Ф.К. Неслуховский. Мицкевич в России. ИВ 1880, № 5, стр. 30.
Октябрь. У Полевых[134]
Он был не весел в этот вечер, молчал, когда речь касалась современных событий, почти презрительно отзывался о новом направлении литературы, о новых теориях и, между прочим, сказал:
– Немцы видят в Шекспире черт знает что, тогда как он просто, без всяких умствований говорил, что было у него на душе, не стесняясь никакой теорией.
Тут он выразительно напомнил о неблагопристойностях, встречаемых у Шекспира, и прибавил, что это был гениальный мужичок!
К.А. Полевой. Записки. ИВ 1887, № 5, стр. 292.
[У Пушкина через несколько дней]
…[Пушкин] тотчас начал речь о «Московском телеграфе», в котором находил множество недостатков, выражаясь об иных подробностях саркастически. Я возражал ему, как умел, и разговор шел довольно запальчиво, когда в комнату вошел г. Шевырев[135]… Вскоре ввалился в комнату М.П. Погодин… Я увидел, что буду лишний в таком обществе, и взялся за шляпу. Провожая меня до дверей и пожимая мне руку, Пушкин сказал: «Sans rancune, je vous en prie!» [Не будьте злопамятны, я вас прошу], и захохотал тем простодушным смехом, который памятен всем знавшим его.
К.А. Полевой. Записки. ИВ 1887, № 5, стр. 293.
…время коронации]
…Возвращенный из ссылки Пушкин познакомился с польским своим собратом [Мицкевичем]. Они часто видались. Будревич, учитель математики в Тверской гимназии, помнил, как раз Пушкин зазвал сбитенщика и как вся компания пила сбитень, а Пушкин, шутя, говорил: «На что нам чай? Вот наш национальный напиток».
М.А. Максимович по записи П. Б[артенева]. РА 1898, II, стр. 480.
26 октября. Москва…вечере в честь Пушкина у М.И. Римской-Корсаковой][136]
A souper quelqu’un me nomma. Ce nom, comme une etincelle electrique, agit sur Pouchkin. Il se leva et accourut à moi en me disant:
– Vous êtes la soeur de Михаил Григорьевич[137], je l’estime, je l’aime et je réclame votre bienveillance.
Il me parla du régiment de hussard, qui, disait il, avait été son berceau et mon frère souvent son mentor.
[За ужином кто-то назвал меня, и Пушкин вдруг встрепенулся, точно в него ударила электрическая искра. Он встал и, поспешно подойдя ко мне, сказал: «Вы сестра Михаила Григорьевича, я уважаю, люблю его и прошу вашей благосклонности».
Он стал говорить о лейб-гусарском полке, который, по словам его, был его колыбелью, а брат мой был для него нередко ментором].
А.Г. Хомутова. Воспоминания о Пушкине. РА 1867, стр. 1066.
26 октября
Un gros allemand entra chez moi et me dit en s’inclinant:
– J’ai une grâce à vous demender.
– Je vous l’acorde avec plaisir, si elle est en mon pouvoir.
– Permettez moi de parer mon ouvrage d’un de vos vers.
– C’est beaucoup d’honneur pour moi, mais quel ouvrage et quels vers?
– Je prépare le meilleur vernis pour les bottes, et si vous le permettez, je mettrai sur les boites: Светлее дня, чернее ночи»[138].
[…мне приходит толстый немец и, кланяясь, говорит: «У меня к вам просьба». – «Охотно исполню, если только могу». – «Позвольте мне украсить мое изделие вашими стихами». – «Много для меня чести, но что за изделие и какие стихи?» – «У меня приготовляется превосходная вакса для сапог, и, если позволите, на баночках я поставлю: Светлее дня, чернее ночи».]
Пушкин по записи А.Г. Хомутовой. РА 1867, стр. 1067.
После октября
Французский язык знал он в совершенстве. «Только с немецким не мог я сладить, – сказал он однажды. – Выучусь ему, и опять все забуду: это случалось уже не раз».
[К. Полевой]. Некролог о Пушкине. «Живописное обозрение» 1837, III, стр. 80.
26 декабря
Poushkine me disait: «J’ai le projet de faire un ouvrage sur Pougatcheff. J’irai sur les lieux, je passerai l’Oural, je pousserai plus loin et viendrai vous demender asile dans les mines de Nertchinsk» [Пушкин говорил мне: «Я хочу написать сочинение о Пугачеве. Я отправлюсь на места, перевалю через Урал, проеду дальше и приду просить у вас убежища в Нерчинских рудниках»].
Кн. М.Н. Волконская[139]. Записки. СПб., 1906, стр. 25.
28 декабря
Чит[ал] «Афоризмы»[140]. «Здесь есть глубокие мысли», – сказ[ал] Пушкин.
М.П. Погодин. Дневник. ПС, XIX–XX, стр. 83.
После 1826 г.
Помню, что однажды, в пылу спора, сказал я ему: «Да ты, кажется, завидуешь Дмитриеву»[141]. Пушкин тут зардел, как маков цвет, с выражением глубокого упрека, взглянул на меня и протяжно, будто отчеканивая каждое слово, сказал: «Как, я завидую Дмитриеву?».
