П. Б[артенев]. РА 1870, стр. 1369.
20–22 августа. Москва
И.И. Дмитриев, подозревая причиною кончины Василия Львовича холеру, не входил в ту комнату, где отпевали покойника. Александр Сергеевич уверял, что холера не имеет прилипчивости и, отнесясь ко мне, спросил: «Да, не боитесь ли и вы холеры?» Я отвечал, что боялся бы, но этой болезни еще не понимаю. «Немудрено, вы служите подле медиков. Знаете ли, что даже и медики не скоро поймут холеру. Тут все лекарство один courage, courage и больше ничего». Я указал ему на словесное мнение Ф.А. Гильтебрандта[260], который почти то же говорил. «О да! Гильтебрандтов немного», – заметил Пушкин.
М. Макаров. Воспоминания. «Современник» 1843, т. 29, стр. 384.
Сентябрь – ноябрь
Имение[261], где Пушкин жил в Нижнем, находится в нескольких верстах от села Апраксина, принадлежавшего семейству Новосильцевых, которых поэт очень любил, в особенности хозяйку дома, милую и добрую старушку. Она его часто журила за его суеверие… Г-жа Новосильцева[262] праздновала свои именины, и Пушкин обещался приехать к обеду, но его долго ждали напрасно и решились, наконец, сесть за стол без него. Подавали уже шампанское, когда он явился, подошел к имениннице и стал перед ней на колени: «Наталья Алексеевна, – сказал он, – не сердитесь на меня; я выехал из дому и был уже недалеко отсюда, когда проклятый заяц пробежал поперек дороги. Ведь вы знаете, что я юродивый: вернулся домой, вышел из коляски, а потом сел в нее опять и приехал, чтоб вы меня выдрали за уши».
[Т.] Толычева[263]. Исторические анекдоты и мелочи. РА 1877, II, стр. 99.
Приехал в Апраксино Пушкин, сидел с барышнями[264] и был скучен и чем-то недоволен – так говорила Настасья Петровна. Разговор не клеился, он все отмалчивался, а мы болтали. Перед ним лежал мой альбом, говорили мы об «Евгении Онегине», Пушкин молча рисовал что-то на листочке. Я говорю ему: зачем вы убили Ленского? Варя весь день вчера плакала!
Варваре Петровне тогда было лет шестнадцать, собой была недурна. Пушкин, не поднимая головы от альбома и оттушевывая набросок, спросил ее:
– Ну а вы, Варвара Петровна, как бы кончили эту дуэль?
– Я бы только ранила Ленского в руку или в плечо, и тогда Ольга ходила бы за ним, перевязывала бы рану, и они друг друга еще больше бы полюбили.
– А знаете, где я его убил? Вот где, – протянул он к ней свой рисунок и показал место у опушки леса.
– А вы как бы кончили дуэль? – обратился Пушкин к Настасье Петровне.
– Я ранила бы Онегина; Татьяна бы за ним ходила, и он оценил бы ее и полюбил ее.
– Ну, нет, он Татьяны не стоил, – ответил Пушкин.
А.П. Новосильцева по записи Н. Кр. «Курские губ. вед.» 23 января 1899, № 29 (Среди газет и журналов).
18 ноября. Болдино[265]
Выехав на большую дорогу, я увидел, что вы были правы – 14 карантинов были только аванпостами, а настоящих карантинов только три. Я храбро явился в первый (Сиваслейка, губ. Владимирская); инспектор спрашивает мою подорожную, сообщив, что мне предстоит всего 6 дней остановки. Потом он бросает взгляд на подорожную:
– Вы не по казенной надобности изволите ехать?
– Нет, по собственной, самонужнейшей.
– Так извольте ехать назад, на другой тракт, здесь не пропускают.
– Давно ли?
– Да уж около 3 недель.
– И эти свиньи, губернаторы, не дают этого знать?
– Мы не виноваты-с.
– Не виноваты! А мне разве от этого легче? Нечего делать – еду назад в Лукоянов…
Пушкин Н.Н. Гончаровой (18 ноября 1830 г.).
11 декабря. К Пушкину…
Я сказал ему, что буду писать Бориса и Димитрия – «Пишите, а я отказываюсь».
М.П. Погодин. Дневник. ПС XXIII–XXIV, стр. 109.
Конец года
По свидетельству покойного П.В. Нащокина, в конце 1830 г., живя в Москве, раздосадованный разными мелочными обстоятельствами, он выразил желание ехать в Польшу, чтобы там принять участие в войне[266]: в неприятельском лагере находился кто-то по имени Вейскопф (белая голова), и Пушкин говорил другу своему: «Посмотри, сбудется слово немки, – он непременно убьет меня!»
С.А. Соболевский. Таинственные приметы в жизни Пушкина. РА 1870, стр. 1382.
…В исходе 1830 г.[267], наскучив тем, что свадьба его оттягивалась… он говорил Нащокину, что бросит все и уедет драться с поляками.
– Там у них есть один Вейскопф (белая голова): он наверное убьет меня, и пророчество гадальщицы сбудется.
П.И. Бартенев. Девятнадцатый век, I, стр. 386.
