слабыми местами связи округа, могущими вызвать кризис, являются:
1. Слабость фронтовых и армейских частей связи по численному составу и мощности относительно своих задач.
2. Необорудованность узлов связи армии и фронта.
3. Недостаточная развитость проводов из паневежисского и двинского узлов связи.
4. Отсутствие средств связи для обеспечения тыловой связи.
5. Слабая обеспеченность имуществом связи окружных, армейских частей связи и военно-воздушных сил».
В связи с этим он просит:
«1. Разрешить частичное отмобилизование фронтовых и армейских частей связи, отмобилизовав полки связи, линейные батальоны [связи], эксплуатационные роты и эскадрильи связи.
2. Отпустить средства [для] оборудования узлов связи: паневежисского – провода железного – 70 т, кабеля подземного – 10 км;…
4. Сформировать [за] счет внутренних округов шесть узловых пунктов связи для обеспечения тыловых учреждений (группы складов). Каждый пункт – в составе: СТ-35—1, «Морзе» – 12, раций 11-АК – 1, 5 машин летучей почты.
5. Для обеспечения корпусных, армейских, окружных частей связи и военно-воздушных сил выделить минимум: аппаратов «БОДО» – 10 шт., СТ-35—36 шт., кабеля телеграфного – 2393 км, шестового имущества в комплектах по 5 км – 542, радиостанций РАТ – 3 шт., РСБ и РАФ – 333 шт., 11-АК – 5 шт.».
Ф. 221, оп. 2467сс, д. 39, л. 96–98».
В мирное время по этой бумаге решение принимали бы несколько дней. Если бы немцы не напали 22 июня, то к 1 июля наладить серьезную связь на рациях смогли бы, получив их со складов. Да и положено по «рангу» оборудовать фронтовой КП требуемыми средствами связи. Вот по нему туда полагалось три радиостанции РАТ как минимум. Каждая на трех грузовиках. Три, потому что одна рабочая, одна резервная, третья выезжает вперед при перемещении на другое место. Расшифровывалось название «РАТ» как «радиостанция автомобильная тяжелая стратегическая». И никуда, кроме фронтовых управлений, те радиостанции чудовищной дальности на трех грузовиках не шли. Они слишком большие и дальнобойные. Их применяли для связи «фронт – Ставка». И было их много: под 70 по сводке Жукова февраля 1941 г. На каждое фронтовое управление запас с избытком.
А по штабу С-ЗФ получается, что дали указание на вывод фронтового КП, но нужные для этого радиостанции даже в НЗ не заложили. Были бы они в НЗ, Кленов так и написал бы: прошу разрешить использование НЗ. Но немецкого нападения он не боялся. Иначе дали бы станции РАТ раньше. Вот и нарвались 22 июня на собственные действия. Исключительно на собственные. Не то что радиостанций не было, связисты были не готовы, а исключительно на собственные планы. По которым готовность связи «фронт – Ставка» планировалась когда-то позже. Но кроме РАТ на фронтовом радиоузле для местных переговоров должны были использовать и другие станции: РАФ, РСБ и РУК в составе двух приемников.
11-АК были на двух грузовиках, это радиостанции армейского уровня. Их Кленов просит 5 штук. Но тут нападают немцы. И оказывается, что часть средств связи еще не развернута где надо и как надо (хотя технически существует), а запасы на складах погибают. Вот связь и «попортилась».
(Кстати, о минировании. Оказалось, что перед докладом Кленова по связи в том же сборнике на предыдущей странице выложена «Директива командующего ПрибОВО от 22 июня 1941 г. военным советам 8-й и 11-й армий о мероприятиях в связи с возможным нападением немцев в период 22–23 июня 1941 г.».
«22 июня 1941 г. 2 часа 25 минут
…
9. Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно».
Ночью? За считаные часы перед вражеским нападением? Как говорится, «проснулись». А раньше нельзя было?)
Но не стал маршал Жуков касаться всех этих подробностей «толщины правого заднего надкрылка». Зачем? Можно просто написать: «Связи не было». Почему, отчего – другой разговор, и так мемуары оказались толстыми. Тем более что были и другие причины в детали не углубляться.
2
Какие еще «другие»? Вот Виктор Суворов в «Разгроме» периодически ссылается на фрагменты из кинофильма «Чапаев». Вот и здесь можно вспомнить один из них. Причем я слышал его в переводе на казахский (как-то ездил два раза на Байконур в гости к брату, который собирал носители «Союз» в МИКе). Но суть понятна даже без обратного перевода на русский.
Фрагмент ближе к концу. В городок, где находился штаб дивизии Чапаева, ворвались белые. Чапаев и его ординарец Петька бегут на чердак, хватают пулемет, катят к окну. Слышится звон разбитого стекла. Чапаев начинает строчить из пулемета, Петька подает патроны. Вдруг стрельба прекращается. Раздается голос Петьки:
«– Василий Иванович! Патрон барып тыр ма?
– Жок, Петька, жок!»
Вот вам пример по связи в боевой обстановке. Без какой-либо радиостанции и даже без телефона – просто голосом. Но затрагивается самая важная тема. Не про то, как прошла ночь, как спалось, какой был завтрак, идет ли дождь, как там работалось до обеда и т. д. Про все эти темы в бою никто даже и не вспомнит. В бою главное – «патроны давай!» А не будет вовремя патронов, снарядов и бензина, про все остальное можно забыть.
Еще, кроме темы подачи боеприпасов, в бою может оказаться важной тема дислокации и перемещений. Даже по мобилке наиболее часто задаваемый вопрос: «Ты где?». 22–23 июня 1941 г. тема дислокации была не столь актуальной – штабу округа это было известно и раньше – он сам приказывал куда двигаться тем и другим. Более важной оказалась тема снабжения. Выше речь о ней уже шла. Здесь же есть смысл обсудить, почему в мемуарах как бы «естественно» упоминаются два обязательных элемента: нет боеприпасов и нет связи. И непонятно, которое из них первично и важнее: а если бы связь была, то снабжение сразу же улучшилось бы? Почему службы связи из вышестоящих штабов не особо добивались гарантированного установления связи с подчиненными подразделениями? А подчиненные подразделения со своей стороны как-то «вяло» принимали меры по установлению связи.
Какая ситуация складывалась к 22 июня у западной границы?
Снаряды в больших количествах еще на складах, у орудий мало, в основном в передках и часть в кузовах. Многие пушки свезены на какие-то полигоны (приграничные). Пехота нескольких корпусов пешком с минимумом груза ночами еще доходит до границы. Другие растянулись по эшелонам с тылами где-то там позади. В авиации пытаются снять движки на ремонт. А у танков все аккумуляторы на перезарядку. Но тут нападет враг. О чем беседовать по радиостанциям?
«– По нам стреляют, что делать?
– Открывай ответный огонь!
– Патроны заканчиваются, срочно подавайте новые!
– Новых быстро не будет!
– Так что ж делать, в плен сдаваться?
– Ну тогда отступай!»
Насчет «отступать» было понятно и без переговоров.
Но подать команду «отступай» штабам повыше было неудобно. А как на это посмотрит Москва? Она ж сама требовала на провокации не поддаваться! Вот и «не поддались», пока враг сравнивал с землей массу запасов разного добра, свезенного в приграничную полосу.
А подальше от границы в приграничных округах тех складов было уже не очень много. Больше запасов было еще дальше. Но пока оттуда довезешь, противник займет и остальные склады и возьмет в плен войска, оставшиеся без средств для боя.
Значит, остается отступать без приказа сверху, но приказ сочинять самим (тем, кто выжил). Но как все это объяснить в мемуарах? Нашли: «А СВЯЗИ НЕ БЫЛО!!!!»
У всех советских войск у западной границы 22–23 июня 1941 г. самый важный вопрос к штабам был простым: патроны барып тыр ма? Снаряды барып тыр ма? Бензин барып тыр ма? Дизтопливо барып тыр ма?
И что могли ответить штабы?
Не вдаваясь в подробности, они могли ответить только коротко: «ЖОК!!!»
Нету патронов, снарядов, бензина, керосина.
Вообще-то технически они были. Но большая их часть теряется «просто так». А другая часть далеко. Вовремя не завезти, чтобы успеть не попасть в плен. Чисто по теории мотомехвойны. Остается отступать. Но приказать отступать – куда, как? Обстановка меняется на глазах. В том числе как повезет. Минные поля заранее не поставлены, старые УРы заржавели. Снаряды к зениткам пропали на складах (вместе с бомбами), новые везти далеко, бензина для самолетов осталось мало. Своя авиация «дает деру» (т. е. «передислоцируется», чтобы хотя бы сохранить матчасть на последних каплях горючего). А вражеская авиация, не встречая сопротивления, «зависла» над обороняющимися, у которых пустеют баки в машинах, магазины винтовок и затворы стволов.
Вот и пришлось отходить, кидая окопы и остатки запасов…
Но пора заканчивать все это краткое отступление. В качестве «уточняющего» «комментария» к «оде» Виктора Суворова сидению в окопах и траншеях (с «валом» патронов и снарядов). И «свирепствованию» гаубиц. Без разделения на «до» и «после» 22 июня 1941 г. Если боеприпасов «валом», тогда что ж? Тогда можно и «посвирепствовать». И посидеть в окопе. Но когда их с гулькин нос, ситуация резко меняется. А кроме того, параллельно показан пример того, о чем было бы полезно поговорить в теме разгрома РККА в июне 1941 г. у западных границ. Но пора вернуться к чтению книги «Разгром» и посмотреть, на что Виктор Суворов предлагает обращать внимание в плане поиска общей теории.
Глава 2(Р). Про окопы и траншеи (продолжение)
1
Итак, читаем в «Разгроме» на стр. 28–29:
«В Первую мировую войну и немцы, и русские, и французы, и австрийцы вошли с радостным предвкушением быстрого сокрушения своих противников. Но Его Величество Пулемет охладил пыл всех любителей быстрых блистательных побед. Он остановил всех наступающих, всех успокои