Империя оказывается тем крепче, чем удобнее чувствуют себя все населяющие ее народы и племена. Именно по таким лекалам кроились страны со статусом империй. Такой страной после двух революций стала Россия, несмотря на огненные годы войн и гражданских сшибок. В России никаких следов эксплуатации национальных меньшинств в пользу русского народа никогда не было. Запад богател за счет ограбления своих империй, особенно его колоний, центр русской государственности оказался беднее всех своих «окраин». Но — оказался крепче.
В России никаких следов эксплуатации национальных меньшинств в пользу русского народа никогда не было. За эту Российскую империю в процессе собирания земель положили головы миллионы ее граждан. Она являлась самым старым государственным образованием в Европе с периода возникновения княжества Рюриковичей и могла сравниться с Римской империей по возрасту в 11 столетий.
Адепт русской идеи и России философ Иван Солоневич в 1973 году, находясь за границей, писал, что в этом сравнении существует и разница: Римская империя — за исключением Карфагена — не имела никаких соперников и что в последние 300 лет своего существования она распадалась и экономически, и политически, и психологически. Современная Россия — даже при коммунизме — громит всех своих конкурентов и не показывает решительно никаких признаков внутреннего распада: коммунизм — это болезнь. Но коммунизм — это не дряхлость.
Империя — это мир. Внутренний национальный мир. Территория Рима до империи была наполнена войной всех против всех. Территория Германии — до Бисмарка — изобиловала феодальными немецкими войнами. На территории Российской империи были прекращены всякие межнациональные стычки, и все народы страны могли жить и работать в любом ее конце. И если Российская империя была беднее, чем другие, то не вследствие «политики», а вследствие географии: трудно разбогатеть на земле, одна половина которой находится в полосе вечной мерзлоты, а другая — в полосе вечных нашествий извне.
Говоря о революциях 1917 года в России, нельзя не отметить, что они готовились более ста лет назад. После победы над Наполеоном побывавшие в Париже дворяне-офицеры принесли с собой идеи французского восстания. Как грибы стали расти тайные общества, члены которых желали власти и перестройки общества по своим теориям.
Как писал супруг дочери Александра III Ольги — Тихон Николаевич Куликовский-Романов:
«На словах они были идеалисты, но им и в голову не приходило личным порядком освободить хотя бы своих собственных крепостных крестьян. Первым взрывом этого положения было восстание войск в Петербурге 14 декабря 1825 года, вошедшее в историю как «бунт декабристов».
Планы у них были кровожадные — истребить весь царственный дом, вплоть до женщин и детей. Сам Пушкин со своим пылким характером был близок к членам тайных обществ. Однако понял всю зажигательность и опасность последствий такого восстания. Как знаток Пугачевского бунта, в «Капитанской дочке» он воскликнет: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
При расследовании дел декабристов попал под подозрение и другой русский поэт, лихой генерал Денис Давыдов. Когда незадолго до событий на Сенатской площади зашел к нему двоюродный брат и оставил записку с предложением вступить в одно из тайных обществ под названием «Tugendbund», Денис тут же приписал ответ: «Что ты мне толкуешь о немецком бунте? — укажи мне на русский бунт, и я пойду его усмирять». Эта записка спасла Давыдова от всякого подозрения в причастности к декабристам.
Что же касается событий на фронтах Первой мировой — после того как царь взял на себя должность Верховного главнокомандующего Императорской армии для руководства войной, за полтора года положение на фронтах значительно улучшилось, и к лету 1917 года намечался ряд убийственных для Германии наступательных операций Русской армии.
Кстати, британский военный министр Черчилль в своей книге «Мировой кризис» писал:
«Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была уже видна. Она уже претерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы уже были принесены, вся работа завершена. Отчаянье и измена захватили власть, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекло широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией, и Колчак — флотом. Кроме того, никаких трудных действий больше не требовалось; оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словами — держаться; вот и все, что стояло между Россией и плодами общей победы…
Но внутренние и внешние враги России не дали великому Царю довести войну до победного конца».
Германия чувствовала на шее удавку, наброшенную Российской армией вместе с союзниками. Силы покидали ее, и покинули бы к концу лета, если бы не предательство генералов и большевистская пропаганда армии. Это было какое-то помешательство, ловушка для царя, заставившая его, оставленного всеми, отречься от престола. Жутким, несмываемым пятном легли на бесноватых предателей слова, записанные государем в дневник: «Кругом измена, трусость и обман…»
А вот потом события, к великому сожалению, пошли по самому жестокому, самому кровопролитному, самому непредсказуемому братоубийственному пути с миллионными жертвами россиян. И это после окончания Первой мировой войны, пламя которой уничтожило десятки миллионов россиян.
