Жизнь – это не механизм поддержания искусства. Всё совсем наоборот.
С. Кинг
1
«На улице –5 °C, ощущается как –10 °C».
Михаил очень жалел, что не захватил с собой варежки или хотя бы перчатки. Руки мёрзли – хоть под мышками прячь, а неудобно – не в зубах же пакеты нести. Даже если забыть, что выглядеть это будет по меньшей мере нелепо, куплено было немало – как по цене, так и по весу. Зубы того и гляди выскочат из насиженных мест в отместку за жестокое обращение.
Стандартный маршрут от магазина до дома преодолевался в режиме «бег по пересечённой местности». Тут тебе и замаскированные снегом выбоины, и гололёд, и лёгкий (пробирающий до костей) ветерок, и детвора с собаками, и даже автомобили, будто нарочно снующие вдоль подъездов в середине дня!
«Прямо как на учениях, блин, – подумал Михаил, шарахаясь от подслеповатой пенсионерки, выгуливающей добермана. – И на том спасибо, что ползти с противогазом на морде не нужно».
В последнее время лифт частенько отключали на ремонт, но не сегодня. Повезло.
– А вот и Джонни!
(Нет, не повезло.)
Утром Татьяна говорила, что вернётся с работы только вечером, но в этот раз вечер наступил как-то уж слишком рано – в половине четвёртого. И это, на самом деле, печально – для Михаила, не для Татьяны. История зашла в тупик, и выводить её оттуда проще, когда никто не шуршит по дому, не окрикивает, не отвлекает на себя внимание – в общем, когда ты один. Тогда всё идёт как по маслу, как по хорошо уложенному асфальту.
Но делать нечего, придётся гнать по бездорожью.
– Пальцы отморозил твой Джонни! – отозвался Михаил, стаскивая ботинки окоченевшими руками. – Чай поставишь?
Прежде чем распределить содержимое пакетов по полкам шкафчиков и холодильника, Михаил побежал в ванную. Дёрнув ручку смесителя, он погрузил ладони под горячий поток.
– Ну что ты делаешь? – Вечно недовольная жена подвинула «Джонни» и повернула ручку смесителя. Вода стала тёплой, но продрогшему мужчине казалось, что кисти облепил снег, а кожа вот-вот потрескается. – Надо постепенно повышать температуру, а то ожоги получишь.
Михаилу не хотелось устраивать перепалку на пустом месте – скорее бы сесть за компьютер. Но сначала чай.
Отвар отдавал горечью – точь-в-точь как чай из армейских сухих пайков. Где-то лучше, где-то хуже. Иные марки пить просто невозможно, а если всё-таки пересилить себя, то изжога обеспечена. Впрочем, не Танина это вина. Старая коробка нормального рассыпного чая уже месяц как закончилась, а озаботиться этим никто и не подумал. Миша раньше был как-то больше по пиву, а чай и кофе незаметно исчезли из повсеместного употребления и превратились в атрибут роскоши.
Но к не самым дурным привычкам не грех и вернуться, тем более что они чуть ли не по статусу положены. Покончив с чаем и прочими формальностями, Михаил прошёл на остеклённый балкон. Там к его услугам стул и крошечный раскладной столик с ноутбуком, а большего и не требуется.
Итак, история зашла в тупик. Алёша Мягколапкин, воронежский сисадмин в прошлом, а ныне – Избранный, последняя надежда Ортириума на спасение от короля-лича Некроанфиликса и его кровожадных полчищ, попал в плен к асомбистским работорговцам, использующим нилинузских красавиц-рабынь в качестве приманки…. Работа над книгой «Клеймор Ортириума» шла второй год, и за это время жизнь Михаила изменилась: его перестали привлекать пятничные застолья с друзьями, которые лишь покрутили пальцем у виска, услышав об увлечении собутыльника; он стал больше читать (нельзя же идти к успеху вслепую), стал интересоваться средневековым сеттингом и человеческой анатомией. Жить стало чуточку интереснее.
