общем, в бане собрался весь бомонд.
Поблагодарив главного автоинспектора района за поданную ему шаечку, Шпындрюк прошаркал вперед, и ему тут же два завмага освободили местечко и тазик. Сев на мраморную лавку и почесавшись, Шпындрюк посмотрел на краны с холодной, горячей водой. Банщик Толя засуетился:
- Водички замешать?
- Замешай, - распорядился Протопоп Архипович, почесывая толстое, волосатое пузо.
Банщик метнулся выполнять просьбу. Ведь только благодаря воле и желанию Шпындрюка баня стала таким прекрасным учреждением в этом чернодырьевском болоте. Здесь было не стыдно помыться не только главе района, но и губернатору, а может быть, даже и английской королеве. Везде чистота, порядочек, деньги немалые брошены на ремонт. В холле работает бар, где всегда можно взять пивка. Даже есть бильярд, за который, правда, платить надо, но мужики платят, те, что побогаче. А уж присутствующая сегодня публика, так она играет на этом бильярде бесплатно, потому как не может себе позволить платить. И не потому, что денег нет, а просто неприлично платить бане за бильярд наравне с простыми гражданами.
Подошел хозяин местных аптек, в руках держит тазик с горячей водой:
- Ножки будете парить, Протопоп Архипович? Горчички уж подсыпал для цвету, ну и так, чтоб пожгло немножко.
- Ставь, - распорядился Шпындрюк и тут же опустил ноги в таз. Мысли его не улетали далеко из помещения. Он глядел на всех этих людей с некоторым прищуром и любовался их заискивающими взглядами. Казалось, что каждый пытается облизать его с расстояния в несколько метров и при этом доставить наилучшее удовольствие.
Подошел банщик с водичкой. Сунув брезгливо палец в тазик, Шпындрюк помешал им воду, затем опустил туда холеную ладошку.
- Ниче, нормально, - похвалил он, плеснул на себя пару раз, вынул ноги из таза и направился в парилку. - Давай, Толя, побалуй-ка меня парком. Да и не забудь веничком отходить, - покряхтывал Шпындрюк.