И тут я увидела наши повозки, на которых отвозили боеприпасы. Они мчались назад в такой дикой панике! Значит, наши с немцами не справились. Самое страшное для нас это было попасть в плен, да еще с ранеными. Страшнее этого для меня ничего не было. У меня вся лужайка в раненых. Мне стало страшно за них, что эти обезумевшие от ужаса люди на повозках сметут и растопчут всех… Я была в отчаянии. К счастью, на помощь мне пришел немолодой офицер. У него был автомат. Мы остановили несколько повозок, погрузили на них раненых. Раненых удалось спасти. Мы вернулись опять в лес и стали искать выход.
Когда выходили из окружения мы всех раненых с собой возили. Первая попытка прорыва была неудачной. Наши солдаты вошли в деревню, а там их уже ждали, и была большая немецкая засада. Только наши вошли, как по ним открыли отовсюду огонь. Среди обозников началась паника, и они полетели на своих повозках кто куда».[385]
Из воспоминаний командира роты 956-го стрелкового полка 299-й стрелковой дивизии:
«… Постоянные бои, нахождение в сырости, в болотах, в холоде, под дождем, не имея возможности даже переобуться, привело к тому, что у меня отказали ноги, и я, лежа на повозке, продолжал командовать ротой, выводя ее из окружения. И эту их веру в лежачего, полностью зависящего от ездового красноармейца Зубарь, я выполнил — из окружения их вывел!
Как-то солнечным днем мы ехали по лесу и на развилке дорог стоял замком дивизии и направлял одних налево, других пропускал прямо. Видит, едет повозка, на ней человек лежит, он нашу повозку отправлял налево, но мой ездовой Зубарь, хлестнул лошадь и поехал прямо, подполковник побежал за нами, кричит: «Стой!». Я кричу ездовому: «Что ты делаешь? Стой!», а он знай себе нахлестывает лошадь. Когда поздно ночью мы встали на привал, я опять к Зубарю с вопросом: «Ты почему так поступил?» А он мне: «Знаете что. Я вас спас» слева там болото и небольшой островок, так туда всех раненых и больных тяжелых собирают и санитарный батальон. Командир дивизии сказал, что мы их пока там оставим на острове, а туда мало кто дорогу даже местные знали. Был проводник. Комдив сказал, что мы их всех потом заберем, когда в наступление пойдем. Нам никто ничего не говорил, а Зубарь подслушал разговор и все знал.
Раненых и медсанбат мы так и не смогли забрать, их судьба нам неизвестна. Быстрее всего они все погибли.
Имелись ли у нас дезертиры? Практически не было. Возможно, сыграло свою роль, что мы удачно нанесли несколько ударов по врагу, двое суток успешно отражали атаки. В роте поддерживалась крепкая дисциплина и не чувствовалось растерянности. Но когда подходили к линии фронта, и я встал на ноги, то заметил — ездовой Зубарь и трое бойцов кучкуются, о чем-то перешептываются.
Потом Зубарь подошел ко мне и, помявшись, сказал: «Воевали мы, как могли. А сейчас, лейтенант, может без нас обойдешься?» Это были бойцы в возрасте, из здешних мест. Наблюдая, как быстро наступают немцы, они решили отсидеться по домам. Вскоре все четверо незаметно исчезли».[386]
Как мы видим серьезной проблемой для прорывавшихся из окружения частей и соединений стала забота о раненых и больных красноармейцах. Решали ее советские командиры по-разному, кто-то старался вывести из окружения всех раненых, а кто-то оставлял их на милость победителя.
Не менее остро стоял вопрос о дезертирстве, особенно среди местных бойцов, которые стремились вернуться в свои дома и там переждать и оккупацию, и войну.
Все это сильно влияло на боеспособность частей и соединений, которым требовалось приложить максимальные усилия для прорыва из окружения.
Сосредоточенные у берегов Рессеты соединения и части 50-й армии сначала попытались прорваться к Хвастовичам, но столкнувшись с упорным сопротивлением 112-й пехотной дивизии и полка «Великая Германия» были вынуждены готовить переправу через реку.
Наведение моста помимо сопротивления противника осложнялось болотистыми берегами и значительной глубиной реки, но саперы справились с этой задачей, и ранним утром 14 октября передовая 154-я стрелковая дивизия форсировала реку в районе Гутовского лесозавода. Тут же была начата переправа артиллерии. Удалось переправить полностью полковую, противотанковую артиллерию и артиллерию на конной тяге. Тяжелые системы с тягачами не смогли пройти через мост.
Пока соединения армии переправлялись, 154-я дивизия сдерживала атаки подошедших резервов противника и медленно отходила к переправе. Для ликвидации создавшейся угрозы командующий армией генерал-майор М.П. Петров, член Военного совета бригадный комиссар Н.А. Шляпин, временно исполняющий обязанности начальника штаба армии подполковник Ф.Е. Почема лично возглавили батальон пехоты и решили нанести удар в тыл, атакующего врага. Во время обходного маневра батальон распался на две части. Одна часть во главе с майором Борисовым прорвалась через боевые порядки противника и впоследствии вышла к Белеву.