Но всему есть цена. В неделе по-прежнему семь дней, а в сутках – двадцать четыре часа, так что заниматься творчеством и сопряжёнными с ним вещами приходилось в ущерб чему-то другому. Сначала это не казалось проблемой. Замещение часика игры в какой-нибудь шутер (и большего количества времени, ведь одним часиком дело, как правило, не ограничивалось) на заполнение листов в «ворде» в корне ничего не меняло, режим оставался неизменным, даже слегка улучшался в дни бездействия музы, когда Михаил ложился спать раньше обычного. На пике же энтузиазма голова была занята проектом и тогда, когда она требовалась для решения более насущных задач на работе и в быту
(то есть, всегда),
что плохо сказывалось на… всём. Сильно изменился также и круг общения; Михаил всё больше времени проводил в соцсетях
(а где ещё учиться писательству? Не книги же читать!),
стал более раздражительным, более апатичным. Вишенкой на торте оказалось полное отсутствие понимания и поддержки со стороны окружающих. Собственно, это основная причина сожаления о раннем возвращении Татьяны.
Ну да ладно.
«Асомбисты, плен, Алёша.… Так-с, хм-хм…
Тёмная завеса небытия прогнулась под давлением неимоверной силы, и Мягколапкин пришёл в сознание. Рефлекторно проведя ладонью по лицу, на уровне бровей он зацепил какую-то букашку. Теперь она оказалась зажата между средним и безымянным пальцами. Незначительных размеров зелёное создание, беспорядочно шевелящее миниатюрными конечностями толщиной с волос. «Вот что значит раздуть из мухи слона», – подумал Алексей и разжал пальцы, насекомое с вызывающим дискомфорт жужжанием поднялось в воздух и улетело сквозь прутья клетки…
– Стоп, что?!
По-моему, вышло очень даже неплохо!»
– Опять фигнёй страдаешь, писака. – Татьяна встала в дверном проёме, скрестив руки на груди. – Только зря тратишь время. Спускаешь свою жизнь, как в унитаз, в эту чёрную дыру. А мог бы чем-нибудь полезным заняться. На вторую работу устроился бы…
(«Мне бы серьги купили, – подумала женщина, – шубу ещё неплохо бы. А то у Людки, у Светки – у всех “норки”, а я одна как дура в пуховике хожу».)
–…холодильник бы большой купили, телик как у Генки, – продолжала Татьяна, стараясь говорить тихо, но уверенно. Так советовала Алина Муромцева (не ей конкретно, а своим подписчицам вообще): если говорить тихо, то собеседник вынужден будет прислушиваться, а значит, с большей готовностью воспримет то, что ему скажут.
В теории.
– Ну и на кой ляд мне этот холодильник и телик во всю стену, если я дома только спать буду? – огрызнулся Михаил и повернулся к жене. – И вообще, ты сама весь день чем занимаешься? Приходишь со своей работы – бумажки перебирать, тоже мне работа – и пялишься в телефон, читаешь, блин, посты каких-то куриц, а затем, отупевшая, клюёшь мозг уже мне. Может, сама на вторую работу устроишься? Что? «Иу, я убираю, стираю, готовлю», – Михаил карикатурно выпятил губы и выпучил глаза.
– Скажи спасибо, что у нас детей нет! – не выдержала Татьяна, едва подавляя желание сплюнуть.
– Готовит она! Да ты же всё и жрёшь! Вот чего у нас такой свинарник-то? – Михаил театрально ткнул пальцем в кучу сваленных в углу тряпок. – Я, по-твоему, насвинячил? Вот что это?
– Это твой старый халат. Ты сам сказал не выкидывать: «Хорошая же ткань. В хозяйстве пригодится». Так она у нас два года тут и лежит.
Михаил презрительно хмыкнул.
– Ей-богу, лучше бы ты пил, – Татьяна закатила глаза. В этот раз она быстро устала от этого разговора.
– Если бы я пил, ты бы не только серёг, ты бы этого кольца никогда не увидела! – закричал Михаил и продемонстрировал свой символ супружеского единства. – Ящик водки – вот и вся цена любви!
Татьяна горестно вздохнула и вышла в гостиную. Может, тихонько поплакать, может, посмотреть «Не родись красивой». Может, проверить, не опубликовала ли Алинка новую статью или видео.
