Работы 1-й очереди: постройка артиллерийских, пулеметных ДЗОТ, противотанковых и противопехотных препятствий по переднему краю с созданием противотанковых районов до глубины полковых участков в районах Белев, Мценск, Новосиль, Туровск, Верховье, Пружинок, Круты, Ливны, Веденское, Евланово, Красная Поляна, Ивановка, Верх. Рогозовец, ст. Оскол с последующим развитием глубины обороны по всей линии фронта до батальонных районов; при постройке рубежей руководствоваться ранее преподанной примерной схемой батальонного района Генштаба КА и альбомом чертежей ГВИУ КА».[354]
Ответом на план командующего фронтом стала Директива Ставки ВГК № 002626, которая санкционировала отвод войск Брянского фронта на вторую полосу обороны, но не снимала задачу по разгрому немецких войск, прорвавшихся на орловском направлении:
«Ставка Верховного Главнокомандования, утверждает доложенный Вами план действий и отвод 50-й армии на вторую полосу обороны к западу от Брянска, 3-й армии — на рубеж р. Десна и 13-й армии — на фронт Кокаревка, Крупец, Дмитриев-Льговский.
Ставка указывает, что общей целью действий войск фронта является, во-первых, отрезать прорвавшегося на Орел противника от его базы в районе Глухова и, во-вторых, прочно обеспечить за нами Брянск, Карачев».[355]
Вот только расшифровать шифрограмму с директивой и вовремя направить соответствующие приказы в штабы подчиненных армий, не удалось. Вмешался человеческий фактор.
Накануне, по инициативе Г.Ф. Захарова без согласования с А.И. Еременко и, не смотря на запрет начальника Генштаба, была начата эвакуация командного пункта штаба фронта в Хвостовичи. К моменту получения директивы шифровальный отдел штаба фронта со всем делопроизводством и личным составом находился в пути на запасной командный пункт. Времени для принятия решений у советского командования становилось все меньше и меньше, до образования «котла» оставались считанные часы, а вскоре личному составу штаба Брянского фронта пришлось бороться и за свою жизнь. В лучших традициях блицкрига штаб был атакован прорвавшимися в глубокий тыл советских войск немецкими танками.
Бой на КП фронта 6 октября 1941 года описан как в мемуарах у А.И. Еременко и Л.М. Сандалова, так и в архивных документах. При подготовке своих мемуаров Андрей Иванович опирался на составленный им же в конце октября отчет о боевых действиях войск фронта и журнал боевых действий Брянского фронта так как описание боя с немецкими танками в, воспоминаниях военачальника отличается от архивных документов лишь рядом деталей, в мемуарах, изданных в 1959 году он подробно расписывает личное участие в бою.
«Танки противника, двигаясь по лесной дороге сдвоенной колонной и ведя периодически огонь для острастки вправо и влево по лесу, вышли, как я уже сказал, в 14.30 на командный пункт штаба фронта.
Враг не знал точного местонахождения штаба и полагал, по-видимому, что он расположен ближе к Брянску. Поэтому, простреливая дорогу и лес по сторонам, танки противника проходили мимо КЛ фронта, не замечал его. Их беспорядочным огнем было разбито лишь несколько штабных автомашин.
Мы видели танки противника из дома с расстояния не более 40 м от них. Быстро захватив свои документы и шинель, я вышел из дома и направился в сторону, противоположную движению танков. Укрывшись за забором, я стал наблюдать за действиями врага. Танки проходили, не задерживаясь, время от времени стреляя.
А наш командный пункт был, что называется, на полном ходу: имелась связь по прямому проводу с Москвой и со всеми штабами армии. Все было организовано, как полагается во фронтовом штабе, и работа шла своим чередом. Многие оперативные документы, еще не отправленные на новый командный пункт, находились здесь же. Захват их противником нанес бы большой вред нашей армии. Необходимо было спасти документы. Это было крайне сложно под носом у противника, танки которого проходили совсем близко, громыхая и лязгая гусеницами и ведя беспорядочную стрельбу.
Надо сказать, что большинство офицеров штаба уже уехали на новое место, часть, пользуясь возможностью, отдыхала после бессонной тревожной ночи. В тот момент около меня оказались лишь адъютант — старший лейтенант Хирных и шоферы Горланов и Демьянов. Между тем танки противника (их было до 50–60 штук) уже прошли мимо района командного пункта. Вслед за танками, на удалении от них в 200–300 м, на 2,5—3-тонных автомашинах следовала мотопехота. Впереди колонны ехала легковая машина с командным составом.
Необходимо было действовать немедленно. Я приказал Хирных заняться документами, а Демьянова послал за гранатами, взяв у него немецкий автомат. Укрывшись со вторым шофером, Горлановым, за изгородью, я стал выжидать приближения автомашины. Как только шедший на большой скорости «Оппель» поравнялся с нами, я открыл по нему огонь из трофейного немецкого автомата, а Горланов — из полуавтоматической винтовки. Нам удалось сразу уложить шофера и сидевшего с ним рядом офицера. Стремительно мчавшаяся машина неожиданно развернулась и врезалась мотором в дерево. Использовав этот момент, мы осыпали ее градом пуль. Никто из машины не ушел живым.
За командирской машиной на некотором удалении шла головная трехтонная машина. В ней строгими рядами в железных касках сидели, прижавшись друг к другу, немецкие пехотинцы. Увидев на обочине помятый «Опель», шофер головной машины затормозил. Мы с Горлановым, перезарядив к этому времени свое оружие, сразу же открыли по мотопехоте огонь. Наше неожиданное нападение внесло панику в ряды врага. Большинство солдат из головной машины были убиты или ранены. Мы получили подкрепление — начальника охраны тыла тов. Панкина с 15 солдатами из охраны. У них, кроме винтовок и гранат, оказался еще ручной пулемет. Я указал пришедшим, как действовать, чтобы вызвать у противника панику. Нам удалось уничтожить солдат и на второй машине. Остальные машины встали, а гитлеровцы, думая, что попали в хорошо подготовленную ловушку, в беспорядке затоптались у дороги, боясь укрыться в лесу. Шоферы пытались развернуть машины, но узкая дорога и малые интервалы между машинами не позволяли это сделать. Тем временем Хирных с несколькими штабными офицерами уничтожил всю нашу аппаратуру, собрал все документы, сжег дом, где жил я и была переговорная, подготовил к отправке все, что можно было увезти с собой. Сейф с совершенно секретными документами мы закопали глубоко в землю. Вскоре, услышав шум боя, к нам присоединился целый батальон, несший службу по охране подступов к штабу со стороны Карачева, и подошли четыре танка, также состоявшие в охране штаба. Танки докончили начатое нами дело. Они разбили большую часть машин колонны и частично уничтожили, а частично разогнали мотопехоту противника.
Таким образом, штаб был спасен, ничего не попало в руки врага. Мы потеряли всего двух человек убитыми и несколько ранеными.
Поручив начальнику охраны тов. Панкину командовать личным составом двух артиллерийских дивизионов, находившихся недалеко от штаба, а также 300 бойцами из мотострелковых частей 42-й танковой бригады и продолжать бой с частями противника, я ночью выехал в район 3-й армии и утром 7 октября был уже на месте».[356]
В других изданиях описание личных подвигов А.И. Еременко было скромнее и более соответствовало архивным документам. Для сравнения приведем еще одну цитату на этот раз из «Отчета командующего войсками Брянского фронта начальнику Генерального штаба Красной Армии о боевых действиях армий Брянского фронта за период с 1 по 26 октября 1941 г.»:
«В 16.30 6.10 до 50 танков пр-ка и следовавшая за ними на автомашинах мотопехота, выйдя из леса с направления Синезерки, совершили налет на мой командный пункт в Свень.
Весь состав штаба фронта сразу же после начала обстрела КП танками и автоматчиками пр-ка скрылся в лесу одиночками и группами и частью уехал на машинах, стоявших в лесу за домом КП.
При таком положении пр-к мог бы захватить в штабе документы и связь на полном ходу с армиями и Москвой. Я немедленно принял решение дать бой мотопехоте, которая шла вслед за танками, чтобы выиграть время. Замаскировавшись в удобном месте, я с несколькими красноармейцами и адъютантом расстреливал сидящих на первых трех машинах немцев из автомата-пистолета, красноармейцы-шоферы и адъютант били по другим машинам. Через некоторое время ко мне присоединилась еще группа бойцов во главе с полковником Панкиным.
Танки оторвались и ушли вперед к брянскому шоссе, а мотопехоту мне удалось задержать почти на час с большими для нее потерями.
За это время по моему приказанию была уничтожена в доме вся аппаратура, сожжен с оставшимися документами дом КП. Одним словом, были приняты все меры, чтобы в руки пр-ку не попало ничего. Оперативной группе штаба, под прикрытием нашего огня, удалось без потерь уйти и выйти на новый КП.
Со мной не осталось ни одного работника штаба. Уничтожив КП, я, в сопровождении погибшего впоследствии (14.10) в районе Борщево моего адъютанта ст. лейтенанта тов. Хирных В.П., лесными дорогами на двух машинах отправился в район 3 и 13 армий, чтобы возглавить управление войсками в боях с перевернутым фронтом и находиться непосредственно среди них.
К утру 7.10 я прибыл в Вздружное — в штаб 3 армии».[357]
Как мы видим, и здесь командующий фронтом принимает активное участие в бою с немецкой мотопехотой, но нет ни танков, ни мотострелков 42-й бригады, ни полного истребления немецкого отряда.
А вот Л.М. Сандалов оказался в числе тех штабных работников, которые «скрылись в лесу одиночками и группами». Как только началась перестрелка на КП, он с группой командиров скрылся в лесу. После окончания боя Леонид Михайлович вернулся к блиндажам:
«После возвращения к блиндажам наша группа обнаружила в кустах подбитую пулеметным огнем грузовую машину полка связи. С нашей помощью шофер восстановил машину, и мы перестали быть «безлошадными». Находились мы на старом КП до темноты. Командиры из состава группы дважды пробирались в землянки отделов и управлений, подбирали брошенные вещи и черновики. Один командир из разведотдела заходил в домик Военного совета. Людей нигде не обнаружили…