В Крыму с марта 1917 года находилась вдовствующая императрица, супруга Царя-миротворца Александра III Мария Федоровна с дочерьми Великими княгинями Ксенией и Ольгой и их мужьями — Великим князем Александром Михайловичем и полковником Н. А. Куликовским-Романовым. Здесь императрица проживала более двух лет — до апреля 1919 года в Ай-Тодоре, а затем в Дюльбере и Хараксе.
Пребывание в Крыму под строгим наблюдением «революционного народа» стало для них, можно сказать, заключением, полным нескончаемых оскорблений и унижений, угроз и всевозможных опасностей, голода и холода.
Во время пребывания в Ялте Мария Федоровна была арестована местным советом и содержалась в съемной квартире под стражей. Однажды ночью к ней в спальню ворвались матросы и солдаты с целью обыска. Она осмелела и, взяв себя в руки, накричала на бесцеремонных воинов в тельняшках, и они ретировались.
После Брест-Литовского «мира» Крым оккупировали германские войска и освободили Марию Федоровну с родней.
Как только Германия в ноябре 1918 года проиграла войну, немцы отхлынули, вместо них в Крым пришел Врангель со своим войском, а с ним и союзники. Английский король Георг V прислал за своей тетей военный корабль «H.M.S. Marlboro». Императрица согласилась эвакуироваться из Крыма при одном условии:
— Если вы заберете всех российских граждан, высказавших желание уехать со мной за границу, — сказала Мария Федоровна капитану.
— Я принимаю это условие, — ответил британский капитан…
Великая княгиня — дочь царя Александра III и Марии Федоровны (Догмары) Ольга Александровна и ее муж Николай Куликовский-Романов отказались в тот момент покинуть Россию и решили уехать на тогда еще свободную от большевиков Кубань, в станицу Новоминскую, из которой происходил камер-казак императрицы Марии Федоровны — Тимофей Ксенофонтович Ящик. Они надеялись пожить на земле арендаторами хутора среди родни этого казака, которому вполне доверяли. Голодные годы развернули их в сторону огородничества. Им почему-то казалось, что белые одолеют красных, и они останутся в России. Уповали на то, что Ольга Александровна пользовалась авторитетом у простого народа, работая в госпиталях во время войны.
Но когда красные лавы стали подступать к станице, Ольга с мужем и двумя малолетними сыновьями Тихоном и Гурием решили убегать, особенно узнав, что государь с семьей, его брат, великий князь Михаил Александрович и 17 других членов семьи Романовых были зверски убиты большевиками. Они успели эвакуироваться на корабле и вскоре оказались в Дании у матери — Марии Федоровны, прожив с нею до кончины последней в 1928 году.
Вообще, Ольга Александровна была порядочным и одаренным человеком. Проживая в Дании в течение пяти лет немецкой оккупации, она помогала русским людям. Несмотря на опасность столкновения с гитлеровской охраной, эта смелая женщина через своих помощников передавала узникам концлагерей продукты питания. Многое она делала для защиты белых казаков, осевших в Дании. Ее художественный талант был по-настоящему оценен. Картины Ольги Александровны выставлялись не только в Дании, но и в Париже, Лондоне, Берлине…
Тяжелые времена наступили для Врангеля на полях сражений на Крымской земле.
Кроме пушек, пулеметов и винтовок Красной армии помогала громить войско барона и пролетарская пропаганда. Появилось много уничижительных для генерала плакатов. Вот один из образчиков. На красном фоне пожарища красовалась звероподобная фигура Крымского правителя с текстом:
«Врангель идет на нас!
Черный разбойник — барон хочет захватить хлеб, уголь и нефть рабочих и крестьян. Не дадим врагу задушить нас голодом!
Кровью добытое — кровью отстоим!»
Со слов очевидцев, часто на плакатах писали слова из «Варшавянки»:
Нам ненавистны тиранов короны,
Цепи народа-страдальца мы чтим,
Кровью народной залитые троны
Кровью наших врагов обагрим!
11 ноября 1920 года Реввоенсовет фронта обратился по радио к П. Н. Врангелю с предложением немедленно прекратить борьбу и сложить оружие с гарантиями амнистии. Однако правитель белого Крыма ответа не дал. Больше того, он скрыл от личного состава содержание этого радиообращения.
Отсутствие реакции белых и самого Главкома Русской армии на радиообращение с предложением амнистии было расценено Фрунзе как его игнорирование, а поэтому формально отменялось.
В воспоминаниях очевидцев, остатки белых частей, около 100 тысяч человек, были в организованном порядке на военных кораблях и гражданских судах эвакуированы в Константинополь. Потом началось «странствование по свету» — Галлиполи, Бизерта, Ницца… Не обошелся этот «трансфер» без поддержки транспортных и военно-морских кораблей Антанты. Многих солдат и офицеров Русской армии Врангеля приняли Белград, Париж, Брюссель, Берлин и другие европейские города, впрочем, без особой заботы местных властей по их благоустройству. Кров и пищу приходилось добывать им самим — крутились, как могли.