Этот раунд был за Михаилом. Мысленно поздравив себя с победой, он вернулся к работе. Последующие минут двадцать – тридцать прошли без происшествий: из гостиной единым гомоном лились музыка из телесериала и «лайфхаки» блогерши, а с балкона щелчками клавиатуры – поток фантазии молодого и талантливого автора.
Впрочем, ничего нового.
– Ты не забыл?
Татьяна снова стояла в дверях и взглядом сверлила ему висок. Михаил простонал.
– Ну что ещё?!
– Нет, ну нормальный! Вот даёт! – Татьяна ахнула от удивления. – В аэропорт гнать надо, а он тут со своим Мягколапиком сюсюкается!
Действительно. Сегодня вечером в аэропорт прибывает самолёт с Юлией, сестрой жены, и именно Михаилу надо обеспечить транспортировку чемоданов и пятой точки почти незнакомого ему человека в гостиницу или, того хуже, к себе домой.
(Второй вариант Татьяной, на самом деле, не рассматривался – она, так же, как и муж, не была в восторге от присутствия в доме постороннего, в общем-то, человека.)
– Я не забыл. Всё под контролем, – Михаил посмотрел на часы в правом нижнем углу монитора
(по расчётам, выйти из дома следует в… пять минут назад?), –
всё под контролем…
2
В недрах национальной культуры, передающейся посредством воспитания, советского кинематографа и новогодних обращений Президента к гражданам, заложено стремление к стабильности. Нет, это не про «сидеть сиднем и ничего не делать». Это про осторожность. Но в то же время культ стабильности – это и культ страха. Почему славянские язычники выступали (а может, и выступают до сих пор) за строгое соблюдение обрядов и традиций? Потому что боялись, как бы чего не случилось. Отсюда и общий знаменатель многих детских сказок: кто-то нарушил какое-то табу, и ситуация резко ухудшилась. Цель нарушителя – вернуть всё как было. Прошлое стало эквивалентом блага, а «было» теперь негласно означает «было хорошо».
Михаил всегда настраивал приёмник на «Радио Монте-Карло». На его памяти плохих песен там не крутили. Новых, правда, тоже. Бывало, что в течение одного дня песни повторялись. Иногда Михаил оправдывал выбор диджеев: «Зато не фуфло голимое, а нормальный музон», а иной раз и раздражался: «В вашем распоряжении вся музыка мира за хренову тучу лет, а вы «Песню Земли» Джексона по третьему кругу пускаете, разгильдяи!». В такие проблески пресыщения Михаил переключал приёмник на другие каналы, но редко оставался доволен. Нашёл «Рок FM», пару песен прослушал, и вдруг – «Enter Sandman»!
«Шо, опять?!»
За столь громким фиаско следовало возвращение обратно, случайное попадание на какую-нибудь уже забытую или не настолько приевшуюся песню – и временное удовлетворение. И так по кругу, снова и снова.
Михаилу хотелось не добираться до терминала как можно дольше, но дорога, как назло, была свободна. Казалось бы, мечта автомобилиста, но нет: пока ты в пути, возникает ощущение, что ты «в домике». Ничто, кроме непосредственно дороги, тебя не касается. Что-то похожее бывает во время пробежки. Одни считают это прочисткой мозгов и отдыхом, но, на самом деле, это бегство. От жизни и её проблем.
Вот и въезд на территорию аэропорта показался. Михаил сверился с часами – семь сорок пять, практически вовремя. Он нашёл в телефонных контактах номер Юлии и ткнул пальцем в кнопку вызова.
– Ты как, уже? – послышалось из телефона; голос Юлии не был ни злым, ни дружелюбным, он был будничным.
– Да, я сейчас припаркуюсь и войду. Встань где-нибудь поближе к выходу, что ли.
– А-а, хорошо. Я в малиновой толстовке, если что…
Фонари вдоль всё так же пустынной дороги светили мертвенно-бледным светом с каким-то зеленоватым отливом, навевая мысли о фильмах ужасов и крипоте, которая всплывала в Сети с завидной регулярностью. Однако мысли о том, что фары вот-вот высветят в темноте фигуру в изорванной и перепачканной землёй пижаме, клевали мозг не так сильно, как болтовня пассажирки на соседнем сидении, у самого уха.
