Но, сколькими бы опасностями ни угрожало большевизму это соединение и как бы страстно ни желал его сам Деникин, жизнь показала всю тщетность его надежд и разрушила наши опасения. Все три противника (Деникин, шляхетская Польша и петлюровская Украина) были настолько разнородны и чужды друг другу, что никакого не только взаимодействия, но даже плохонького оборонительного союза не получилось. Вспоминая об этом, Деникин горько жалуется на польскую недальновидность и неучтивость по отношению к белым Юга России. А между тем поляки были до циничности откровенны. В сентябре один из членов польской «миссии» у Деникина, а именно — майор Пшездецкий так изъяснился на сей счет: «…Большевиков мы не боимся… Мы можем двигаться вперед самостоятельно… Мы дошли до своей границы и можем помочь Вам (Деникину. — А.Е.), но мы желаем знать заранее, что нам заплатят за нашу кровь, которую нам придется пролить за Вас».
Глава же этой миссии по продаже польской крови, Карницкий, имел инструкции настаивать перед Деникиным на отходе к Польше огромных земельных участков, а именно — Курляндии с Балтийским побережьем Литвы, Белоруссии и Волыни[124].
Таким образом, Киев не оправдал тайных надежд Деникина и повел только к излишней растяжке сил в пространстве, тем более что стали поступать крайне тревожные сведения с центрального участка. В результате пришлось снять часть сил с Украинского направления, оставить только заслоны против 14-й армии и обратить серьезное внимание на свой центр, где в это время происходили следующие события.
Вспомним, что Селивановым был принят вариант наступления, выводящий наши части кратчайшим путем к Харькову, дающий возможность овладения рокадной железнодорожной линией Купянск — Харьков, но зато отдаляющий момент оказания помощи Шоринской группе и суживающий район операции одним Купянским направлением.
Группа Селивачева имела перед собой противника в следующей группировке: перед правым флангом — 1-я конная дивизия, в районе Белгорода — части 1-й и 6-й пехотных дивизий; перед своим центром — 6-я и 7-я пластунские бригады, 7-я кавалерийская бригада, 2-я Донская дивизия; наконец, перед левым флангом — 5-я Донская дивизия (пластунская), Донская казачья дивизия (без номера), 4-я Донская дивизия, 1-я Донская дивизия и 9-я дивизия.
Таким образом, противник имел при слабом центре и незначительном насыщении левого фланга сильную группировку на своем правом фланге: около 5 дивизий на 100–120 км фронта. В группе Селивачева удар намечался центром.
Левый фланг 8-й армии и правый 9-й имели значительный разрыв между собой (от станицы Абрамовка до Подосиновых). Это обстоятельство дало противнику возможность произвести еще одну попытку сорвать наше наступление. Попытка эта, доставившая нам немало серьезных затруднений, заключалась в следующем.
У главного командования белых еще в конце июля родилась мысль более широкого использования своего преимущества в коннице. С этой целью 4-й Донской корпус генерала Мамонтова сосредоточивается в Урюпинской, где происходит подготовка для глубокого вторжения конницы в глубь советской страны. Рейд этот получил повсеместную известность, но далеко не общее признание того большого значения, какое он сыграл в напряженной борьбе начала осени 1919 г. на Южном фронте. Сам по себе прорыв и рейд Мамонтова не играли бы значительной роли, если бы они не были связаны с операциями всего деникинского фронта, почему и рассматривать этот рейд мы считаем нужным параллельно с рассмотрением событий, происходивших на фронте.
Сосредоточенный в Урюпинской корпус подвергся тщательной обработке и переформированию. В начале августа из его состава оставалась только одна 13-я дивизия, а прочие части были заменены и переформированы. Таким образом, к началу рейда в составе корпуса Мамонтова находились 12-я, 13-я и сводная Донская казачьи дивизии, по четыре полка каждая, пять батарей, бронеавтомобили и грузовики, вооруженные пулеметами. Кроме того, корпусу был придан пеший казачий отряд. Общая численность — сабель 8000[125], 12 орудий, 3 бронеавтомобиля и пеший отряд невыясненной численности; командюж считал, что в этом отряде было не менее 1000 штыков[126].
Задачей Мамонтову ставилось овладение железнодорожным узлом Козлов для расстройства управления и тыла Южного фронта, причем впоследствии эта задача была изменена: направление указывалось на Воронеж для большей увязки с операциями фронта, с тем чтобы Мамонтов смог выйти в тыл Лискинской группе красных и тем самым содействовать ее поражению[127]. Этого приказания Мамонтов не исполнил и, переправившись через Хопер 7 августа, 10 августа утром обрушился на крайний левый фланг 8-й армии (358-й и 357-й полки 40-й дивизии) на участке река Савола — станица Колено, после чего взял направление прямо на Тамбов.
