Я повернулся к подполковнику Ориночко и отдал приказ на атаку. И через мгновенье по боевым порядкам прокатился один — конечный пункт приказа: «Передать всем: в атаку ведет лично командующий! Атака в конном строю. Сигнал — серия красных ракет». Мне подали хорошего коня.
Никогда еще мне не приходилось столь широко и подчеркнуто оповещать войска, что веду их в атаку сам. В тех случаях, когда это вызывалось крайней необходимостью боя, все получалось по ходу событий как-то само собой. Но теперь во весь свой рост встала зловещая альтернатива: или немедленная мощная ночная атака и большая победа, или затяжной бой на рассвете и огромные потери. Насквозь промокшие и предельно уставшие люди, если их сейчас остановить хоть на один-два часа, будут валиться на землю и засыпать, а значит и замерзать. Свирепо бушующая леденящая пурга «посечет» казаков.
В рейдовых операциях есть много своих особенностей. Командир всегда на глазах у своих воинов, его знают, ему верят. И если командир сам ведет своих бойцов в атаку (таковы старые казачьи традиции) они знают, назад возврата нет. И не было еще такого, чтобы казаки оставляли в беде своего командира.
— Дать сигнал атаки!
В воздухе вспыхнула серия красных ракет. В тот же миг воздух взорвало артиллерийско-минометными залпами, которые не могли заглушить грозное урчание эрэсовских установок. Отдав коню повод, посылаю его вперед. Какое-то время мне казалось, что скачу один, а вокруг свирепствует только пурга. Но вот сбоку поравнялся, а затем обогнал танк. С другой стороны — еще один. В уши бьют порывы ветра, снег слепит глаза. Стрельба все больше и больше нарастает. Сквозь нее прорывается мощный и зловещий рокот и гул атакующих танков и конницы. Ворвавшись на окраину Раздельной, сворачиваю влево и оказываюсь на улице. Соскакиваю с коня, иду к дому. За мной бегут офицеры оперативной группы и радисты. Казаки штабного эскадрона рассыпаются по двору, бегут на огороды, в соседние дома. Мимо нас проносятся эскадрон старшего лейтенанта Куева и гвардейцы 36-го полка. Вся окраина наполняется нервным треском ближнего боя. Обгоняя меня, кто-то из казаков заскакивает в сенцы хаты. Я натыкаюсь на падающие тела. Мимолетного взгляда достаточно — кто падает навсегда, а кто, чтобы мгновенно вскочить. Тут все в порядке. В комнате с печкой у дверей нас «гостеприимно» с высоко поднятыми руками встречают два растерявшихся молодых немецких солдата в форме танкистов. Пока связисты разворачивают рацию и налаживают связь, выхожу на улицу. Быстро светает. Прислушиваюсь к шуму боя. Он доносится со всех окраин этого небольшого, но очень важного в оперативном отношении города. Это большая победа! Победа сначала каждого над собой, а затем над противником!
Наша массированная ночная атака оказалась для гарнизона Раздельной совершенно внезапной. Командиры соединений докладывали об ожесточенных боях особенно в районе железнодорожной станции. Вот как об этом бое вспоминает в своем письме бывший командир 3-го эскадрона старший лейтенант Николай Никитович Василевич. Кстати сказать, из письма я узнал, что на его коне мне пришлось атаковать Раздельную. Он в свою очередь одолжил коня у самого юного Из своих казаков.
«…Когда вы, товарищ генерал армии, начали разворачивать у крайней хаты командный пункт, немцы кинулись кто по огородам, кто по дворам. Наши танки пошли по-над заводями, а мой эскадрон вырвался на улицу. Совсем неожиданно мы оказались около железнодорожной станции. Оттуда начали бить пулеметы. Нас как ветром сдуло с коней. Укрылись за домами и стали продвигаться от дома к дому. Один пулемет подорвали гранатой, другой расстреляли, подкравшись сбоку. Слышим на той стороне станции идет горячий бой. Это дрались другие наши части. Получилось, что станцию атаковали сразу со всех сторон. Перебили мы здесь фашистов бог знает сколько. Все улицы были усеяны убитыми».
Сейчас Николай Никитович работает заведующим складом ГСМ Краснодарводстроя. Вот уже несколько лет товарищи по работе избирают его секретарем партийного бюро.
Прислал мне письмо и капитан запаса товарищ Куев.
«Вы помните, товарищ генерал, — пишет он, — мы с вами первыми ворвались на станцию Раздельная. Левее нас атаковали другие эскадроны. Наш эскадрон врубился в немцев, выскакивающих из эшелона. Магомет Воронов, вскочив в офицерский вагон, столкнулся с офицером, застрелил его и исчез в дверях. Когда я вбежал вслед за ним, он поднимался с пола, а около него лежал гитлеровец. Магомет вытер лезвие ножа с наборной ручкой и простодушно сказал:
— Я ему совсем понятно кричал «Хэндэ хох!» Почему он не понимал?..
Мне осталось только произвести «залп» победы по портрету Гитлера, висевшему на стене большого купе…» Из письма я узнал, что после войны товарищ Куев демобилизовался. Закончил Краснодарский педагогический институт. Работает директором школы хутора Вольный на Кубани.
Итак, в 13.30 Раздельная была полностью захвачена нами. Мы решили оперативную задачу, поставленную командующим войсками фронта перед Конно-механизированной группой: «Захватить Раздельную и этим отрезать пути отхода 6-й немецкой армии по железной дороге на запад».
Немецкие танки, захваченные под Раздельной.
На станции мы захватили богатейшие трофеи: под парами стояли десятки паровозов и около тысячи вагонов. Большую ценность представляли эшелон с новенькими 75-мм орудиями — 30 стволов и эшелон с танками, покрытыми желтой краской (эти танки с экипажами спешно перебросили из Африки). Здесь были вагоны с боеприпасами, военным имуществом, и, что особенно веселило всех — эшелон с подарками. Ну, а крупнейшие склады с горюче-смазочными веществами, продовольствием, вооружением и боеприпасами особенно нам пригодились.
Сосредоточившись в отдельных районах города, соединения Конно-механизированной группы в относительно благоприятных условиях наскоро приводили себя в порядок, чтобы через несколько часов снова возобновить наступление. Еще 2 апреля было получено боевое распоряжение, требующее овладеть Раздельной и выбросить разведку на Тирасполь, на Ясски и вдоль железной дороги на Одессу, то есть, на запад, на юг и на юго-восток — целый веер. Утром следующего дня эта задача была подтверждена телеграммой.[36]Однако мы не получали своевременно сведений об оперативной обстановке в полосе нашего фронта, не знали, где в данное время находятся наши общевойсковые армии. С точки зрения скрытого управления войсками это возможно и правильно. Но нам от этого было не легче.
Мы донесли командованию фронта об овладении Раздельной, о захваченных нами богатых трофеях. И тут же получили боевое распоряжение: главными силами продолжать наступление в юго-западном направлении вдоль железной дороги на Страссбург. К исходу дня овладеть районом Павловка, Страссбург, Баден и не допустить отхода противника через эти пункты на запад к Днестру. Город и станцию Раздельная удерживать до подхода передовых соединений фронта силами полков 5-й отдельной мотострелковой бригады.
Значение выхода Конно-механизированной группы в район Раздельной было столь велико, что об этом было специально сообщено Совинформбюро от 5 апреля 1944 года. «…Конно-механизированные соединения, — говорилось в нем, — вышли на подступы к городу Раздельной. Немцы упорно защищали этот важный узел коммуникаций и опорный пункт обороны на подступах к Одессе. Стремительными ударами наши бойцы сломили сопротивление противника и овладели крупным узлом железных дорог и городом Раздельная. Таким образом, железная дорога Одесса — Тирасполь перерезана нашими войсками. Тем самым отрезаны основные пути отхода в Румынию Одесской группировке противника».
Командиры соединений, прибывающие для получения боевого распоряжения, докладывают о результатах боя. Вот с шумом, по-казачьи лихо подлетают к плетеному забору тутаринцы. Их бравый генерал еще на ходу спрыгивает со своего темно-гнедого жеребца, бросает повод на спину коня и быстрым шагом направляется ко мне. Твердым, уверенным голосом докладывает:
— Товарищ командующий, части 9-й гвардейской дивизии первыми ворвались в город Раздельная и… — дальше следует перечисление боевых заслуг и трофеев.
Новый комдив полковник Гадалин подъехал на широком аллюре и, упруго оттолкнувшись от стремян, на ходу соскочил. Это у него получается довольно естественно и непринужденно. Ладно скроенный, энергичный, он с первого взгляда создает впечатление человека, внутренне собранного и организованного. Свои командирские дарования ему еще предстояло раскрыть. Но сомнений не было, что это будет хороший комдив.
— Товарищ командующий, — начинает он докладывать спокойным и твердым голосом, — части гвардейской дивизии первыми ворвались в город Раздельная.
Удивительно дословное совпадение формулировки доклада, в первой ее части, заставляет меня невольно взглянуть на Тутаринова. Он тоже удивлен, но быстро спохватывается, и с видом явного превосходства заговорщически улыбается мне.
Подъезжает генерал Головской. Он где-то недалеко за сараем оставляет свою кавалькаду и подходит пешком. Просто и по-деловому докладывает, что части дивизии, первыми ворвавшись в Раздельную, сосредоточились в указанных ей западной и юго-западной частях города и приводят себя в порядок.
Генерал-майор Жданов пунктуален. Он прибыл ровно в 15.00.
— Товарищ командующий, 4-й гвардейский Сталинградский механизированный корпус первым ворвался в Раздельную…
Тут уж Тутаринов не выдерживает и, когда доклад заканчивается, спрашивает:
— Интересно, где и как это произошло?
Чувствуется, Владимир Иванович догадался о скрытом значении вопроса, но он делает вид, что принял его как восхищение действиями его орлов-танкистов и рассказывает некоторые эпизоды боя за город. «Хочет сразу задавить фактами» — догадываюсь я. Говорит он уверенно, сжато.
— Это сделали танковые экипажи лейтенантов Маслова, Ветлина и Васильева — тридцать седьмого танкового полка. Они, умело маневрируя, преодолели ог