В то время как все больше людей набивалось в подвал, а другие отбыли, чтобы присоединиться к группе Бормана в канцелярии, Фритцше закрылся в комнату с переводчиком Юниусом и радиооператором, чтобы написать письмо маршалу Жукову. Юниус должен был перевести письмо и пронести его через линию фронта. В то время как он все еще ждал, в дверь сильно ударили.
Фритцше открыл. Генерал Бургдорф, шатаясь, вошел в комнату. Его глаза остекленели и лицо румянилось от выпивки.
– Вы хотите сдаться? – проревел Бургдорф.
Фритцше кивнул. Бургдорф достал пистолет.
– Тогда я застрелю вас. Фюрер запретил капитуляцию. Мы будем бороться до последнего человека.
Фритцше поймал взгляд радиооператора, который ступил в телефонную будку позади генерала.
– Мы что, должны бороться до последней женщины? – спросил Фритцше.
Бургдорф зашатался и поднял пистолет. Радиооператор, стоящий позади, толкнул его, и пуля ушла в потолок. Радиооператор взял Бургдорфа за руку и вывел его из комнаты.
Это было последним появлением начальника службы армейского персонала, который сделал так много для того, чтобы германская армия стала послушным инструментом Гитлера. На пути назад к канцелярии Бургдорф застрелился.
В тот же самый час шесть групп из убежища под канцелярией осторожно двигались через тлеющий город, сопровождаемые непрерывным громом русской артиллерии. В убежище остались только Кребс и один офицер СС. Они распили бутылку и приготовились свести счеты с жизнью. Группы, которые включали и мужчин и женщин, перемещались одна за другой с короткими интервалами. Борман был в третьей группе. Все, кроме одного человека – Наумана, погибли в ходе этой попытки или попали в руки русских войск.
Эмиссары Фритцше оставили министерство пропаганды незадолго до полуночи. Шли часы. Все больше мужчин, женщин и детей набивалось в подвал. Фритцше распределил пищу и проследил, чтобы склады алкоголя были разрушены, – он узнал, что русские солдаты были наиболее недисциплинированны в пьяном состоянии.
На рассвете 2 мая эмиссары возвратились. Решительный немецкий майор провел их через линию фронта, они отнесли сообщение Жукову, и им сказали, что Фритцше должен прибыть лично. С ними пришел русский полковник, чтобы отвести эту группу назад на территорию, занятую русскими. Группа Фритцше достигла линии фронта и пересекла ее, затем русские забрали их и отвезли к советскому командному пункту около аэропорта Темпельхоф.
Русский офицер начал допрашивать Фритцше около шести часов утра 2 мая. Но немного позже допрос прекратился и не был возобновлен. Роль Фритцше закончилась. Генерал Вейдлинг, командующий берлинским гарнизоном, только что сдался в плен и предложил сдать Берлин.
Генерал Вейдлинг отдал приветствие и сел на тот же самый стул, на котором Кребс сидел двумя днями ранее. Он сказал немного. Прочитал акт капитуляции, который генерал Чуйков положил перед ним. Подписался, хотя его рука дрожала. Ему вручили второй лист бумаги, и он прочитал:
«Берлин, 2 мая 1945 г.
30 апреля фюрер, которому мы поклялись в преданности, оставил нас. Но вы все еще думаете, что должны следовать его приказам и сражаться за Берлин, даже при том, что нехватка оружия и боеприпасов и сама ситуация в целом делают эту борьбу бессмысленной!
Каждый час, когда вы продолжаете бороться, добавляет ужасные страдания населению Берлина и нашим раненым. По согласованию с командованием советских войск я прошу, чтобы вы прекратили борьбу!
Подпись: генерал Вейдлинг,
командующий районом обороны Берлина».
Вейдлинг подписался снова. Потом поднялся. Его сопроводили на улицу, и русский автомобиль разведки увез его в русский лагерь для военнопленных.
Русские громкоговорители и русские рекламные листки разнесли прокламацию Вейдлинга над руинами и огнем в немецкие войска, которые все еще сражались в Берлине. Большинство войск Вейдлинга последовало его призыву и сдалось. Некоторые слились с гражданским населением или пробовали прорваться к западу. Другие все еще продолжали сражаться.
Многочисленные части в западных предместьях пробовали сбежать из города, предпринимая массированные вылазки. Гражданские жители присоединялись к ним повсюду. Женщины с детьми на руках приняли участие в их атаках и погибли. Офицер дивизии Мюнхеберг, дневник которого был процитирован ранее, был в одной из этих частей. Он записал следующее:
«1 мая. Мы находимся в аквариуме. Повсюду, куда я смотрю, воронки от снарядов. Улицы дымятся. Запах разложения временами невыносим. Вчера вечером, этажом выше нас, какие-то офицеры полиции и солдаты праздновали свое прощание с жизнью, несмотря на артобстрел. Этим утром мужчины и женщины лежали на лестнице пьяные, сжимая друг друга в объятиях. Через отверстия от снарядов на улицах можно смотреть вниз на туннели подземки. Выглядит так, будто мертвые лежат там в несколько слоев. Каждый на нашем командном пункте ранен не один раз; генерал Муммерт держит свою правую руку на перевязи. Мы похожи на ходячие скелеты. Наши радисты слушают все время – но нет никаких сообщений, никаких новостей. Только слух, что Гитлер умер в сражении. Наша надежда уменьшается. Все, о чем мы говорим, – это не быть взятыми в плен, прорваться на запад, если Гитлер действительно мертв. Гражданские жители также не имеют никакой надежды. Никто больше не упоминает Венка.
