аликов. Расставленные друг за другом много таких «столов» позволяют довольно удобно подавать ящики на расстояние изнутри склада наружу под задний борт грузовика. Но все равно ящиков много, поэтому времени на погрузку должно потребоваться немало. И это при условии, что есть группа людей, знающих, кому куда на какой склад бежать и на какие грузовики подавать. И есть те грузовики (заправленные горючим).
Летом 1941 г. же у западной границы в связи с долей секретности «привязка» складов к подразделениям не всем могла быть известна. Где-то в высших штабах она, скорее всего, существовала, но после немецких ударов 22 июня 1941 г. эти планы оказались нарушены. Войска начали уходить со своих мест дислокации. На руках у них было не так уж и много боеприпасов. На день-два. И тем, кто выжил, больше ничего не оставалось, как уходить на восток параллельно противнику и не причиняя ему серьезного сопротивления. Но под ударами авиации и других потерь отходящие колонны продолжали редеть.
С другой стороны, войска, приближавшиеся с востока, уже не могли рассчитывать на утерянные склады в приграничной зоне. Им пришлось надеяться на свои тылы, которые «вязли» в дорогах. И на руках у них тоже было негусто с боеприпасами. Сколько взяли в передки и в кузова – вот тем и приходилось воевать. На несколько дней боев хватило. Но потом и их требовалось пополнять маршевыми ротами и боеприпасами. Людей еще можно было мобилизовать из местных жителей или собрать выходящих из окружения. Но снаряды превращались в дефицит. Впереди склады утеряны, сзади – в дороге. Причем чем быстрее тратились запасы из ближайших складов с востока, тем еще дальше приходилось везти – с Волги, Урала, Сибири. Вам не приходилось ездить на поезде из Хабаровска до Москвы? Мне приходилось. Время в дороге – неделя. Летом 1941 г. ситуация на ж/дороге усложнялась перегрузкой эвакуируемыми и необходимостью одновременной подачи массы составов. Поэтому чисто технически не удавалось вовремя подавать «в окопы» действующей армии требуемое количество снарядов. А противник не ждал.
Но может возникнуть вопрос: так для чего загнали столько складов в приграничную зону? По каким планам? Обороны? Ну так хотя бы вовремя раздали то «добро» в угрожаемый период войскам! Для чего его держать «взаперти»? При неожиданном нападении времени на раздачу может не хватить. При серьезном подходе к подготовке обороны крупные склады было бы полезно загонять не под самую границу, а хотя бы восточнее старых укрепрайонов. Вот тогда еще была бы возможность питать войска, выдвигаемые к обозначившимся ударам противника. И питать войска, которые подходили бы на помощь с востока. Но это не было сделано. И возникла катастрофа. Когда люди есть, а стрелять нечем.
Кто-то где-то предлагал объяснения всего этого кошмара? Оказывается, предлагал.
Например, в «Военно-историческом журнале», № 6, 1988, на стр. 18–25 размещена статья генерал-полковника Г.П. Пастуховского «Развертывание оперативного тыла в начальный период войны». И в ней опять же черным по бумаге написано, что «перед оперативным тылом в мирное время ни теоретически, ни практически не ставились задачи обеспечения войск в ходе боевых действий начального периода. Считалось, что началу войны будет предшествовать угрожаемый период (или особый период в ее начале), в ходе которого и будет планомерно развертываться фронтовой и армейский тыл [3. «1941 год – уроки и выводы». – Л.: Изд. Военной академии тыла и транспорта, 1987. – С. 12]. Это, как известно, не оправдалось. Соединения, части и учреждения пришлось отмобилизовывать и развертывать в ходе внезапно начавшихся военных действий.
На готовности и возможностях оперативного тыла отрицательно сказались и принятые в то время взгляды на характер будущей войны. Так, в случае агрессии приграничные военные округа (фронты) должны были готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций. Варианты отмобилизования и развертывания оперативного тыла при переходе советских войск к стратегической обороне и тем более при отходе на значительную глубину не отрабатывались [4. Там же. – С. 15]. Это в свою очередь обусловило неоправданное сосредоточение и размещение в приграничных военных округах большого количества складов и баз с мобилизационными и неприкосновенными запасами материальных средств. По состоянию на 1 июня 1941 года на территории пяти западных военных округов (ЛенВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО и ОдВО) было сосредоточено 340 стационарных складов и баз, или 41 проц. их общего количества [5. Тыл Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. – Ч. 1. – Л.: Изд. Военной академии тыла и транспорта, 1963. – С. 20–21]. Здесь же размещалось значительное количество центральных складов и баз Главнефтеснаба и Управления государственных материальных резервов. Необоснованная концентрация складов и баз в приграничной полосе стала одной из главных причин больших потерь материальных средств в начальном периоде войны».
Читаешь такие объяснения и удивляешься. Откуда «необоснованная концентрация»? Понятно, что таковой она оказалась из-за неожиданного нападения врага, которое показало ошибочность с точки зрения обороны страны. Но что-то плохо верится, чтобы сотни эшелонов вот так «необоснованно» концентрировались какими-то начальниками, которые даже не понимали, что делают! Не могут сотни эшелонов «просто так» затарить, перевезти в другое место и там разгрузить. Под такие работы требуется масса документов и разрешающие визы многих начальников. И все они были «не в своем уме»? Кто-то же отдавал приказы? Кто? На основании каких планов? Что за готовность к обеспечению «глубоких наступательных операций»? Откуда куда? Это с их точки зрения подобная концентрация оказывается правильной и вовсе даже «обоснованной»? Как же планировалось до войны артснабжение войск в округах? Об этом есть упоминание в мемуарах маршала Яковлева.
5
Маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев в июне 1941 г. был генерал-лейтенантом. И в том же месяце он оставил свой пост начарта КОВО и переехал в Москву на должность начальника Главного артиллерийского управления (ГАУ) и члена Военного совета артиллерии Советской Армии (на смену маршала Кулика). На этих должностях всю войну он и прослужил. В том числе в его обязанности входило руководство обеспечением действующей армии вооружением и боеприпасами. После войны написал мемуары «Об артиллерии и немного о себе», которые были изданы в начале 1980-х (почти через 10 лет после его смерти).
В них (во 2-й главе «Накануне») он объясняет, что в округах вопросами артиллерийского снабжения занимался начальник артснабжения, который имел двойное подчинение. В округе он подчинялся начальнику артиллерии, но практически все указания по вопросам снабжения получал непосредственно из Москвы из ГАУ. И ему подчинялись артсклады с боеприпасами. Но их было два вида. Склады своего НЗ имелись у каждой дивизии для примерно полутора боекомплектов. Но имелись и продолжали строиться окружные артсклады. Их назначение не было известно даже ГАУ, не говоря уже про штабы округов. Можно было только догадываться, что там накапливается мобилизационный запас боеприпасов для войск, которые в случае войны будут развертываться в тех районах. Штабы округов отвечали только за сбережение, правильное содержание боеприпасов и их сохранность. Распоряжаться же запасами в этих складах в мирное время имела право только Москва (стр. 53).
Но вот в июне 1941 г. неожиданно возникает война, и почти сразу же дает о себе знать «снарядный голод». Маршал Яковлев в своих мемуарах тоже коснулся этой проблемы. После начала войны Генштаб потребовал от ГАУ обеспечить фронты вооружением и боеприпасами. Однако, по мнению Яковлева, их запасы оказались «скудными». А работа промышленности «туго налаживалась». Понятно, почему «туго». Когда много заводов сорвано с фундаментов и перемещается в новые тыловые районы на Урал и дальше, быстро ждать от них выполнения плана не приходилось. Поэтому в первое полугодие войны часть стрелкового вооружения ГАУ вынужден был изымать «из без того небогатых запасов» Восточной Сибири и Дальнего Востока. И то их быстро «съели фронты».
Что же произошло? Столько лет готовились-готовились и оказались «не готовы»! Но Яковлев причины искать не стал, заявив, что это занятие было «чревато» (с. 78): «Прямо скажу, столь остро вставшие вопросы обеспечения войск вооружением и боеприпасами для многих из нас явились прямо-таки неожиданными. Да, ресурсы оказались незначительными. Но почему? Разбираться в этом очень деликатном, к тому же сулившем большие неприятности, деле мало кому хотелось» .
Но в конце этой же 3-й главы на стр. 81–82 Яковлев приводит некоторые цифры. Оказывается, за 1938–1940 гг. промышленность изготовила всего около 45 тыс. орудий разных систем. И около 40 млн снарядов (без учета мин к миномётам). И надо понимать, что были орудия и боеприпасы более ранних лет выпуска. Сколько – маршал не уточняет. И расход снарядов разный. Например, за одну ночь Московская ПВО могла потратить десятки тысяч штук своих малокалиберных боеприпасов. Но с началом войны объемы производства возрастали. Однако Яковлев не дает динамики его падения к концу 1941 г. (пик падения в ноябре) и дальнейшего роста. Всего с июня 1941 г. по июнь 1942 г. промышленность дала армии 83,8 тыс. орудий и 12,8 млн снарядов, бомб и мин. Но исходя из заявок производство снарядов надо было увеличить «как минимум в 20 раз, а мин – хотя бы в 16». То есть желательно было снарядов производить под 250 млн в год! Но промышленность в 1941–1942 гг. еще не была готова выполнять такие планы. Именно эту причину видит Яковлев в возникновении «снарядного голода». В связи с чем «был установлен строжайший лимит отпуска и расхода боеприпасов. Безусловно, эта, хотя и вынужденная, мера в совокупности с некоторыми другими причинами затрудняла ведение успешных боевых действий на фронтах» .
Дескать, это промышленность виновата и неправильное планирование перед войной. Готовились-готовились, а оказалось не к тому! А что же означают «некоторые другие причины» в объяснении Яковлева? В самых последних абзацах главы он как бы мимоходом упомянул потерю заводов на занятой врагом территории и как бы «попутно заметил», что