Красное командование было сразу же поставлено в чрезвычайно затруднительное положение: конница, которую следовало бы противопоставить этому сильному вторжению, находилась далеко, на левом фланге группы Шорина у Красного Яра. Приходилось отрывать пехоту от выполнения поставленных ей задач на фронте, и уже к вечеру 11 августа обе группы, и Шорина, и Селивачева, должны были по директиве командюжа назначить 31-ю дивизию (из 8-й армии) и 36-ю дивизию (из 9-й армии), что, конечно, не могло не оказать весьма ощутимое отрицательное влияние на ход предполагаемого наступления красных. А когда командюж следующей своей директивой возложил задачу по ликвидации рейда на Шорина, последний вынужден был, помимо 36-й дивизии, назначить для ликвидации Мамонтова и свой резерв — 56-ю дивизию. Требование командюжа — закрыть образовавшийся прорыв силами 9-й армии — ставило эту последнюю в очень затруднительное положение, ибо вся группа по той же директиве фронтового командования должна была начать общее наступление. К этому положению мы вернемся, когда будем рассматривать наступление Шоринской группы; теперь же перейдем к изложению событий на участке вспомогательной группы.
Группа Селивачева почувствовала последствия рейда Мамонтова только в поражении двух полков 40-й дивизии и отвлечении от общей операции 31-й дивизии; и так как Мамонтов направлялся на Тамбов и к 15 августа находился в районе станции Жердьевка, то группа Селивачева имела возможность начать свое наступление, и 15 августа дивизии 13-й армии (в 12 часов) и 8-й армии (в 15 часов) приступили к выполнению поставленных им задач.
Уже с первого дня определился характер предпринятой операции: в то время как оба фланга группы встречают упорное сопротивление противника (дивизии 13-й армии не могут продвинуться вперед), продвижение центральных дивизий (42-й, 12-й, 15-й, 16-й и 13-й) совершается сравнительно легко. К 20 августа линия фронта даст уже весьма характерный излом, начертание которого сохранится до самого конца успеха красных в этой операции. Дивизии продвинулись за пять дней: правофланговые (3-я и 42-я) на 10–15 км, в центре на 40 км и на левом фланге на 15–20 км.
Крайние же левофланговые дивизии (31-я и 40-я) остаются в своем первоначальном положении.
Теперь с каждым днем продвижения вперед все более и более определяется изменение направления наступления на юго-западное, пагубно отразившееся на оперативном взаимодействии с группой Шорина. Даже при успешном ходе событий для красных главная группа безнадежно отставала бы на всем стратегическом пути Южного фронта, а левый фланг Селивачевской группы был бы под постоянной угрозой обхода частями Донской армии. Однако на это обстоятельство пока ни Селивачев, ни командюж не обращают внимания, и, увлекаясь достижением успехов в центре вспомогательной группы, оба торопятся развить эти успехи.
К 25 августа, т. е. через пять дней, центральная группа дивизий, пройдя еще свыше 80 км, занимает города Волчанок — Валуйки — Купянск, а за 26-е и 27-е этим дивизиям удается еще продвинуться на 8—10 км к реке Северский Донец, где и приостанавливается наступательное движение Селивачева.
Таким образом, за 10–12 дней операции части центрального направления прошли свыше 150 км, заняли две железнодорожные линии, Белгород — Купянск и Купянск — Лиски и находились в 40 км от Харькова.
Это обстоятельство отразилось на действиях Добровольческой армии на Украине, но… все действия Селивачевской группы почти никак не отразились на нанесении главного удара группой Шорина; другими словами, замысел фронтового командования ни в какой степени не осуществился и не мог осуществиться, ибо направление ударов обеих групп по расходящимся направлениям с самых же первых дней операции лишает обе группы необходимого оперативного взаимодействия.
Положение группы главного направления
Следует отметить прежде всего то тяжелое положение, в которое ставился Шорин директивой командюжа о возложении на него ответственности за ликвидацию Мамонтовского рейда[128]. В самом деле, лишившись 36-й и 56-й дивизий и не получив к тому же шедшей на Южный фронт 21-й стрелковой дивизии, Шорин мог считать свою группу значительно ослабевшей и не отвечающей ни в какой степени той огромной задаче, какая была на него возложена.
Тем не менее командование фронтом крепко держится за свою первоначальную идею и не хочет учитывать тех значительных изменений, какие произошли в этот период на фронте. В той же директиве, где командующий фронтом возлагает ответственность за ликвидацию рейда Мамонтова на Шорина, указывается: «…вместе с тем приказываю Вам ускорить переход в общее наступление армий вверенной Вам группы, который, находясь в планомерной связи с действиями правого фланга армий, должен вылиться в исполнение общей наступательной операции Южного фронта, указанной в прошлой