– Никогда не думала, что скажу это, – тараторила Юлия, – но лечебный массаж – это что-то с чем-то. Вот знаешь, ложусь на кушетку, всё болит – хоть помирай; массажист такой, или массажистка, – подмигнула она Михаилу, – обмазывает тебя маслом – и всё! Лежишь, кайфуешь, стонешь… – женщина зажмурилась и попыталась своим видом и поведением передать ощущения если не целиком (прилечь не было никакой возможности), то хотя бы частично.
Михаил вспомнил один из старых фильмов с Арнольдом Шварценеггером, где секретный агент под прикрытием ехал в машине с болтливым любовником своей жены, который притворялся секретным агентом, и слушал его откровения. Слушал-слушал – да как прописал казанове в челюсть, что тот то ли потерял сознание, то ли умер на месте. Жаль, это было лишь в фантазиях.
«Хороший фильм».
– …когда он закончил, я едва сдержалась, чтобы не пригласить его к себе, чтобы… ну, ты понимаешь… – И подмигнула Михаилу снова.
Михаил усмехнулся и слегка кивнул. Он представил себя на месте героя Арни в том фильме, а Юлию – на месте самозванца.
«Как же я хочу тебе вломить, болтливая ты курица!»
– Что-что?
– Что? Кхе-кхе. – Михаил и сам не заметил, как стал мыслить вслух. –Я сказал, что очень хотел бы выпить, но кругом одна полиция.
– А-а, ну вот да, кстати, – понимающе затрещала свояченица. – У них у всех сейчас планы, KPI и прочая фигня. Вот они и маются ерундой вместо того, чтобы просто делать свою работу.
– И не говори.
– Вот раньше всё было по-другому, – продолжала Юлия, – всё было не так. Вот как с людьми вообще, словно они все в какой-то момент рехнулись и резко стали двуногими свиньями, я не знаю. Читала в ВК, что, мол, ребёнок тонет, а все с телефонами стоят снимают, блин. Ну как так-то?!
– Да вообще капец, – устало согласился мужчина, стряхивая подступающую дремоту. Пустая дорога убаюкивает, так как не за чем следить. Ни едущих впереди новичков, которые всегда резко тормозят, словно у них под ухом внезапно завизжала девочка
(«Ты чуть не задавил синего жучка! Синий – мой любимый цвет! Уа-а-а!»);
ни альтернативно одарённых живчиков, пытающихся вклиниться в ряд; ни женщин за рулём, одной рукой красящих ногти на ногах, а второй набирающих сообщение подруге, обсуждая петицию американских спортсменок на замену излишне откровенной женской формы на более закрытую, как у мужчин. «Ещё бы в стринги их нарядили – и пусть бегают по полю! Какие же мужики повёрнутые на сексе…»
А так – ничего. Даже в сон клонит. Кроме того, поездка как-то затянулась. Михаил взглянул на приборную панель: нет, прошло не так уж много времени. Но с Юлей каждую минуту следует считать за две, а то и за три.
– Кстати, как у вас с Таней… с этим?
Искренне удивившись, Михаил повернулся к пассажирке. Та сидела нарочито расслабленно и с улыбкой смотрела на водителя, слегка наклонив голову. Юлины веки неторопливо смыкались и размыкались, а зрачки расширились, из-за чего могло показаться, что она под кайфом.
Михаил мешкал с ответом. Не то чтобы он не смог охарактеризовать свои отношения с женой в этом плане, но его коробило от того, что интимную жизнь так легко и непринуждённо пытаются выставить на обозрение – пусть даже на обозрение одного единственного человека.
(Чем, надо полагать, не ограничится: если этот разговор не станет достоянием общественности, то о нём узнает как минимум Таня.)
«Лучше бы ты и дальше языком чесала».
Михаил решил отделаться от навязчивых вопросов малой кровью…
– Бытовуха, бытовуха…
…но что-то пошло не по плану.
– Тоскуешь по свободе? – голос Юлии был весь пронизан напускным сочувствием. – Я понимаю, каково это. Сама только недавно «откинулась»! – и показала полоску, оставшуюся после обручального кольца.
– Ты так и не сказала, где остановилась. – Михаилу не очень нравилось русло, в которое перешёл их разговор, а пустая дорога, казалось, и не думала заканчиваться. – Куда тебя отвезти?
