На общем собрании команд 1-й и 2-й бригад кораблей от 1 марта 1921 года была принята резолюция, в которой властям выставлялись следующие 15 требований. Среди них наиболее важными были: немедленные перевыборы Советов тайным голосованием, свобода слова и печати для рабочих и крестьян, свобода собраний и профессиональных союзов, освобождение всех политических заключенных, создание комиссии для пересмотра дел заключенных, упразднение всяких политотделов, немедленное снятие всех заградительных отрядов. Кроме того, восставшие требовали уравнять паек для всех трудящихся, за исключением вредных цехов; упразднить коммунистические боевые отряды во всех воинских частях, а также на фабриках и заводах; дать полное право крестьянам распоряжаться своей землей; широко огласить через печать все резолюции общего собрания; назначить разъездное бюро для контроля; разрешить свободное кустарное производство собственным трудом и прочее.
Текст резолюции подписали: председатель Бригадного собрания Петриченко и секретарь Перепелкин.
В печати, в первом номере «Известия ВРК» 3 марта 1921 года старший писарь линкора «Петропавловск» Степан Максимович Петриченко попросил поддержки у горожан. Он писал:
«Товарищи, Временный революционный комитет постановил, что не будет пролито ни единой капли крови… Задача Временного ревкома состоит в том, чтобы общими усилиями создать в городе и крепости условия для справедливых выборов в новый Совет. Итак, товарищи, за порядок, спокойствие, решительность, за новую, справедливую социалистическую структуру, которая будет способствовать обеспечению благосостояния всех трудящихся!»
Надо сказать, что события напугали Совнарком. Разрядить обстановку приезжал председатель ВЦИК Михаил Калинин. Но он покинул восставших осмеянным.
После этого реакция большевиков не заставила себя долго ждать. Морякам власть предъявила ультиматум. С самолетов стали разбрасывать листовки такого содержания: «Сдавайтесь! Иначе будете перестреляны, как куропатки! Троцкий».
5 марта 1921 года приказом Реввоенсовета № 28 7-я армия под командованием Тухачевского нацеливалась осуществить штурм мятежного Кронштадта. Таким образом, усмирение Кронштадта стало «звездным часом красного Бонапарта», к своему стыду позорно проигравшего недавно битву под Варшавой, командуя Западным фронтом. Только заступничество Ленина и Троцкого спасло его от трибунала. Поэтому здесь ему нельзя было проявлять слабину. И он сразу же начал действовать жестко, а порой и жестоко. В истории раннего СССР — это самая кровавая операция Красной армии.
Восставшим морякам активную помощь в разных формах оказывал представитель Красного Креста США полковник Райан, находившийся в Таллине. Англосаксы и тут заявили о себе как стервятники, прилетевшие на кровь.
Первый штурм отбили сплоченные и хорошо вооруженные восставшие. Некоторые подразделения красных перешли на сторону моряков. Два полка 27-й Омской дивизии отказались участвовать в штурме и были разоружены. Мятежники из числа солдат этой дивизии призывали «идти на Петроград и бить евреев».
Тухачевский попросил применить химическое оружие в виде газов против кронштадтцев, но Москва отнеслась к просьбе «советского Наполеона» отрицательно, да и погода мешала — густые туманы. И еще был один тормоз близость финской границы. Потом, правда, власть разрешит ему потравить газом тамбовских крестьян.
И тут командарм запаниковал. Он шлет Ленину телеграмму такого содержания:
«Если бы дело сводилось к восстанию матросов, то было бы проще, но ведь осложняется оно хуже всего тем, что рабочие в Петрограде определенно не надежны. Сейчас я не могу взять из города бригады курсантов, так как иначе город с плохо настроенными рабочими было бы некому сдерживать».
Ответ был один — вперед на врага!
Второй штурм красным удался. Он начался с массированных обстрелов артиллерии, после которых пустили по льду Финского залива красноармейцев. Недолеты своих снарядов и ответы орудий восставших ломали окровавленный лед. В образованные полыньи попадали убитые. Раненых и пока еще целых солдат в шинелях и с винтовками тоже ждала неминуемая гибель — выбраться на лед в такой экипировке было практически невозможно.
Наконец, 18 марта 1921 года был усмирен Кронштадтский мятеж моряков, который мог поднять Россию на новую борьбу теперь уже в ходе третьей революции. Тухачевский взял от подавления Кронштадта не только славу «стального командира», но и жену комиссара Балтфлота Николая Кузьмина, которая стала на некоторое время его любовницей.
Показательно, что признавать восстание моряков власть не хотела, поэтому мятеж приписали раскрытой ЧК летом 1921 года Петроградской боевой организации, за участие в которой было расстреляно 96 человек, в том числе поэт Николай Гумилев, муж Анны Ахматовой.