Говорят, Сталин понимал и верил в плодоносность революции только в одной стране — в России, но не мог согласиться с идеями Ленина и Троцкого и других политических деятелей того времени об обязательности красной окрашенности многих стран через череду «мировых революций». Так зарождалось после скорой смерти Ленина противостояние между Троцким и Сталиным, вылившееся, в конце концов, у грузина в неприязнь к еврею и его последователям, которые разжигали костер, испепеливший огромное полчище жертв репрессий, ставших «врагами народа».
Личность Сталина многосложна, но он не был исчадием ада, как его представляют некоторые «говорящие головы» из лагеря демократов-неудачников, хотя авторитаризм и нетерпимость присутствовали в характере вождя — личность лепило сумасшедшее время. Его прямолинейность дружила с девизом: «Быть, а не казаться!»
А кто не грешил этими чертами характера из королей и других властителей стран Запада после попыток государственных переворотов, а тем более революционных событий, в том числе и русских царей, а потом и большевиков?
Но жестоким палачом, организатором и исполнителем был все же партийный деятель Ежов, результаты борьбы которого с троцкистами, а в эту категорию нередко попадали и вовсе невиновные — для галочки, потрясли вождя. Но опять же невиновными были не все.
В сознании очень многих прочно утвердился образ Сталина-деспота, требующего от всех, и в первую очередь от своего политического окружения, строжайшего единомыслия и беспрекословного подчинения. Надо сказать, что этот образ бесконечно далек от действительности. Безусловно, революционная эпоха с присущими ей радикализмом и нигилизмом сказалась на характере Сталина. В определенные моменты ему были присущи и нетерпимость, и грубость, и капризность. Но он никогда не препятствовал тем, кто отстаивал собственную точку зрения…
В своих воспоминаниях сталинский нарком вооружения Д. Ф. Устинов, ставший впоследствии министром обороны СССР (1976–1984), писал:
«…При всей своей властности, суровости и, я бы даже сказал, жестокости он живо откликался на проявление разумной инициативы. Самостоятельности, ценил независимость суждений».
Председатель Госплана (1965–1985) Н. К. Байбаков в мемуарах отмечал такие черты в характере Сталина:
«Заметив чье-нибудь дарование, присматривался к нему — какой сам человек, если трус — не годится, если дерзновенный — нужен… Я лично убедился во многих случаях, что, наоборот, Сталин уважал смелых и прямых людей, тех, кто мог говорить с ним обо всем, что лежит на душе, честно и прямо. Сталин таких людей слушал, верил им как натура цельная и прямая…
Не скрываю того, что я был в числе тех, кто учился у Сталина, считая, что его ясный и решительный стиль должен быть присущ руководителям любого ранга…»
Нет основания им не верить.
Пламя репрессий возникло не на пустом месте. Это было время ярого ожесточения троцкистского подполья в борьбе против Сталина и его близкого окружения. В орбиту этого противостояния попали не только центровые политики и военные, но и региональные функционеры. Зрел заговор. Самое опасное было то, что о нем не только догадывался, но и знал и в чем-то даже был солидарен с ними сам шеф сталинской спецслужбы Генрих Ягода.
Это от него и других троцкистов исходила инициатива и зарождался план убрать Сталина любыми способами, в том числе путем его физического устранения. Оппозиция сделала ставку на амбициозного, легкомысленного, молодого советского маршала с наполеоновскими замашками без Генштабовской академии Тухачевского, который готов был стать военным диктатором России. Троцкий был его патроном. Он, этот «бес революции», в свою очередь до момента своего выдворения из России поддерживал его в обязательности «главной» идеи второго пути революции — разжигания мирового пожара. Начиная с 1953 года нам стали преподавать другую историю, изрядно почищенную после смерти Сталина, — в хрущевской упаковке. Ее до сих пор поддерживает либеральная часть России.
В августе 1936 года вождь отдыхал на ставшей любимой достраиваемой даче «Зеленая роща» близ Сочи, где довелось побывать и автору этих строк.
И вдруг через месяц он снова появляется здесь, на даче. На здоровье он вроде не жаловался. Тогда почему же этот кабинетный кремлевский трудоголик вдруг внезапно покинул работу и Москву в сложный момент и прибыл в Сочи?