Юлия положила голову ему на плечо.
– В «Диану». Не хочешь чуть-чуть задержаться? – промурлыкала пассажирка и положила ладонь мужчине на колено.
– Нет, не хочу.
«Вот ведь собака похотливая!»
– Да брось ты! – не унималась женщина. – Уверена, твой Мягколапочка бы не отказался, – и рассмеялась.
– Да твою ж за ногу! – Михаил попытался смахнуть ладонь Юлии, дёрнув коленом. – Вы, блин, все сговорились, что ли?!..
Иногда водители или пассажиры выбрасывают мусор из авто прямо на ходу. Иногда мусор приносит на трассу ветром. Иногда это выглядит странно и даже с нотками мистики, всё-таки ночные и вечерние трассы – те ещё лиминальные пространства, и любая мелочь может вызвать у подготовленного человека приступ необоснованного страха, или припадок…
– Осторожно, смотри! – завопила Юлия (то ли в ужасе, то ли чтобы отвлечь Михаила), впиваясь в убранную с руля руку водителя.
…или даже пролетевший мимо пакет с ворохом гнилых листьев.
3
«Доехали?»
Прошло уже пятнадцать минут, а на сообщение не только не ответили – его даже не прочитали. Татьяна не удивилась. Последние годы Михаил делал всё, чтобы отгородиться от того, что мешало ему «творить миры», в том числе и от неё. Обидно, конечно.
(У самой телефон всегда стоит на беззвучном режиме, но это ведь совсем другое дело!)
«Может, это лишь предлог? Может, он мне изменяет и просто прячется за своей писаниной?». Мысль не нова, но Татьяна каждый раз отгоняла её. В самом деле, кому сдался этот сорокалетний мечтатель?
«А может, что-нибудь случилось? Может, у него сел телефон, и он не может ответить?»
– Звоню Юле, – решила женщина и зашла в список контактов. Сестра была подписана как «Альфа-сука».
(Интересно, кто же Омега?)
– Давай, чтоб тебя! – Татьяна нервничала, ибо сразу вспомнила, почему дала сестре столь неприглядное прозвище. – Возьми трубку, псина ты сутулая!
– Алло…
– Юлька, привет! Как долетела? Как доехала?
Татьяна старалась звучать именно так, как звучат во время разговора с сестрой или лучшей подругой: до тошноты приветливо.
– О, Танюш, привет! – Сестра не отставала и тоже скрывала гниль за благоухающим мёдом. – Нормально долетела, нормально. Миша твой встретил, доехали…
«Тупая курица!»
– Доехали? Он сейчас с тобой?
– Нет, Танюш. Мы быстро доехали, я вот сейчас в номере сижу. Миша помог занести чемоданы и уехал.
– Давно он уехал?
– Да, думаю, час назад… Дороги свободные, он уже должен быть дома.
«Ничего не понимаю… Что-то не сходится… Чувствую, что меня разводят, но зачем?»
Татьяна отложила телефон. Удивительно, как тихо может быть в квартире, когда молчит телевизор и никто не клацает по клавишам. Даже технические шумы вроде тарахтения холодильника и завывания ветра на улице не раздражали, а наоборот, казались чем-то приятным и естественным. Нормальным.
Чтобы снять напряжение, она включила телевизор. Как обычно поздно вечером, крутили какой-то ужастик эпохи VHS-фильмов, да ещё и с одноголосым дубляжом. Всё выглядело и звучало таким грязным и неестественным, что Татьяну хватило минуты на две, после чего она переключила канал.
Вдруг из спальни послышалось размеренное клацанье…
Запах запылившейся резины чем-то похож на запах свежего молотого кофе – так же раздражает и пробуждает безотчётную ненависть к источнику. Не у всех, конечно, но в данном случае существовал вполне реальный шанс задохнуться в складках подушки безопасности.
Юлия осторожно пошевелила пальцами
(«Вроде живая»),
после чего, упёршись руками в спасательное средство, привела себя в вертикальное положение. С куртки посыпались крошечные осколки стекла; неприятный холодок вперемешку с болью – из порезанного предплечья текла кровь. Крови могло бы быть куда больше, но бог миловал – женщина ехала в отель не на такси, и некому было засорять мозг профессиональными приметами. Никто не любит правила, но стоит признать: пристёгнутый ремень и исправная подушка безопасности сохранили пассажирке жизнь. Что до водителя…
– Миш? Миш, ты как?
