Именно эта отталкивающая сила призрачных полей и реакция на свет смогли так обмануть нас и убедить в принципиальной целостности материальных вещей. Этот мираж настолько силен, что мы не можем воспринимать мир иначе. Тем не менее вы можете научить себя думать по-другому. Всмотритесь за «фасад» своей подруги в кафе. Пронзите завесу фотонов и отталкивающих атомных сил и посмотрите на нее как на призрачное видение триллионов крошечных невидимых ядер, окруженных эфирными полями вероятности. Я гарантирую, что, проделав это три или четыре раза со всей силой своего воображения, вы уже никогда не увидите мир прежним. Даже простое яблоко представится вам совершенно иным, чем раньше.
Лучшее, что я могу сейчас сделать, – рассказать вам про речь Эдуарда Перселла, которую тот произнес при получении Нобелевской премии в 1952 году за открытие ядерного магнитного резонанса, феномена, сейчас используемого для молекулярного анализа структуры бактерий, в целях медицинской диагностики человеческого организма и для многого другого[37]. «Меня и поныне не покидает ощущение чуда и восторга по поводу того, что это едва уловимое движение присутствует во всех обыкновенных вещах, которые окружают нас… – сказал Перселл Нобелевской ассамблее, имея в виду найденный им резонанс. – Я вспоминаю, как зимой во время наших первых экспериментов, всего семь лет назад, снежинки увиделись мне в совершенно новом свете. Сугробы снега, лежавшие у моего крыльца, предстали предо мной как груды протонов, тихо прецессирующих[38] в земном магнитном поле. Увидеть на миг наш мир как нечто столь глубокое и необычное – такова награда первооткрывателю за его открытие».
Конечно, чтобы видеть мир таким образом, необязательно требуется совершить великое открытие. Да, это потрясающе – стать первым человеком, осознавшим окружающий мир на совершенно новый манер. Но каждый из нас может посмотреть на сугроб и на секунду увидеть крошечные атомные частицы, кружащиеся и вращающиеся холодным зимним утром. Перселл научил нас этому, но он не единственный обладатель силы такого взгляда. Эта сила – продукт научных трудов. И если продолжать над этим трудиться, то мы можем выбраться из пещеры Платона и увидеть вещи такими, какими они являются. То, что мы узнаём о мире, необязательно должно рушить наши о нем представления, хотя такое возможно. По крайней мере, наука сможет объяснить то, что мы испытываем. Воскликнув «ага!», мы не то чтобы осознаем, что жили во лжи, а скорее, поймем: то, что кажется простым, на самом деле – обычный спектакль, театральное представление, в котором раскрывается запутанная глубинная реальность. И мы живем в этом театре каждый день.
Поэтому я думаю, что платоновская метафора с пещерой все так же шедевральна даже две с половиной тысячи лет спустя. Платон понимал, что тени на стенах пещеры не обман и не иллюзия. Они реальное явление, но за ними скрывается ряд других реальностей: люди, проходящие мимо; свет, поток которого они прерывают, когда идут; лучи, которые попадают на стену пещеры. Тень, которую мы можем воспринять, является результатом неуловимых вещей, которые в не меньшей степени являются частями нашего мира несмотря на то, что они нам недоступны. В каком-то смысле мы вышли из пещеры и увидели проходящих людей, но теперь понимаем, что они сами – оптическая иллюзия, еще один тип тени: отражение фотонов, отталкивание атомов; все это создает еще один образ в наших умах. Однако с помощью научного метода мы смогли проанализировать это новое искажение и увидеть нашу призрачную форму такой, какая она есть. Но здесь нет места самодовольству. Мы должны продолжать задаваться вопросом, какие реалии Вселенной могут лежать в основе такого представления о нас самих.
Есть еще одна вещь, которой я бы хотел вас озадачить. Кто-то может решить, что это очередной уровень странных размышлений, но если у вас есть немного времени для меня, то прошу вас и советую вам попробовать. Возможно, в процессе чтения этой книги вы уже задумывались, насколько примечательно то, что на нашей планете существует разумная жизнь. Мы размышляем о том, что нас окружает, думаем о происхождении Вселенной и интересуемся жизнью в других ее местах. Если вы какое-то время задержитесь на этой мысли, то поймете, что она пьянит, она полна потенциала. Теперь соедините эту мысль с теми, над которыми я выше призывал вас поразмышлять.
Представьте на мгновение облака материи, которые более чем на 99 % состоят из ничего – просто пучки электронных вероятностных полей, рассеянные по планете, которая сама по себе является не чем иным, как скоплением протонов и нейтронов, разбросанных по огромному морю электронных вероятностных облаков. Эти призрачные электронные облака взаимодействуют друг с другом и задаются вопросом, могут ли где-то в космическом вакууме существовать другие электронные вероятностные поля, которые тоже взаимодействуют и общаются. Эти призрачные облака используют энергию, которой обмениваются поля вероятности, чтобы вычислять, визуализировать и предсказывать природу Вселенной, в которой они находятся. Как удивительно, что такое вообще возможно! Что существа, которые и не существа вовсе, а поля вероятности, могут что-то знать. Эти облака вероятностей объединяют вероятности других электронов, принимающих форму ускорителей частиц, которые используются для столкновения и изучения субатомных частиц, и гигантских радиотелескопов, которые собирают фотоны из отдаленных регионов Вселенной. Живой мир, вся Вселенная всего лишь махинации и взаимодействия частиц и их вероятностей.
