– Эй, парень, что с тобой? – окликнул его стерегущий свой пост солдат. – Ты будто привидение увидел!
Так оно, по большому счету, и было. По крайней мере до этого момента Ромка пребывал в твердой уверенности, что Эйжел уже без малого два года как мертва. И тем не менее она как ни в чем не бывало стояла сейчас перед Алексом, о чем-то мило с ним беседуя. Внезапно девушка сделала короткое движение, и Ромкин соратник кулем повалился на землю, но быстро сориентировался, выполнил перекат и поднялся на ноги. Захват – и вот уже Эйжел лежит в пыли, а Алекс высится над ней, готовый встретить новую атаку. Оно и неудивительно: Поганый неплохо владеет приемами рукопашного боя и даже учил его, Ромку, когда на заставе выдавалась свободная минутка между дежурствами и нарядами. Продолжения схватки не последовало: Эйжел встала, отряхнулась, по-дружески хлопнула своего недавнего противника по спине и что-то сказала полковнику. Тот снисходительно махнул рукой, после чего девушка нежно взяла Алекса под локоток, и они скрылись из виду за брезентом ближайшей палатки.
А Ромка остался стоять, борясь с нестерпимым желанием ущипнуть самого себя за ухо. Просто немыслимо! Как она сумела выжить, особенно с учетом того, что в момент гибели ее практически разорвало на части – рука и нога остались на Земле, в то время как все остальное затянуло порталом в Центрум? Сам Ромка не присутствовал в этот момент в московской квартире Ударника, где все и произошло, но его словам и рассказам Ведьмы, помогавшей Ивану ликвидировать последствия едва не свершившейся в его родном мире катастрофы, он доверял. Тем не менее сейчас Эйжел выглядела вполне живой и здоровой, все руки, ноги и прочие части тела находились на своих законных местах. Может, обитатели Очага умеют отращивать потерянные конечности, точно какие-нибудь рептилии? Да ну, ерунда. Если предположить подобное, можно прийти к выводу, что эти существа вовсе непобедимы и бессмертны, а предполагать такое Ромке почему-то категорически не хотелось.
– Ты где был?
Воспользовавшись его растерянностью, полковник Зайцев неслышно приблизился к Ромке со спины и сейчас смотрел на него с подозрительным прищуром.
– Отлить ходил, – соврал тот. – Что, нельзя?
– Можно. Но лучше было предупредить, чтобы потом не приходилось тебя искать. Пропустите его.
Последняя фраза была обращена к охранявшему проход солдату, который с невозмутимым видом посторонился, отдав командиру честь.
– Я что, в школе, чтобы разрешения поссать спрашивать? – огрызнулся Ромка и решительно направился в освободившийся проход. – Учитель, блин, нашелся.
– Документ потом в комендатуре забери, – бросил ему в спину полковник. – Задержат без пропуска – попадешь на «губу». Вытаскивать не буду, учти.
Ромка его уже не слушал. Пройдя вдоль ряда палаток, он подкрался с тыльной стороны к той, в которой, судя по всему, скрылись Алекс и Эйжел. Опустившись на корточки, он замер, прислушался. Чутье не подвело его: из палатки доносилось деловитое сопение и вздохи, сопровождавшиеся ритмичным поскрипыванием деревянной солдатской койки. Стараясь не обращать внимания на по-прежнему раздававшиеся со стороны стрельбища хлопки пистолетных выстрелов, Ромка принялся ждать. Поскрипывания участились, за брезентом засопели сильнее, а потом все стихло. Спустя пару минут полог палатки откинулся, и оттуда выбралась Эйжел, оправляя майку на груди. Оглядевшись и убедившись, что за ним больше никто не следит, Ромка змеей скользнул внутрь.
В полумраке палатки терпко пахло потом и разгоряченным женским телом, этот запах, несмотря на юный возраст, был Ромке хорошо знаком.
– Тебе чего? – спросил Алекс, с металлическим звоном застегивая пряжку кожаного ремня на штанах. – Ты же валить хотел?
– Нож отдай, – буркнул в ответ Ромка.
– А забирай.
Выхватив откуда-то клинок, тот с силой метнул его в деревянную опорную балку, подпиравшую свод палатки. Нож с гулким звуком воткнулся в податливую древесину. Ухватив оружие за рукоятку, Ромка потянул ее на себя, но нож не поддавался, плотно засев в сухом бревне. Чтобы вытащить клинок, ему пришлось раскачать лезвие вверх-вниз. Алекс с ухмылкой наблюдал за этими манипуляциями, но помочь даже не попытался.
– Слышь, Поганый, – повернулся к нему Дед, пряча оружие в ножны, – я эту бабу знаю. Очень опасная женщина.
– Да ну? – вскинул бровь Алекс. – А мне понравилось.
– Я просто предупредить хотел. Потом спасибо скажешь.
С этими словами он вышел из палатки, зажмурился от ударившего в глаза холодного, но яркого солнца. Фигура Эйжел мелькнула вдалеке, и Ромка припустил за ней, стараясь оставаться в тени стоявших рядами брезентовых шатров. Девушка, не оглядываясь, свернула в сторону, на мгновение скрылась в образованном рядами палаток переулке, потом ее силуэт показался снова. Ромка старался не отставать, и сам толком не понимая, зачем он ее преследует. Он просто повиновался инстинкту, требовавшему докопаться до истины, раскрыть странную тайну воскресения обитательницы Очага. Поворот, еще поворот, обманчиво хрупкая девичья спина в обтягивающей майке цвета хаки маячит уже совсем рядом. Вот она свернула за угол, Ромка шагнул следом и тут же, запнувшись об удерживающий ближайшую палатку трос-оттяжку, едва не свалился наземь, однако удержался, выставив вперед руку. Нужно было, черт возьми, смотреть под ноги! Ромка выругался сквозь зубы, поднял взгляд.