Подушка безопасности сработала, но что-то всё равно пошло не так. Лобовое стекло автомобиля походило на паутину, покрытую росой, но её центр – окровавленная вмятина диаметром с волейбольный мяч – был расположен не посередине, а чуть левее середины (или правее, если смотреть снаружи).
Напротив водительского сидения.
– Миша! О господи, Миша…
– Я не слышала, как ты вернулся.
Возвращение мужа принесло Татьяне облегчение, хотя она всё ещё не понимала, из-за чего, собственно, волновалась. Михаил снова сидел перед монитором и корпел над рукописью, всё как всегда. Хотя нет, кое-что изменилось. Раньше он сидел на балконе и как бы полубоком к входу и периодически появляющейся жене; теперь компьютерный столик стоял в плохо освещённом углу спальни, и муж, не оборачиваясь, мог видеть либо экран ноутбука, либо старые облезшие обои. И то не факт – свет выключен.
– А ещё темнее сделать не мог? – Татьяне было неудобно демонстрировать своё ещё не сошедшее с лица беспокойство, и она вновь спряталась за маской недовольства. – Глаза последние посадишь, никакие очки не помогут.
В ответ – молчание. Татьяна, впрочем, сама не торопилась включить свет в комнате.
– У тебя мобильник в дороге сел? – не унималась жена. – Или ты меня в черный список кинул?
Михаил отвлёкся. После скорости, с которой его пальцы только что настукивали текст, поворот головы в сторону жены казался ей невероятно долгим – словно Железный Дровосек, проржавевший под дождём, собрал остатки воли в кулак и попытался сдвинуться с места. И то безуспешно: почти обозначившийся в свете экрана профиль вернулся в исходное положение. Незначительное движение, но Татьяна будто бы уловила звук трения шейных позвонков, а то и хруста в пояснице мужа, когда он разогнулся.
Молчание выводит из себя и в то же время высасывает силы; Татьяне хотелось разорвать порочный круг тишины, но на закатывание скандала воли уже не хватало. Поэтому ей оставалось лишь вздохнуть и уйти на кухню или в большую комнату – слушать вечерние новости или смотреть романтические комедии про очередную «золушку».
Как вдруг…
– Знаешь, в чём наша беда?
«Давно Миша не звучал так спокойно».
Татьяна успела забыть, что его голос может звучать так отрешённо и мрачно.
(В последний раз это случилось во время их медового месяца…)
– В жизни нет смысла…
(…тогда Татьяна просто загляделась на спасателя на пляже, любовалась им чисто с эстетической точки зрения),
…и каждый сам придумывает его, ставит перед собой цель, – продолжал Михаил, не оборачиваясь на побледневшую жену. – Только кому-то когда-то загадили мозги, и он продолжил гадить этим же дерьмом в головы уже другим, убеждая и убеждаясь сам, что его идеалы – самые идеальные, а кто не согласен, тот идиот и кретин.
Муж медленно встал из-за стола. Татьяну передёрнуло от целого каскада хрустов и скрипов. Хотя точно неизвестно, сколько уже длился этот вечерний творческий процесс, но, судя по звуку, не менее двух лет.
– Я не против того, что тебе нравится, – пробормотала Татьяна, опустив взгляд, – просто это всё бесполезно. Твоя книга никак не улучшит наше положение. Она не сделает нас богатыми, она не сделает счастливыми, не сделает счастливым тебя. Ты сливаешь своё время в эту бездонную чёрную дыру.
– То же можно сказать и о тебе, – Михаил обернулся. Он всё ещё был скрыт в сумраке, но в пробивавшемся с улицы свете черты лица казались какими-то неправильными. Как будто изрезанное морщинами лицо старика с ввалившимися глазами. Торчащие во все стороны волосы тоже не добавляли шарма.
– Я так отдыхаю, а ты как будто работаешь, но забесплатно. Были бы польза или удовольствие, я бы поняла, но…
– Пройденные курсы манипуляции не принесут тебе денег, если это и есть «польза». – Михаил качнулся вперёд, на свет; его свитер оказался чем-то испачкан.