Когда я впервые сознательно столкнулся с эфирной природой реальности – я имею в виду настолько конкретным способом, что я часто думал о ней, когда делал повседневные дела, – я обрел нечто чудесное, что так и не покинуло меня. Мне до сих пор нравится гулять по улице, представляя окружающих меня пешеходов такими, какие они есть на самом деле: призраками, идущими по своим делам; моими собратьями – вероятностными облаками, в основном состоящими из ничего. Может быть, я теперь не в своем уме, если нахожу облако электронов красивым или обнаруживаю квантовые функции вероятности в улыбке? Разве не было бы забавно поддразнить облако электронов, просто чтобы поразвлечься, наблюдая, как злится бессодержательный набор вероятностных функций? Я стараюсь воздерживаться от такого поведения, потому что я также могу упиваться абсурдностью этикета между наборами вероятностей. В идее о том, что субатомные сущности хорошо относятся друг к другу, есть своя приятная нелепость. В целом я пришел к выводу, что стоит позволить собственному набору функций пустого пространства и вероятности чувствовать что-то по отношению к другим, потому что в противном случае реальность будет трудно вынести.
Легко увлечься волнительным поиском инопланетной жизни где-то там далеко, и, бесспорно, контакт с любыми существами за пределами нашего родного мира будет иметь важнейшее значение с научной точки зрения. Но мы не должны пренебрегать тем, что можем узнать о жизни и Вселенной, заглянув внутрь себя. Раскрыв нашу собственную призрачную форму, физика показала нам, что мы страннее самых необычных инопланетных существ, когда-либо придуманных писателями-фантастами. Посмотрев внутрь, мы найдем инопланетян в себе.
Что мотивирует инопланетянина? Может, мы до сих пор не встретили разумную внеземную жизнь потому, что они хотят наблюдать за нами, а не вмешиваться в нашу жизнь? Как туристы в сафари-парке (Robek / Wikimedia Commons / CC BY-SA 3.0)
9. Мы экспонаты в инопланетном зоопарке?
Поездка с железнодорожного вокзала Суиндона до Космического агентства Великобритании в Полярис-хаусе
Я плохо знал Суиндон. В этом городе располагался Исследовательский совет Великобритании, но я так и не удосужился изучить его получше. Когда я запрыгнул на заднее сиденье такси и мы помчали по кольцевым развязкам и под мост, я решил спросить таксистку:
– Суиндон. Что вы о нем думаете?
Она хихикнула и поерзала в своем водительском кресле.
– Мне здесь нравится, – ответила она. Она постоянно одергивала свою зеленую кожаную куртку, будто демонстрируя этим гордость за свой город, и поправляла свои черные волосы с химической завивкой. Она была хорошо одета, и что-то в ней смутно напоминало о 1980-х годах. Я подумал, что, должно быть, ее подростковые годы пришлись на то время и провела она их в месте, очень похожем на Суиндон.
У меня не было причин возражать ней. Это был серый невзрачный день, но город был довольно приятным. Несколько человек ошивалось около паба, а у большого продовольственного рынка собралась толпа. У входа в одну из палаток стояла девочка-подросток и жевала сосиску, пока ее подруга заплетала ей волосы.
В ближайшем времени я должен был возглавить комитет по рассмотрению заявок на гранты, поэтому мои мысли крутились вокруг кипы документов, которые мне предстояло прочесть. Для ученого это важная общественная задача, которую следует выполнить, потому что другие прилагают усилия, чтобы уделить время рассмотрению ваших собственных попыток получить надлежащую поддержку ваших исследований. Но задача эта не самая увлекательная, так что мое настроение не было радужным.
– Какие планы на день? Что-нибудь интересное? – полюбопытствовала таксистка, выводя меня из транса.
– Рассматриваю гранты для Космического агентства Великобритании, – ответил я. – Я бы не назвал это интересным делом, но вещь важная, и, честно говоря, бывает довольно любопытно почитать, чем занимаются люди. Например, ищут жизнь на Марсе, строят приспособления для изучения его атмосферы. Это экспертная группа по исследованию космоса.
– Мне кажется, это очень интересно! – резко возразила она. – Нельзя пренебрежительно относиться к такой работе.
Я понял, что в целом она права.
– Но вот марсиане… Я надеюсь, вы их не найдете, – добавила она.
– Почему? – удивился я. – Разве не здорово было бы найти жизнь на Марсе?