Эйжел исчезла. Только что была тут и как сквозь землю провалилась. Словно привиделась.
И в этот самый миг кто-то, неслышно подкравшись сзади, крепко и больно ухватил его за ухо.
– Ты за мной следьишь, мальчик? – раздался знакомый голос.
Превозмогая боль, Ромка обернулся. Это была она. Точно она, если раньше и оставались какие-то смутные сомнения, то теперь таковые окончательно развеялись. Голос, интонации, выражение лица, даже запах – все было прежним. Изменилось только одно.
Эйжел разглядывала его в упор, но почему-то не узнавала. Она смотрела на него, как на совершенно чужого, незнакомого человека, так, словно видит его впервые. И это было странно. Даже невозможно, после того как он… После того как они…
– Ухо отпусти, больно! – прошипел Ромка и попытался лягнуть Эйжел, но та ловко увернулась, лишь усилив хватку.
– Зачьем ты за мной следьишь? – повторила вопрос она.
– Сиськи твои понравились. Да отпусти же!
Эйжел разжала пальцы. Теперь она разглядывала свою жертву с этаким ироничным любопытством, словно забавную зверушку в зоопарке.
– Как тебья зовут?
– Все называют меня Дед, – уклончиво ответил Ромка, потирая ладонью пылающее ухо.
– Дьед? Старик?
– Нет, Старик – это другой человек.
– Как бы тебья ни называли, не нужно за мной следьить, – назидательно произнесла Эйжел, покачав перед Ромкиным носом тонким пальцем. – Это опасно длья здоровья.
С этими словами она развернулась и зашагала прочь. Ромка мрачно посмотрел ей вслед.
Похоже, здесь все-таки придется задержаться. Выяснить, как Эйжел удалось избежать смерти. Узнать, почему она не помнит его. А потом разыскать Ударника, чтобы предупредить его, что по Центруму разгуливает воскресший из небытия и крайне опасный агент Очага.
Московская зима в этом году выдалась в точности такой же промозглой и сырой, как и в Центруме: за окнами вот уже вторую неделю висела серая непроглядная хмарь. Только коммунальщикам, похоже, не было до этого решительно никакого дела: батареи шпарили так, будто на улице царил двадцатиградусный мороз, от чего застоявшийся воздух в квартире сделался густым и душным.
Иван подобрал упавшие на пол вещи и зашлепал босыми ногами на кухню: в первую очередь следовало отправить в стиральную машину грязную и насквозь пропахшую потом одежду, а затем принять наконец ванну. «Все-таки мне изрядно подфартило», – подумал Иван, имея в виду свои способности к путешествиям между мирами. Как известно, все без исключения проводники делились на две категории. Так называемые «привязанные» почему-то могли переходить лишь в строго ограниченное число расположенных в Центруме локаций, да и перемещаться в центральный мир они умели из некоторого, весьма ограниченного числа точек на Земле, выбираемых ими по какому-то одним им ведомому признаку. «Непривязанных» проводников, наоборот, могло выбросить практически в любом неожиданном месте Центрума, в пределах некоего географического региона, причем определялся этот регион исключительно местоположением точки отправления на Земле. Почему так происходит, не знал, похоже, никто. Объединяло всех без исключения проводников лишь одно: при каких обстоятельствах ни открылся бы портал в Центрум, ты всегда вернешься туда же, откуда уходил. Без каких-либо исключений. Ударник относился ко второму типу завсегдатаев центрального мира «ромашки», что порой оказывалось весьма кстати и, положа руку на сердце, не раз спасало ему жизнь.
Открыв круглый иллюминатор «Индезита», Иван принялся перетряхивать одежду: однажды из-за навалившейся усталости и недосыпа он случайно выстирал собственный паспорт, который потом пришлось долго и мучительно восстанавливать, обивая пороги казенных столичных учреждений. Повторения не хотелось. Ключи, носовой платок, патрон от карабина… Вместе с мусором и хлебными крошками на пол выскользнула сложенная пополам бумажка, едва не отправившаяся в хищно разинутую пасть стиральной машины. Ударник уже почти забыл о своей встрече с мартышом, преподнесшим ему эту странную записку…
«Стиралка» щелкнула магнитным замком и тихо зажурчала, набирая воду. Усевшись прямо на прохладный кафельный пол, Иван развернул желтоватую бумагу и еще раз пробежал глазами по коряво выведенным строкам. Украшенные причудливыми завитушками буквы чем-то напоминали символы тайского алфавита, но казались более округлыми и какими-то неживыми – примерно так пишут еще не освоившие букварь дети, подражая своим родителям. Может быть, эти каракули вообще не несут в себе никакого смысла? По крайней мере Иван никогда не слышал о том, чтобы у мартышей имелось хоть какое-то подобие письменности. Впрочем, ответить на этот вопрос наверняка сможет один человек, давно водящий дружбу с этими забавными существами и знающий о них намного больше, чем он сам.