А тот, кто сидит в траншее, имеет боеприпасов в достатке . Его тело укрыто от пуль и в значительной степени – от осколков. Ему не страшен танк – пройдет над окопом, обвалит стенки в одном месте – вот и все. Тот, кто в траншее, ведет прицельный огонь. У него много сил, дыхание ровное, местность перед ним знакомая, расстояние до местных предметов промерено…
Тот, кто сидит в траншее, может использовать пулеметы. У него большой запас патронов, и он косит вражескую пехоту батальонами. А наступающий тащит пулеметы на себе. И запас патронов. А они страшно тяжёлые. Пулемет сначала надо установить… Пока установишь, враг тебя в решето превратит».
Обратили внимание на выделенные слова?
Почитаешь такое, и может возникнуть правило, что любой (ЛЮБОЙ!!!!), кто сидит в любом (в ЛЮБОМ!!!!) окопе, имеет боеприпасов ВАЛОМ!!!! И палить из них может неограниченно долго. Пока не закончатся сменные стволы к пулемету. Или когда не начнет «съезжать» «крыша» у стреляющего.
Почему же тогда немецкий генерал-лейтенант фон Гартманн покинул свои блиндажи в три этажа с вмурованными печками и гардинами и добровольно в здравом уме вылез в полный рост на поверхность, взял в руки винтовку с последними патронами и пошел искать смерть? (И нашел!)
Можно правильно ответить: «Ну так у них же боеприпасы заканчивались! Нечем уже было отбиваться от наступавших советских войск!»
Правильно. А почему боеприпасы заканчивались? А потому, что 6-я немецкая армия в результате окружения оказалась отрезана от тылового обеспечения. И все! Сидеть в окопе и ждать, пока придут русские и возьмут в плен, не очень хотелось. А пока было куда отступать (и чем иногда отстреливаться) – отступали. Но было понятно, что долго так продолжаться не будет. И то (боеприпасы) и другое (место для отступления) неумолимо заканчивалось. И все больше усиливалась необходимость последнего решения – или плен, или смерть.
Кроме того, не только требовались боеприпасы. Кроме них, каждый день надо было пополнять передовую линию «маршевыми пополнениями», чтобы было кому отстреливаться вместо раненых и убитых. В какие количества может все это выливаться? В мемуарах полковника Адама я расчетов не нашел (да особо и не искал, прочитав только раздел про пленение Паулюса). Но за чуть более полгода до гибели 6-й немецкой армии в Сталинграде, в июле 1942 г., в подобной ситуации оказалась советская Приморская армия в Севастополе.
5
Официально считается, что последним днем «второй» обороны Севастополя было 3 июля 1942 г. А что и как было дальше, историки уточнять не любят. Ибо на следующий день, 4 июля, у последней большой группы защитников города в районе 35-й береговой батареи окончательно закончились боеприпасы, и тот день стал первым днем массовой сдачи советских воинов в плен к немцам. Отступать им уже было некуда – позади Черное море. Они до последнего надеялись на «эскадру» для эвакуации, но в последние ночи перед 4 июля к ним приходили лишь небольшие морские охотники и подлодки. И прилетело несколько «Дугласов».
Про кошмар той ситуации можно почитать в книге капитана 2 ранга в отставке И.С. Маношина «ИЮЛЬ 1942. Падение Севастополя», Москва, «Вече», 2009, 288 стр. (Серия «Военные тайны ХХ века»). В ней и приводятся цифры, сколько чего требовалось для удержания обороны. В частности, после овладения Керченским п-вом немцы с 20 мая 1942 г. начали перебрасывать свои войска под Севастополь. Одновременно с 20 мая по 1 июня они проводили артиллерийскую пристрелку боевых порядков войск СОРа («Севастопольского оборонительного района»). Которая в период со 2 по 7 июня усилилась, перейдя в артподготовку параллельно с бомбежками авиацией.
7 июня утром, после 2-часовой артподготовки, немцы начали наступление («3-й штурм»). Главный удар они наносили силами 54-го армейского корпуса с севера в направлении северо-восточного берега Северной (Севастопольской) бухты. Вспомогательный удар с юго-запада наносил 30-й армейский корпус. Общее командование осуществлял генерал-полковник Манштейн. Завязались тяжёлые бои. Но в связи с господством немецкой авиации и трудностями в морском снабжении с Кавказа у войск СОРа возникли проблемы с боеприпасами и маршевыми пополнениями. В результате советские войска стали отходить.
Оборона города полностью зависела от подвоза боеприпасов морем и по воздуху. Однако после захвата Керченского полуострова немцы получили возможность усилить блокаду морских путей вдоль крымского берега (до 70 миль в радиусе от города). По крайней мере, в дневное время. А ночное в связи с приближением лета продолжало сокращаться. Все это привело к постепенному сокращению суточной подачи в Севастополь разных грузов и маршевого пополнения, которого командование СОРа просило под 1000 чел. в сутки. В первые дни немецкого штурма (7—18 июня) СОР расходовал ежесуточно около 580 тонн снарядов. Потом их расход сокращался и в конце июня составил менее 100 т в сутки. По этой причине орудия свозились в районы бухт от Стрелецкой до Казачьей (к самому западному мысу Херсонес и 35-й ББ), где к утру 30 июня сосредоточилась основная масса артиллерии без снарядов. До последнего была надежда получить их с подводных лодок. Но их пришло мало. Как и прилеты самолетов ночью. Кризис обороны неумолимо приближался. Зенитная артиллерия (за исключением Херсонесского аэродрома) тоже стояла без снарядов. Немцы знали об этом, и их авиация днем безнаказанно летала на низких высотах, ведя огонь по всему, что движется.