Возникает вопрос, почему Русская армия, переименованная из Добровольческой, потом в Вооруженные силы на Юге России, не зацепилась за Крымский карниз и практически бесславно определила последний рубеж окончания Гражданской войны в России?
О «доблестях» «добровольцев» сам Деникин мало писал в своих произведениях, а вот его преемник Врангель доходчиво объяснил причины краха Добровольческой армии периода ее руководства Антоном Ивановичем.
Барон пояснил, что неумелая финансовая политика, упорный отказ генерала Деникина от использования для иностранного капитала громадных естественных богатств юга России, несовершенство налогового аппарата, приводили к тому, что вся финансовая система сводилась к печатанию денежных знаков. Однако все новые и новые эмиссии не могли удовлетворить денежной потребности, беспрерывно возраставшие по мере обесценивания денежных знаков бесконечными их выпусками.
Как писал Врангель, у Деникина в армии на довольствии «…состояло 150 000 ртов, но из того числа лишь около одной шестой могли почитаться боевым элементом».
Кроме того, Крым был беден местными средствами, так как даже в мирное время он жил за счет богатой Северной Таврии. Хлеба не хватало — цены на него постоянно росли, не хватало необходимых жиров, не было угля.
Огромные запасы обмундирования и снаряжения были брошены на юге России, и раздетую, в значительной части безоружную армию нечем было снабжать.
Врангель признавался:
«Винтовок было в обрез, пулеметов и орудий не хватало, почти все танки, броневые машины и аэропланы были оставлены в руках противника. Немногие сохранившиеся боевые машины не могли быть использованы за полным отсутствием бензина. Огнеприпасов, особенно артиллерийских снарядов, могло хватить лишь на короткое время. Уцелевшие орудия нечем было запрячь. Конница осталась без лошадей…»
Но самое главное, о чем нередко умалчивал Антон Иванович Деникин, это обстановка, складывавшаяся не в пользу «добровольцев», которые пополнялись нередко при мобилизациях не только уговорами, а чаще угрозами физического истребления несогласных воевать за Россию. Войска за многомесячное беспорядочное отступление отбились от рук командиров и начальников.
Пьянство, самоуправство, грабежи мирного населения и даже убийства стали обычным явлением в местах стоянок большинства частей. Развал достиг и верхов армии. Интриги порождали всякие слухи, постоянно появлялись какие-то дрязги, возникали ненужные подозрения. Всякого рода авантюристы пробирались на высокие должности, а те, кто смело говорил о недостатках в Добровольческой армии и даже в Белом движении в целом, затирались и отодвигались. Казаки Дона и Кубани, зараженные вольницей, больше воевали за свою землю, а уходить дальше от родных мест вместе с «добровольцами» не очень-то и хотели. Татары крымские неохотно шли в белые войска.
Еще была одна причина развала армий генерала Деникина — отсутствие в них твердого правового уклада и чувства законности. Войска развратились из-за предоставления права на возбуждение уголовного преследования непосредственно начальникам виновных. Юристы, суды выпадали из этой правовой обоймы — судил командир. Как правило, дела рассматривались быстро военно-полевыми судами, находившимися практически в полном подчинении войсковым начальникам. Этот карательный ротапринт штамповал приговоры с учетом мнения командиров.
Севастопольский епископ Вениамин на встрече один на один с Врангелем в марте 1920 года обратил внимание на угрожающий упадок нравственности в армии. Он отмечал, что междоусобная война со всеми ее ужасами извращала все нравственные понятия, грязнила душу. В то же время ничего не делалось для духовно-религиозного воспитания войск.
При взятии станции Джимбулук белой дивизией под командованием генерала Ангуладзе епископ Вениамин с крестом в руке благословлял одних людей на убийство других. Сегодня на Украине патриарх УПЦ Киевского патриархата Филарет, находясь с визитом в США, просит у янки оружие для убийства таких же православных, как и он, по всей Незалежной. Разве эта хрень пастыря не кажется повтором далекого прошлого?! Не случайно красногвардейцы расправлялись в первую очередь с такими «политическими» священниками.
Врангель признается, что односторонняя, непримиримая политика Деникина преследовала не только инакомыслящих, но и всех тех, кто случайно оказался на стороне красных только по географическим причинам. Сегодня какую-то территорию захватили белые — шел набор «добовольцев», завтра — красные, они пополняли свои ряды новобранцами и т. д. и т. п.
Неумная и жестокая политика Деникина вызывала ответную реакцию, отталкивала тех, кто готов был стать союзником белых, и превращала искавших дружбы с ними во врагов.
В конце марта 1920 года после вступления белых войск в Крым Врангель издает документ, объявляющий его правителем полуострова.
«ПРИКАЗ