Спор наш этим и кончился…
Кн. П.А. Вяземский, I, стр. 159–160.
…Я недавно припомнил золотые слова Пушкина насчет существующих и принятых многими правил о дружеских сношениях. «Все (говорил в негодовании Пушкин) заботливо исполняют требования общежития в отношении к посторонним, т. е. к людям, которых мы не любим, а чаще и не уважаем, и это единственно потому, что они для нас ничто. С друзьями же не церемонятся, оставляют без внимания обязанности свои к ним, как к порядочным людям, хотя они для нас – все. Нет, я так не хочу действовать. Я хочу доказывать моим друзьям, что не только их люблю и верую в них, но признаю за долг и им, и себе, и посторонним показывать, что они для меня первые из порядочных людей, перед которыми я не хочу и боюсь манкировать чем бы то ни было, освященным обыкновениями и правилами общежития».
П.А. Плетнев Я.К. Гроту, от 1 апреля 1844 г. Переписка Я.К. Грота с П.А. Плетневым, II, стр. 221–222.
Князь *** (хозяин за ужином):
– А как вам кажется это вино?
Пушкин (запинаясь, но из вежливости):
– Ничего, кажется, вино порядочное.
Князь ***:
– А поверите ли, что тому шесть месяцев нельзя было и в рот его брать.
Пушкин:
– Поверю.
Кн. П.А. Вяземский, VIII, стр. 231.
Спросили Пушкина на одном вечере про барыню, с которой он долго разговаривал, как он ее находит, умна ли она. – «Не знаю, – отвечал Пушкин очень строго и без желания поострить (в чем он бывал грешен), – ведь я с ней говорил по-французски».
Кн. П.А. Вяземский. Из «Записной книжки». РА 1886, III, стр. 432. Ср.: ИВ 1884, № 9, стр. 505.
В Петербурге жила некая княгиня Наталья Степановна и собирала у себя la fine fleur de la société [высший свет], но Пушкина не приглашала, находя его не совсем приличным. Пушкин об ней говорил: «Ведь она только так прикидывается, в сущности она Русская труперда и толпёга, но так как она все делает по-французски, то мы будем ее звать: La princesse – tolpege»[142].
А.О. Россет по записи П.И. Бартенева. РА 1832, I, стр. 246.
Пушкин забавно рассказывал следующий анекдот. Где-то шла речь об одном событии, ознаменовавшем начало нынешнего столетия[143]. Каждый вносил свое сведение. «Да чего лучше, – сказал один из присутствующих, академик ** (который также был налицо), – современник той эпохи и жил в том городе. Спросим его, как это все происходило». И вот академик ** начинает свой рассказ: «Я уже лег в постель, и вскоре пополуночи будит меня сторож и говорит: извольте надевать мундир и итти к президенту[144], который прислал за вами. Я думаю себе: что за притча такая, но оделся и пошел к президенту, а там уже пунш». Пушкин говорил: «Рассказчик далее не шел, так и видно было, что он тут же сел за стол и начал пить пунш. Это значит иметь свой взгляд на историю».
Кн. П.А. Вяземский. Из старых записных книжек. РА 1875, I, стр. 204–205. Ср.: Кн. П.А. Вяземский, VIII, стр. 310.
Пушкина рассердил и огорчил я другим стихом из послания [к В.А. Жуковскому][145], а именно тем, в котором говорю, что язык наш рифмами беден. «Как хватило в тебе духа, – сказал он мне, – сделать такое признание?» Оскорбление русскому языку принял он за оскорбление, лично ему нанесенное.
Кн. П.А. Вяземский. Автобиография. РА 1911, II, стр. 434. Ср.: Кн. П.А. Вяземский, I, стр. XLII.
– Дружбу сотворил Бог, а литературу состряпали мы, смертные, – так отвечал Пушкин на упреки приятелей за преувеличенные похвалы стихотворениям друзей своих, Дельвига и Баратынского.
А.Д. Галахов[146]. Воспоминания. РС 1879, № 2, стр. 326.
Я как-то раз утром зашел к Пушкину и застаю его в передней, провожающим Дирина[147]. Излишняя внимательность и любезность его к Дирину несколько удивила меня, и, когда Дирин вышел, я спросил Пушкина о причине ее.
– С такими людьми, братец, излишняя любезность не вредит, – отвечал, улыбаясь, Пушкин.
– С какими людьми? – спросил я с удивлением.
– Да ведь он носит ко мне письма от Кюхельбекера… Понимаешь? Он служит в III отделении.
Я расхохотался и объяснил Пушкину его заблуждение.
П.А. Плетнев по записи И.И. Панаева. И.И. Панаев. Воспоминания, Лгр. 1928, стр. 63–64.
Конец 1826–1828 г.
Пушкин, встретясь где-то на улице с Мицкевичем, посторонился и сказал: «С дороги двойка, туз идет». На что Мицкевич тут же отвечал: «Козырная двойка туза бьет».