Итак, отметим: чтобы удержать наступление 2 корпусов, требовался расход под 600 тонн боеприпасов в день. Вот тогда пожалуйста, сиди в окопе с «большим запасом патронов». А когда тыловое обеспечение резко уменьшается или вообще прекращается, то сиди или не сиди в окопе – оборону не удержишь. И никакие оды трехэтажным подземельям не помогут.
Во что это вылилось в первые дни июля 1942 г. под Севастополем в районе 35-й береговой батареи и бухтой Казачьей и Камышовой? Там на кусочке земли 5 на 3 км скопилось много советских бойцов, командиров, раненых, убитых и гражданских жителей. По данным Политуправления ЧФ, осталось неэвакуированными всего 32 480 человек. Из них начсостава – 2813. Сержантов и рядовых – 29 667. 1–3 июля они ещё пытались оказывать сопротивление, разыскивая боеприпасы, в том числе к трофейному оружию. Но потери быстро росли. Кстати, Суворов в главе про окопы упоминает пример тактики обороны 25-й Чапаевской дивизии в Гражданскую войну, когда Анка-пулеметчица в упор из «максима» расстреливала шедших в атаку белогвардейцев. Так вот, остатки 25-й Чапаевской и 388-й стрелковых дивизий в начале июля 1942 г. погибали в районе 35-й ББ под Севастополем.
Обстановка была кошмарной. По воспоминаниям на стр. 169–170, условия обороны в то время были такими:
– на всей береговой кромке на глубину до 300 метров плотной массой от бухты Стрелецкой и до 35-й батареи был сосредоточен весь автотранспорт;
– над пропастью круч обрывистых скал через 50—100 метров были спущены вниз закрепленные веревочные канаты, по которым лазили бойцы на отдых, располагаясь на террасах и в углублениях берега моря;
– внизу, у берега моря, бойцы рыли лунки для поступления в них соленой воды, которую они пили, утоляя жажду. Пить таким способом слабо опресненную воду неприятно, но другого выхода нет;
– заняв на подступах к мысу Херсонес на открытой местности круговую оборону, бойцы укрепляли окопы, а в районе 35-й ложной батареи использовался старый земляной оборонительный вал, но советская оборона простреливалась со всех сторон артиллерией противника, миномётами, не говоря об авиации;
– раненых скопилось в Камышовой и Казачьей бухтах более 18 тыс. человек;
– многие бойцы и командиры имели трофейное оружие и боеприпасы;
– авиация противника беспрерывно висела над советскими позициями, бомбя и сбрасывая агитационные листовки, в которых предлагалось прекратить бессмысленное сопротивление и сдаться в плен, уничтожая евреев и комиссаров;
– бойцы поднимались на оборону с воспаленными глазами, безразличные ко всему происходящему. Малодушные кончали жизнь – стрелялись, бросались с круч в пропасть, разбиваясь и калечась;
– сотни трупов были прибиты волнами к берегу моря, а так как убирать их было некуда, зловоние стояло в воздухе страшное. Цитата со стр. 195–196 книги Маношина:
«Наступило утро 4 июля 1942 года. Рано утром немцы с воздуха разбросали листовки с призывом сдаваться в плен, что они делали каждый день. Реакции не последовало. Тогда вновь началась огневая обработка всего участка обороны на Херсонесском полуострове, небывалая по мощности. «На этот раз немцы решили нас стереть с лица земли, – вспоминает Г. Воловик. – Такой бомбардировки, артиллерийской и миномётной, ещё не было. Боеприпасы у нас кончились. Вражеские самолеты бомбят с воздуха, истребители на бреющем полете ведут пулеметный обстрел. Все, кто держал оборону в окопах, вжимались в землю. Особенно много людей погибало, в том числе и гражданских, находившихся на узкой прибрежной полосе берега под скалами. Немецкие истребители заходили с моря и, подлетая к берегу на бреющем полете, в упор расстреливали скопления беззащитных людей. Прибрежная вода была полна трупов. Положение было отчаянное. К тому же июльская жара, четыре дня без пресной воды и пищи и удушающий трупный запах от заваленных ими окопов.
После огневой подготовки немецкая пехота начала штурмовать нашу линию обороны. Отвесный огонь заметно ослабел. Стрелять было нечем. Немцы, видно, понимали, что наша оборона выдыхается, чтобы не нести потери, отходили и вновь повторяли бомбежку и артобстрел. Стремясь расчленить нашу оборону, они после огневой подготовки повели наступление клиньями при поддержке танков, один из которых пришелся на позиции 55-го дивизиона. Немцы расчленили нашу оборону на участки, и началось массовое пленение защитников Севастополя. Стволами орудий к морю стояла цепь немецких танков. Основная масса наших бойцов и командиров была пленена в 14–15 часов 4 июля 1942 года».