День. Мы должны отступить. Мы помещаем раненых в последний бронированный автомобиль, который имеем в запасе. Все говорят, что в дивизии теперь пять танков и четыре полевых орудия. Поздно днем – новые слухи, что Гитлер мертв и обсуждается капитуляция. Это – все. Гражданские жители хотят знать, будем ли мы прорываться из Берлина. Если будем, то хотят присоединиться к нам. Я не забуду их лица.
Русские продолжают продвигаться в метрополитене и затем появляются из туннелей подземки где-то позади наших линий. В интервалах между стрельбой мы можем слышать крики гражданских жителей в туннелях.
Давление становится слишком тяжелым, мы снова должны отступить. В подвалах – вопли раненых. Нет больше анестезирующих средств. Женщины вырываются из подвала, их кулаки прижаты к ушам, потому что они не могут выдержать крики раненых.
2 мая. Никакой остановки. Землю встряхивает беспрестанно. Ночные бойцы наверху; мы слышим их автоматные очереди и взрывы осколочных гранат. Наконец мы вступаем в контакт с группой, оставшейся от 18-й бронетанковой пехотной дивизии. Мы спрашиваем, будут ли они участвовать в прорыве. Они говорят нет, потому что не получили приказа сверху.
Мы снова отступаем. Мы посылаем наших разведчиков на запад, чтобы найти путь для прорыва. Днем русские самолеты сбрасывают листовки о капитуляции. Советские громкоговорители выкрикивают обращение генерала Вейдлинга о том, что мы должны сдаться, – возможно, оно подлинное, возможно, нет. Зенитные орудия на бомбоубежище зоопарка все еще стреляют. Какие-то потрепанные гражданские жители и пехотинцы, которые прошли через русские линии, присоединяются к нам. Они все ранены, даже женщины. Они молчаливы, едва ли обмолвятся словом о том, что видели на другой стороне. 18-я бронетанковая пехотная дивизия прислала весточку, что часть из них теперь присоединится к нам.
3 мая. На рассвете мы атакуем на мосту, ведущем на запад. Он находится под огнем тяжелой русской артиллерии, его можно пересечь только бегом. Мертвые лежат на всем его протяжении и раненые, которых некому подобрать. Гражданские жители всех возрастов пробуют пересечь мост; они застрелены и лежат рядами. Наши последние бронированные автомобили и грузовики прокладывают путь через груды искривленных человеческих тел. Мост затоплен кровью.
Тыловое охранение отступает. Они хотят пойти на запад, не хотят быть убитыми в последний момент. Командование развалилось. Генерал Муммерт отсутствует. Наши потери тяжелы. Раненые остаются там, где падают. Больше гражданских жителей присоединяется к нам.
4 мая. Позади нас Берлин в огне. Многие другие части все еще должны сражаться. Небо красное, его прорезают яркие вспышки. Русские танки повсюду вокруг нас и непрерывный грохот автоматов. Мы немного пробиваемся вперед в ближнем бою. Мы встречаем колонны беженцев. Они плачут и просят о помощи. Мы – на пределе сил. Наши боеприпасы израсходованы. Часть разбивается. Мы пробуем продолжить прорыв маленькими группами».
Это было концом одной дивизии в сражении за Берлин. Все другие части, которые пробовали прорваться, постигла та же самая судьба. Только нескольким мужчинам удалось спастись.
Пойманные в Берлине отдали себя в руки победителей. Усталые, безразличные, выжившие солдаты и мужчины из народной армии вышли из подвалов и туннелей. Они смотрели в странные лица завоевателей, затем сформировались в бесконечные колонны и пошли на восток.
Позади них осталось население Берлина, которому было суждено перенести теперь знакомую судьбу побежденного.
Войска Венка, занятые в тяжелом бою к югу от Потсдама, ничего не знали о драматических событиях в Берлине. Давление русских росло час от часу, но молодые войска вжимались в землю и поддерживали клин, который вели вперед.
30 апреля последние части гарнизона Потсдама убежали на шлюпках и баржах через цепь озер к югу от города и присоединились к войскам Венка. Даже теперь колонны беженцев все еще перемещались на запад позади немецкого фронта, бок о бок с конвоями раненых солдат. Челночные поезда продолжали ходить между фронтом и рекой Эльбой, несмотря на постоянные воздушные атаки. Члены швейцарского посольства и швейцарской колонии в Берлине и части штата датского посольства бежали к Эльбе наряду с немцами.
Венк спешил от одного сектора к другому. Он заметил признаки растущего истощения и объяснил своим солдатам, почему им необходимо держаться: потоки беженцев должны получить время, чтобы достигнуть реки Эльбы, и 9-я армия, если бы ей удалось прорваться, нуждалась бы в их поддержке. И его войска ответили.