Намереваясь отправиться в Польшу, Пушкин все напевал Нащокину:
– Не женись ты, добрый молодец, а на те деньги коня купи.
П.В. Нащокин по записи П.И. Бартенева. Бартенев, стр. 41.
1830–1831 гг.
Четыре года я не встречался с ним, по причине турецкой кампании и моего путешествия на Востоке, и совершенно нечаянно свиделся в Архиве Министерства иностранных дел, где собирал он документы для предпринятой им истории Петра Великого. По моей близорукости я даже сперва не узнал его, но, благородный душою, Пушкин устремился прямо ко мне, обнял крепко и сказал: «Простили ль вы меня? А я не могу доселе простить себе свою глупую эпиграмму, особенно когда я узнал, что вы поехали в Иерусалим[268]. Я даже написал для вас несколько стихов: что когда, при заключении мира, все сильные земли забыли о Святом граде и Гробе Христовом, один только доблестный юноша о них вспомнил и туда устремился. С чрезвычайным удовольствием читал я ваше путешествие». Я был тронут до слез.
А.Н. Муравьев. Знакомство с русскими поэтами. Киев 1871, стр. 18–19. Перепеч. «Русское обозрение» 1895, № 12, стр. 600.
Декабрь 1830 г. – январь 1831 г. Остафьево[269]
Не торговал мой дед блинами,
В князья не прыгал из хохлов,
Не пел на клиросе с дьячками,
Не ваксил царских сапогов[270].
…П.П. Вяземский[271]. А.С. Пушкин. РА 1884, II, стр. 415–416.
1830–1832 гг.
Пушкин заставил меня взглянуть на дело серьезно. Он уже давно склонял меня приняться за большое сочинение и, наконец, один раз после того, как я ему прочел одно небольшое изображение небольшой сцены, но которое, однако ж, поразило его больше всего, мной прежде читанного, он мне сказал: «Как с этой способностью угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как живого, с этой способностью, не приняться за большое сочинение – это просто грех».
Н.В. Гоголь. Авторская исповедь.
Ср. Анненков, I, стр. 367.
1831 г.
«Я непременно буду писать о «Страннике», – сказал он [Пушкин] мне… – «Пора нам перестать говорить друг другу вы», – сказал он мне, когда я просил его в собрании показать жену свою. И я в первый раз сказал ему: «Пушкин – ты поэт, а жена твоя – воплощенная поэзия».
А.Ф. Вельтман[272]. Воспоминания. Майков, стр. 131–132.
С.-Петербург [у С.Ф. Тимирязевой][273]
Однажды после обеда, когда перешли в кабинет и Пушкин, закурив сигару, погрузился в кресло у камина, матушка начала ходить взад и вперед по комнате. Пушкин долго и молча следил за ее высокой и стройной фигурой и, наконец, воскликнул: «Ах, Софья Федоровна, как посмотрю я на вас и на ваш рост, так мне все кажется, что судьба меня, как лавочник, обмерила».
Ф.[И.] Тимирязев. Страницы прошлого. РА 1884, I, стр. 313.
20 января. Москва
Когда известие о смерти барона Дельвига[274] пришло в Москву, тогда мы были вместе с Пушкиным, и он, обратясь ко мне, сказал: «Ну, Войныч, держись: в наши ряды постреливать стали».
П.В. Нащокин Н.М. Коншину. РС 1908, № 12, стр. 762–763.
16 февраля
*…Аккурат два дня до его свадьбы[275] оставалось, – зашла я к Нащокину с Ольгой. Не успели мы и поздороваться как под крыльцо сани подкатили, и в сени вошел Пушкин. Увидал меня из сеней и кричит:
– Ах, радость моя, как я рад тебе, здорово, моя бесценная! – поцеловал меня в щеку и уселся на софу…
– Спой мне, говорит, Таня, что-нибудь на счастье, слышала, может быть, я женюсь?
– Как не слыхать, говорю, дай вам бог, Александр Сергеевич!
– Ну, спой мне, спой.
…Запела я Пушкину песню, – она хоть и подблюдною считается, а только не годится было мне ее теперича петь, потому она, будто, сказывают, не к добру… Вдруг слышу, громко зарыдал Пушкин… Кинулся к нему Павел Войнович:
– Что с тобой, что с тобой, Пушкин?
– Ах, – говорит, – эта ее песня всю мне внутрь перевернула, – она мне не радость, а большую потерю предвещает!..
Цыганка Татьяна Дементьевна по записи В.П. (Б.М. Маркевича). «СПб. Ведомости» 1875, № 131.
Москва
До сих пор еще толкуют о славном бале наших молодых, хваля особенно ласку и ловкость Ольги[276]… Поэт Пушкин также в восхищении от нее; говорит, что невозможно лучше Ольги соединять вместе роль девушки, только что поступившей в барыню и хозяйки. Он мне говорил на бале: «Я глаз не спускаю с княгини О. А., не понятно, как она всюду поспевает, не только занимается всеми, кои тут, но даже и отсутствующим посылает корнеты с конфектами; я бы ее воспел, да не стихи на уме теперь».