«Даже свободные дороги небезопасны, – донеслось из гостиной; диктор не был встревожен, для него не существовало трагедий, только текст для чтения. – Буквально полчаса назад на трассе А-105 произошло ДТП…»
– Юля к тебе приставала, да? – Татьяна, наконец, набралась храбрости спросить открыто. – Что случилось после того, как вы приехали в гостиницу?
«…по неустановленной причине потерял управление, и автомобиль врезался в ограждение, – вещали тем временем с экрана. – Пассажирка отделалась ушибами и царапинами – пристёгнутый ремень безопасности спас ей жизнь…»
– Что бы я ни делал, – Михаил, похоже, не обратил внимания на вопрос жены, – всегда найдутся недовольные моим выбором. Но знаешь что? – и выступил вперёд, на слабый свет.
Татьяна вскрикнула и попятилась. Лицо мужа было похоже на физиономию детского пупса со стёршейся краской, разбитый лоб казался чёрным, а из сочащихся тёмной кровью глазниц торчали длинные осколки стекла.
– «Клеймор Ортириума» дал мне больше причин для жизни, чем вы и все ваши проклятые «чёрные дыры» вместе взятые, – Михаил или то, что от него осталось, говорил, не раскрывая рта
«…тело водителя всё ещё не найдено…». –
но ты бы предпочла, чтобы я бухал и был похож на всех, кого ты знаешь… Помнишь, ты хотела, чтобы я занялся спортом?
Михаил надвигался на пятившуюся к двери женщину, попутно вынимая из глазницы осколок стекла. Из месива, которое ещё час назад было карим глазом, потекла тоненькая чёрная струйка; кровь струилась по лицу и подбородку, пока не дошла до свитера и не перестала быть видимой на его фоне. Татьяна всхлипнула и прикрыла рот ладонями, но всё ещё продолжала отступать.
– Мы займёмся им вместе, – стекло рассекло уцелевшую на ладони кожу, но Михаил держал его уверенно, будто рукоять ножа. – Беги!..
Квартира встретила Маркуса бесчувственным холодным свистом: он оставил окно открытым, когда уходил. Он действительно жалел о своей легкомысленности и халатности, но эти сожаления никак не были связаны со сквозняком. Проверив все помещения
(«Никого!»),
Маркус поспешил к кухонному столу, где со вчерашнего вечера стоял старенький закрытый ноутбук.
«Я ведь здесь его оставлял? Или под столом? Или всё-таки под кроватью? В шкафу?!»
Приветственный экран сводил с ума своей медлительностью; старая техника раздражает так же сильно, как и пожилые люди подчас. Наконец, появилась строка ввода пароля. Благополучно сняв эту печать, Маркус нашёл архив (даже не архив, а папку с файлами), виновный в поглотившем немолодого патологоанатома страхе. Посмотреть эти записи ещё раз? Увы, хранение этих милых маленьких существ на своём устройстве может стоить свободы лет этак на восемь, если верить Уголовному кодексу, и прикрыться какими-то медицинскими целями вряд ли получится. Выбора нет, придётся стирать.
«Кому может быть интересен простой и скромный работник больницы? Тьфу ты! Эта недобитая крыса из палаты явно как-то вынюхал! О, Боже, пусть этого таракана, этого недобитка собьёт автобус, лишь только он сунет нос наружу!»
«Вы уверены, что хотите удалить эту папку?». Горестный стон вырвался из груди Маркуса, когда он кликнул мышью. Он представил, как его милая сердцу коллекция с лучезарно улыбающимися мальчиками и девочками в крохотных платьицах превращалась в ничто под беспощадным ножом неумолимого алгоритма, как блестящие на свету спинки и ягодицы обращаются в жалкую горсть нулей и единиц, а затем исчезают.
Увы, но даже этого недостаточно, чтобы отвертеться от возможных обвинений. Они умеют копать, умеют давить и умеют доказывать. Лишь отформатировав жёсткий диск, можно обезопасить себя от полиции.
«От ноутбука тоже надо избавиться. Концы в воду!»
Вдруг в дверь постучали.
– О, нет…