А вот вторая часть батальона не смогла прорваться и продолжила бой. В неравном бою с противником Н.А. Шляпин был убит, а М.П. Петров тяжело ранен и ввиду невозможности эвакуации вместе с войсками армии был оставлен под наблюдением врача и медицинской сестры в деревне Голынка Карачевского района в семье колхозницы Новокрещеновой, откуда потом был перенесен в лесную сторожку. Здесь в середине ноября 1941 года он скончался от гангрены. Останки М.П. Петрова нашли только в 1956 году, их перезахоронили на городском кладбище Брянска.
После форсирования Рессеты, попытки прорыва через Бутовский лесозавод были отражены противником. Положение усугубилось тем, что стали подходить к концу артиллерийские боеприпасы. По решению Военного совета армии были взорваны установки гвардейского минометного полка, сделавшие последний залп по наседавшему противнику. Пришлось также уничтожить 16 орудий 761-го артиллерийского полка ПТО и 8 орудий 643-го корпусного артиллерийского полка: здесь кроме снарядов кончилось и горючее у тягачей.[387]
Встретив упорное сопротивление противника у Гутовского лесозавода, армия сменила направление прорыва, и вместо удара на восток, она 15 октября двинулась в северо-восточном направлении к Белеву, где еще 13 октября был создан Белевский боевой участок в составе одной стрелковой дивизии под командованием полковника А.Е. Аргунова.
И уже на следующий день, по данным штаба Брянского фронта, первые дивизии 50-й армии стали выходить к участкам, занимаемым войсками А.Е. Аргунова: 217-я стрелковая дивизия — 300 человек, 279-я стрелковая дивизия — 400 человек без обозов, 299-я стрелковая дивизия — около 1500 человек с обозами, 154-я стрелковая дивизия — около 1200 человек с обозами и частично с боевой техникой, 260-я стрелковая дивизия — около 200 человек.[388]
Стоит отметить, что после боев у Рессеты противник посчитал «котел севернее Брянска» ликвидированным. В оперативной сводке ОКХ № 125 от 18 октября 1941 года было сказано следующее:
«2-я армия: в ходе уничтожения 50-й русской армии взято в плен 55 105 человек, захвачено трофеев: 477 орудий, 21 танк, 1065 автомашин, много другого оружия и технического имущества…
Уничтожены: 50-я армия в составе следующих дивизий: 149 (дивизия 43-й армии Резервного фронта), 154, 217, 258, 260, 278, 279, 290, 299-я стрелковые дивизии, 3-я резервная дивизия, 108-я танковая дивизия».[389]
После недели упорных боев соединения армии, артиллерийские полки и отдельные подразделения вышли из окружения и к 23 октября (по данным отчета командующего Брянского фронта армия вышла к Белеву к исходу 20 октября — прим. автора) заняли оборону по восточному берегу Оки в районе Белева и южнее его.
К утру 23 октября в подчинении штаба 50-й армии (50 командиров и штабных работников) находились следующие части и соединения, вышедшие из окружения: 217-я (1600 человек, три батареи, батальон связи), 299-я (1320 человек, 490 лошадей, 57 пулеметов, 13 минометов, 18 орудий, 870 винтовок, 290-я (1524 человека, 1005 винтовок, 7 пулеметов), 278-я (357 человек), 258-я (766 человек, 10 пулеметов), 260-я (404 человека, 280 винтовок), 154-я (два полка с артиллерией в составе 1400 человек) стрелковые дивизии, 151-й корпусной артиллерийский полк (105 человек, 1 орудие), 643-й корпусной артиллерийский полк (40 человек без материальной части), 5-й отдельный саперный батальон (153 человека), 96-й полк связи (220 человек, 1 машина АСК), 86-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион (48 человек без материальной части), 73-й полк НКВД (150 человек), 9-й запасной полк (150 человек), 761-й артиллерийский полк ПТО (30 человек без материальной части). Также до 1000 человек из разных подразделений армии были сосредоточены в 45-м запасном полку.[390]
Из окружения вышло 9317 бойцов и командиров 50-й армии, из 63 971 числившихся на 1 октября 1941 года, таким образом, безвозвратные потери составили 54 654 человека.
Но цифры боевого и численного состава соединений Брянского фронта в первые дни после выхода из окружения не являются окончательными, так как отдельные бойцы и командиры, группы и целые дивизии продолжали выходить к своим, по меньшей мере, в течение месяца. В связи с чем, затруднен окончательный подсчет безвозвратных потерь Брянского фронта в октябрьских «котлах».
Директивой Ставки ВТК № 004058 от 23 октября 1941 года 50-я армия была объединена с 26-й армией, подразделения которой занимали оборону по восточному берегу реки Зуши у Мценска, новым командармом стал генерал-майор А.Н. Ермаков. На следующий день армия начала отход в направлении Тулы, ведя упорные бои с наступающим противником.