если бы каждый человек не действовал от имени общества. Другие древние империи, такие как средневековая монгольская Золотая Орда, совершали сопоставимые или даже более значительные подвиги посредством подчинения личности более широкой социальной схеме. Отдаваясь всем сердцем социальному предприятию, человек избегал участи скатиться в скукоженное одиночество, в котором его собственные амбиции неизбежно заводили в тупик. Вместо этого они реализовали свой потенциал внутри коллектива.
Я думаю, вы, читатель, согласитесь, что эта точка зрения имеет свои основания. Даже самые яркие современные индивидуалисты извлекают неоценимую пользу из социальной скоординированности. Без нее мы не смогли бы улететь в отпуск, купить еду, которая нам нравится больше всего, и смотреть фильмы, которые нам по душе. Мне нет необходимости подробно описывать всю сеть коллективных усилий, необходимых для обеспечения безопасного перелета самолета из одного города в другой. Сегодня мы придерживаемся представлений, весьма отличных от взглядов древних, но мы по-прежнему являемся частью полиса. Просто сам размер и масштабы коллектива делают его невидимым; мы часто видим перед собой только свои индивидуальные цели, не осознавая, что у нас не было бы шансов достичь их без преимуществ, обеспечиваемых коллективными усилиями.
Поселенцы на Луне или Марсе могут построить свою собственную разновидность афинского полиса, и, в отличие от нас, они не смогут закрыть на это глаза. Для того, чтобы этот город преуспел, потребуются огромные усилия, а небольшой размер и высокая плотность населения, ограниченного сложной структурой жизнеобеспечения, означают, что все будут тесно работать друг с другом. Невозможно будет уклониться от исполнения обязанностей или позабыть об управлении общественным порядком. Возможно, сама трудность выживания будет способствовать формированию взгляда на свободу, менее привязанного к индивидуальным амбициям и в большей степени – к амбициям сообщества, на которое каждый опирается. Если это конечное состояние внеземного полиса, то, возможно, все будет в порядке. Возможно, Солнечная система станет собранием городов-государств, подобных Афинам, объединенных во внеземную Делосскую лигу[59].
И тем не менее в солидарности есть свои минусы. Мой водитель это понимал. После пары минут молчания он снова заговорил, но в этот раз в его словах не было прежней однозначной определенности.
– Наверняка там, наверху, в небольшой группе будет сильное давление коллектива. Придется подстраиваться. А если не получится, то и деться-то некуда. Но я полагаю, было бы неплохо просто принять его, знаете? Просто стать частью группы и не беспокоиться об остальном.
Действительно, можно найти утешение в чувстве принадлежности через подчинение социальному порядку. Но в этом кроется и опасность. Когда мы отказываемся от моральной ответственности и вместо этого позволяем высшему авторитету делать выбор за нас, результаты могут быть действительно мрачными. Лидеры пользуются общественным согласием, чтобы навязать свои представления о порядке. Ханна Арендт[60], как известно, во время интервью с бывшими нацистами мучительно пыталась понять, почему же они добровольно, даже с рвением, подчинились организации, конечной целью которой была тирания, и нашла жуткий ответ: практически все опрашиваемые приходили в отчаяние от необходимости нести ответственность за самих себя. Принимать решения, воплощать их в жизнь и сталкиваться с последствиями неудач – тяжело. Подчинив себя воле других и позволив тоталитарной идеологии дать простые ответы, нацисты облегчили себе ношу. Они были свободны – свободны от ответственности за принятие трудного жизненного решения. Их неудачи были провалами большой системы, которую они не могли контролировать.
Чертовски иронично, что, подчиняя себя неоспоримой силе, человек чувствует освобождение. И эта ирония питает корни многих человеческих страданий. Нет причин верить, что этот корень увянет в космосе. На космической станции или в лунной колонии, где одна пропущенная проверка безопасности может привести к ужасным потерям, личная ответственность вполне может стать причиной кошмаров. Некоторым поселенцам, несомненно, будет проще снять с себя ответственность, заранее оправдывая себя и одновременно подготавливая почву для деспотизма.
Возможно, тогда космическому тирану не придется усердно трудиться, чтобы гарантировать послушание стада. Жестокость окружающей среды побудит многих к добровольному рабству, так как каждый из них выберет освобождающий побег от ужасных последствий ответственности. Милосердный диктатор просто желает спасти нас от отвратительной, жестокой и короткой жизни. Почему бы не насладиться свободой подчинения?
При таком раскладе легко пасть духом. Если космос – это место будущих тираний, нам не стоит мечтать о поселениях там, а тем более тратить свое время на реальные попытки. Так что позвольте мне закончить следующим: я не думаю, что все сложится так. Я не верю, что инопланетное поселение неизбежно приведет к тирании. Существует большая вероятность, что преодоление космической границы породит новые социальные формации, более способствующие всеобщему процветанию, чем все, что человечество создало до сих пор. Космос – это непаханое поле, идеальная среда для того, что Джон Стюарт Милль называл «экспериментами в жизни». Отъезд с Земли вполне может способствовать развитию новых форм искусства, музыки, науки и многого другого, как и той новой формы общества, благодаря которой все эти сферы расцветут. Но мы не должны закрывать глаза на опасности. Мы знаем, что люди легко ошибаются, и очевидно, что условия в космосе располагают к нашим худшим инстинктам. Сказать, что космос – естественная среда для деспотизма, – значит говорить откровенно, если не предсказывать будущее. Мы должны сделать все возможное, чтобы жить с этой истиной, воспринимая ее всерьез и прилагая все усилия для развития такого управления, которое поддерживает надежду на успешное существование внеземных поселений. Ведь хотя мы и можем, отправившись в космос, избежать некоторых земных проблем, мы не сможем внезапно пролить свет на области человеческого разума, где скапливается тьма. Она отправится с нами к звездам.
Львы и полярные медведи немало выигрывают от программ защиты окружающей среды, но как насчет цианобактерий, таких как, например, эта колония ностока[61]? Отдельные микробы, составляющие колонию, имеют ширину всего в несколько микрон[62]. Должны ли мы заботиться о них? (gailhampshire / Wikimedia Commons)
14. Заслуживают ли микробы нашей защиты?
Поездка от Брантсфилда до «Форта Киннейрд»[63]
– Вы недавно помыли такси? – заметил я, когда садился на безупречно чистое заднее сиденье. В воздухе витал аромат антисептика.
– Еще бы! – резко ответила таксистка. – Прошлой ночью одну стошнило. Забрала ее с какой-то попойки, она села, а через две минуты ей стало плохо. Боже, как я ненавижу вечер пятницы! Не поймите меня неправильно. Я не против, чтобы люди расслабились, но пусть держат веселье в себе, чтоб мне не приходилось за ними убирать.
Она практически полностью развернулась ко мне, эмоционально жестикулируя и с негодованием указывая на сиденье. Пока она говорила, ее густые каштановые волосы метались туда-сюда, а лицо было искажено гримасой. Ее широкий, с подплечниками пиджак в бело-голубую полоску и общая серьезность, свойственная людям средних лет, только добавляли искренности ее раздражению.
– Зато хороший повод для уборки, – сказал я. – Не помню, когда я сам чистил свою машину. Должно быть, никогда.
Я слегка растерялся от внезапного погружения в ее проблемы. Она покачала головой, и я решил, что, должно быть, ей не помешает немного отвлечься размышлениями на философскую тему. Всего пару дней назад я читал научную статью на тему того, стоит ли нам убить микробов на Марсе, если мы их там найдем.
– А вы бы продезинфицировали свое такси, если бы в нем было полно инопланетных микробов? – спросил я. – Например, с Марса?
Она ничего не сказала. Искоса глянула на меня в зеркало, поняла, что я не шучу, а смотрю на нее в ожидании ответа.
– Вы серьезно? – спросила она. – В смысле, если бы у меня были какие-то инопланетные организмы в такси… помыла бы я его?
– Да-да, именно, – ответил я. – Если бы вы обнаружили, что та женщина, которой стало плохо, оставила у вас в машине контейнер с редкими марсианскими микробами, вы бы все равно все тут почистили?
– Все бы продезинфицировала. Ну и что, что они с Марса, какая разница? Все равно бы хлоркой прошлась.
– Даже если они совсем другие? Настоящие марсианские микробы? – Я не мог просто так это оставить.
– Вы, кажется, думаете, что они интересные, но я бы от них избавилась.
После этого она сидела молча и посматривала на меня в зеркало. Ее порядком утомили последние 24 часа, и я способствовал ее раздражению не меньше, чем вчерашняя выпившая пассажирка. Отношение моей таксистки к микробам было понятно. Если бы я был на ее месте, я бы тоже прошелся хлоркой внутри своего такси. Но если речь не идет об очистке машин или кухни, есть и другой взгляд на микробов.
Сходите на экологический митинг. Или приходите к зданию ООН во время конференции по вопросам изменения климата. Поищите взглядом плакаты «Спасите микробов!», «Справедливость для грибка!», «Я за слизней!». Да, вы их не найдете. Так же как не найдете представителей Королевского сообщества по защите микробов, или Всемирного микробного фонда, или любой другой организации, защищающей микробов, название придумайте сами. Большинству людей идея защиты микробов кажется абсурдной. Мы убиваем их каждый день. Я не знаю, сколько микробов вы убиваете, отмывая кухонные поверхности, но, скорее всего, миллионы. Любой, кто потребует сохранения некоторых вымирающих бактерий, рискует выглядеть невменяемым или, по крайней мере, лишенным какого-либо чувства перспективы.