Общие потери гарнизона Кронштадта, состоявшего из нескольких десятков тысяч человек, — более 10 тысяч человек. А после этого начались репрессии. К расстрелу власть приговорила 2103 человек, а к различным срокам наказания — 6459 мятежников. В основном их отправили на Соловки. Десять тысяч кронштадтцев выселили из города как «неблагонадежных» с направлением в северные губернии.
А какова же судьба С. М. Петриченко?
После подавления мятежа Степан Максимович с тысячами его участников ушел в Финляндию. А если подробнее — в 5 часов утра 17 марта 1921 года он на машине по льду Финского залива благополучно добрался до финской границы. Некоторое время работал на лесопильных заводах, плотничал. Он полюбил работать с деревом и даже стал столяром высокого профессионального уровня. Среди россиян в эмиграции пользовался авторитетом и доверием. Разобравшись в политической ситуации, он блокировал призыв Врангеля отправить его «добровольцев» в Турцию, где оказалась часть битого войска белого барона. Думается, на это решение повлияла весть из России об объявленной амнистии рядовым участникам восстания. Он не чинил препятствий желающим вернуться на родину, по которой и сам тосковал. Одному из членов Ревкома он высказал мысль, что и сам хотел бы отправиться в Россию. Об этом «гнусном замысле» моряка стало известно полицейскому Выборга. Его арестовали. В финской тюрьме он просидел несколько месяцев. Наверное, поэтому на работу его не принимали. И он решился на отчаянный шаг.
В 1922 году Степан Максимович поехал в Ригу и… посетил посольство РСФСР. По всей вероятности, состоялся торг, в результате которого он был привлечен к негласной работе в качестве агента ГПУ. С учетом обстановки и личных данных бывшего военного матроса его тут же передали на связь армейским коллегам. Так он стал агентом Разведывательного управления РККА в Финляндии.
В 1927 году Петриченко вновь посетил Ригу и в посольстве РСФСР подготовил письмо на имя Калинина с просьбой вернуть ему советское гражданство и разрешить выезд в СССР Ему разрешили поездку. В том же году он выезжал в СССР через Латвию. Но, очевидно, он нужен был больше разведчикам за рубежом. Степан Максимович вернулся в Финляндию, устроился на целлюлозную фабрику в городе Кемь, расположенном на побережье Белого моря, где проработал до 1931 года, когда был уволен по сокращению штатов. Перебрался в Хельсинки. В 1937 году он отказался от дальнейшего сотрудничества с военной разведкой РККА. Думается, на него повлияла информация о вспышке репрессий в Советском Союзе, проводимых «зоркоглазым» Ежовым. После ареста последнего он вновь продолжил сотрудничество с армейской разведкой.
С началом Второй мировой войны ему было поставлено задание по получению информации о подготовке Германии к возможному нападению на СССР. Он со всей серьезностью отнесся к поставленной задаче и получил ряд важных сведений на эту тему.
В 1941 году его арестовали финны, а в 1944 году освободили — почувствовали, чья сторона побеждает. Но в 1945 году его снова арестовывают — теперь уже советские органы военной контрразведки Смерш.
Приговор, вынесенный Особым совещанием НКВД СССР, гласил:
«Петриченко Степана Максимовича за участие в контрреволюционной террористической организации и принадлежность к финской разведке заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет, считая срок с 24 апреля 1945 года»
Судьба отвела ему еще только два года жизни. 2 июня 1947 года во время этапирования из Соликамского лагеря во Владимирскую тюрьму он умер.
Это была еще одна жертва проклятой народом Гражданской войны.
Часть третья
Стены примирения
Мудрец всегда выигрывает так, чтобы соперник чувствовал себя победителем.
В Москве на пересечении проспекта Сахарова и Садового кольца установлена «Стена скорби» — монумент жертвам политических репрессий советского периода. Открыли ее Президент РФ Путин и Патриарх РПЦ Кирилл.
Президент России заметил, что политические репрессии являются преступлением, которое нельзя оправдать никакими заявлениями о высшем благе для народа. По мнению Путина, страшные события прошедших лет нельзя забывать и вычеркивать из национальной памяти.
«Но это не значит призывать к сведению счетов. Нельзя снова подталкивать общество к опасной черте противостояния», — лаконично добавил он.
Патриарх в своем выступлении подчеркнул, что данный памятник примирения и скорби необходим для того, чтобы излечивать души людей. Приходя к нему, они не должны чувствовать уныния или отчаяния. Мемориал должен заставить людей задуматься над тем, какую страну и какое государство они оставляют своим потомкам. Россияне должны сделать правильный вывод из ошибок своих предков и больше никогда их не повторять.
Глава ФСБ Александр Бортников по случаю 100-летнего юбилея со дня образования органов государственной безопасности в интервью «Российской газете» рассказал об истории и этапах деятельности этого ведомства и попутно сообщил, что сталинские репрессии в значительной степени имели «объективную сторону». Он заметил: