А.Я. Булгаков К.Я. Булгакову (19 февраля 1831 г.). РА 1902, I, стр. 53–54.
Он жене моей говорил на бале:
– Пора мне остепениться; ежели не сделает этого жена моя, то нечего уже ожидать от меня.
А.Я. Булгаков К.Я. Булгакову (19 февраля 1831 г.). РА 1902, I, стр. 54.
18 февраля
Свадьба Пушкина происходила 18 февраля 1831 г. Во время обряда Пушкин, задев нечаянно за аналой, уронил крест; говорят, при обмене колец одно из них упало на пол… Поэт изменился в лице и тут же шепнул одному из присутствовавших:
– Tous les mauvais augures [Все дурные предзнаменования].
А.П. Керн. Воспоминания. РС 1880, № 1, стр. 148…Бартенев, стр. 64.
После 18 февраля
Я уверена, что он был добрым мужем, хотя и говорил однажды, шутя, Анне Николаевне [Вульф][277], которая его поздравляла с неожиданною в нем способностью вести себя, как прилично любящему мужу:
– Се n’est que de l’hypocrisie [Это только притворство].
А.П. Керн П.В. Анненкову. ПС V, стр. 151.
Апрель. Москва
И всякая копейка горячим углем
На голову его падет в последний день[278],
– Каплей, каплей, – воскликнул Пушкин, вскочив и потирая руки.
М.П. Погодин. Петр I. Трагедия в 5 действиях в стихах (1831), M., 1873, послесловие стр. 159.
Ср. Барсуков, III, стр. 253.
5–8 апреля
Цензур[ные] поправки статьи о Польск[ой] ист[ории][279] – Пушкин от нее в восторге:
– Никто ныне, – сказал он, – не тревожит души моей, кроме вас.
М.П. Погодин. Дневник. ПС XXIII–XXIV, стр. 112.
11 мая
[Пушкин], решительно не любя Тасса, умоляет тебя приняться за Данта[280]. «Мне надо написать к нему умное и большое письмо, – говорит он, – но кочевой я так не привык еще к оседлой жизни, что не знаю, как и когда приниматься за дело».
М.П. Погодин С.П. Шевыреву. РА 1882, III, стр. 185.
Июнь – август. Царское Село
Лисянская и Пашков там
Мешают странствовать ушам.
– Вот видишь, – говорил ему Пушкин, – до этого ты уж никак не дойдешь в своих галиматьях[281].
А.О. Смирнова[282]. Воспоминания. РА 1871, стр. 1879.
Июнь – август. Царское Село
Иногда [Пушкин] читал нам отрывки своих сказок и очень серьезно спрашивал нашего мнения. Он восхищался заглавием одной: «Поп – толоконный лоб и служитель его Балда»[283]. «Это так дома можно, – говорил он, – а ведь цензура не пропустит!» Он говорил часто: «Ваша критика, мои милые, лучше всех; вы просто говорите: этот стих нехорош, мне не нравится».
А.О. Смирнова. Воспоминания. РА 1871, стр. 1877.
Когда разговорились о Шатобриане[284], помню, он говорил: «De tout ce qu’il a ecrit il n’y a qu’une chose qui m’aye plu; voulez vous que je vous l’écris dans votre album. Si je pouvais croire encore au bonheur, je le chercherais dans la monotonie des habitudes de la vie».
Во всем том, что он писал, имеется только одна вещь, которая мне понравилась; желаете ли вы, чтобы я написал ее в ваш альбом? Если бы я еще мог верить в счастье, я бы искал его в однообразии жизненных привычек.]
А.О. Смирнова. Воспоминания. РА 1871, стр. 1882.
Июнь – август. Царское Село
Раз я созналась Пушкину, что мало читаю. Он мне говорит:
– Послушайте, скажу и я вам по секрету, что я читать терпеть не могу, многого не читал, о чем говорю. Чужой ум меня стесняет. Я такого мнения, что на свете дураков нет. У всякого есть ум, мне не скучно ни с кем, начиная от будочника и до царя[285].
А.О. Смирнова по записи Я.П. Полонского. Публ. М.А. Цявловского. ГМ 1917, № 11–12, стр. 155.
* Однажды говорю я Пушкину:
– Мне очень нравятся ваши стихи «Подъезжая под Ижоры»[286].
– Отчего они вам нравятся?
– Да так, – они как будто подбоченились, будто плясать хотят.
Пушкин очень смеялся.
– Ведь вот, подите, отчего бы это не сказать в книге печатно: «подбоченились», а вот как это верно. Говорите же после этого, что книги лучше разговора…
Наговорившись с ним, я спрашивала его (поутру у него в комнате):
– Что же мы теперь будем делать?
– А вот что! Не возьмете ли вы меня прокатиться в придворных дрогах?
– Поедемте.
А.О. Смирнова по записи Я.П. Полонского. Публ. М.А. Цявловского, ГМ 1917, № 11–12, стр. 155–156.
Однажды в жаркий летний день гр. [А.В.] Васильев[287], зайдя к нему, застал его чуть не в прародительском костюме.
– Ну, уж извините, – засмеялся поэт, пожимая ему руку, – жара стоит африканская, а у нас там, в Африке, ходят в таких костюмах.
Гр. А.В. Васильев по записи П.К. Мартьянова. ИВ 1892, № 11, стр. 384.
Однажды Пушкин, гуляя по Царскому Селу, встретил коляску, вмещавшую в себе ни более ни менее как Николая Павловича. Царь приказал остановиться и, подозвав к себе Пушкина, потолковал с ним о том о сем очень ласково. Пушкин прямо с прогулки приходит к Смирновой… «Что с вами?» – спросила Смирнова, всматриваясь в его лицо. Пушкин рассказал ей про встречу и прибавил: «Чорт возьми, почувствовал подлость во всех жилах!» Я это слышал от самой Смирновой.
И.С. Аксаков[288] Н.С. Соханской (лит. псевд. Кохановская). Барсуков, XIX, стр. 409.
Петербург
В 1831 г. один знакомый [гр. Е.Е. Комаровский][289] встретил [Пушкина] в Петербурге на улице задумчивого и озабоченного.
– Что с вами?
– Все читаю газеты.
– Так что же?
– Да разве вы не понимаете, что теперешние обстоятельства чуть ли не так же важны, как в 1812 году? – отвечал Пушкин[290].
П.И. Бартенев. XIX век, I, стр. 386.
Покойный гр. Е.Е. Комаровский рассказывал, что… однажды встретил Пушкина на прогулке, задумчивого и тревожного. «Отчего невеселы, Александр Сергеевич?» – «Да все газеты читаю». – «Что ж такое?» – «Разве вы не понимаете, что теперь время чуть ли не столь же грозное, как в 1812 году!»
П. Б[артенев]. На взятие Варшавы. РА 1879, I, стр. 385.
Июнь – октябрь
Молодой лейб-гусар граф А.В. Васильев, в Царском Селе, очень ранним утром, ехал на учение мимо дома Китаевой, где жил Пушкин[291]… Пушкин увидал его в окно и позвал к себе. Перед тем появился в печати «Конек-Горбунок». «Этот Ершов[292], – сказал Пушкин графу Васильеву (который тоже писал стихи), – владеет русским стихом, точно своим крепостным мужиком».
Разные заметки о Пушкине. Из записной книжки. РА 1899, II, стр. 355.
…А.С. Пушкин, прочитав эту сказку [ «Конек-Горбунок»], отозвался между прочим Ершову, – как рассказывал он сам: «Теперь этот род сочинений можно мне и оставить»[293].
А.К. Ярославцев. П.П. Ершов, автор сказки «Конек-Горбунок». СПб., 1872, стр. 2.
7 июля. Царское Село
…Я сказал ему взволнованным голосом:
– Извините, что я вас останавливаю, Александр Сергеевич; но я внук вам по Лицею и желаю вам представиться.
– Очень рад, – отвечал он, улыбнувшись и взяв меня за руку, – очень рад.
Непритворное радушие видно было в его улыбке и глазах. Я сказал ему свою фамилию.
– А ваш выпуск будет который? – спросил он, взглянув на золотые петлицы на моем воротнике. – Ведь вы после Деларю?[294]
– Деларю был мой старший 5-го курса, а я 6-го.
– Так я вам не дед, даже не прадед, а я вам пращур. Ну, что у вас делается в Лицее? Если вы не боитесь усталости, – прибавил он, – то пойдемте со мной.
Из парка мы перешли в большой сад.
– Ну а литература у вас процветает? – спросил он.
– Мы, по крайней мере, об ней хлопочем: у нас издаются журналы и газеты.
– Принесите их мне. Ну а что Сергей Гаврилович Чириков[295]?
Я отвечал, что он у нас гувернером в старшем курсе, по-прежнему добрейший человек, но что под старость лет у него развилась охота к пению.
– Каким это образом?
– Он с нами поет в рекреационное время, по вечерам, разные арии из «Сбитенщика»[296] и «Водовоза»[297]; он запевает, а мы ему хором подтягиваем.
Александр Сергеевич от души засмеялся.
– А мы в нем и не подозревали голоса, – сказал он, – пригласите его когда-нибудь ко мне.
– Что ваш сад и ваши палисадники? А памятник в саду вы поддерживаете? Видаетесь ли вы с вашими старшими? Выпускают ли теперь из Лицея в военную службу? Есть ли между вами желающие? Какие теперь у вас профессора? Прибавляется ли ваша библиотека? У кого она теперь на руках? Что Пешель?[298] Боится ли он холеры?