й главный прибор на любом паровозе. Не переборщить бы, кто знает, какое там требуется давление. Иван искренне надеялся, что сурганские конструкторы предусмотрели в устройстве своих паровых машин какие-нибудь предохранительные клапаны, которые уберегут его от взрыва, если он все-таки перестарается. Ухватив лопату поудобнее, Ударник принялся усердно закидывать уголь в топку. Спустя несколько минут он уже основательно вспотел, а потому не без удовольствия скинул дырявую и окровавленную рубаху: тело тут же заблестело от пота. В процессе работы Иван заметил, что помимо угля в топку откуда-то подается и воздух: в глубинах механизма щелкнули невидимые клапаны, а затем скрытые где-то в недрах печи форсунки ожили, зашипели, раздувая в камере паровой машины огонь. Снова дернув рычаг подачи угля, Ударник отметил про себя, что и тут, видать, не обошлось без хитрой машинерии: падающие в лоток куски природного топлива были примерно одинакового размера, а значит, на пути из бункера они проходили через специальную дробилку. Все-таки молодцы местные инженеры. Что ни говори, построить такое могли только люди с приличным багажом технических знаний. Тем временем стрелка на манометре заметно поднялась над своим первоначальным положением и почти подползла к части шкалы, обозначенной красным цветом, в связи с чем Ударник решил сделать перерыв в своих физических упражнениях с лопатой.
Что теперь? Ручки, рычаги, вентили… Вот устройство, похожее на термометр, только в прозрачной трубке вместо ртути или подкрашенного спирта плавает горошина на столбике воды. Водомер, догадался Ударник, он показывает объем жидкости в котле. Красная линия на шкале – вероятно, уровень, ниже которого опускаться нельзя. А вот этот вентиль рядом открывает водопровод для подачи воды в котел. Так и есть: стоило повернуть тяжелое колесо, и в трубах зажурчало, что-то булькнуло, горошина в стеклянной трубке покачнулась и поплыла вверх. Градусник здесь тоже в общем-то имелся, только круглый, как будильник: из давешнего разговора с машинистом Ударник знал, что в разогретый котел нельзя лить холодную воду, а потому она предварительно подогревается специальным устройством. Отлично, подумал он, снова перекрывая кран, с водой разобрались, ее пока достаточно. Понять бы еще, где тут газ и тормоз.
Он снова огляделся. Вот это сиденье на небольшом возвышении рядом с квадратным оконцем, единственным во всей этой железной бочке, вероятно, рабочее место главного машиниста. Отсюда он должен управлять платформой, а значит, все необходимые для этого инструменты должны быть под рукой. Что мы имеем? Большой рычаг, над ним – два поменьше. Какая-то палка с кольцом наверху, несколько штурвальчиков, один красного и два черного цвета. Поди разберись в этой головоломке. Иван покрутил красное колесо, потянул торчащее рядом кольцо на себя. Ручка выдвинулась из пола почти на полметра, но ничего не произошло. Дернул малый рычаг и едва не оглох от раздавшегося снаружи оглушительного рева, проникшего в кабину даже сквозь толстые стальные стены, – это сработал гудок. Если раньше никто не подозревал о его присутствии здесь, то теперь об этом, наверное, в курсе весь Центрум. Повинуясь какому-то неведомому наитию, Ударник дернул вниз большой рычаг. Паровая машина тяжело вздохнула, зашипели пневматические системы, и в ту же минуту по стальным листам зашлепали винтовочные пули. В следующий миг снаружи послышался гулкий жестяной грохот, что-то проскрежетало по железному корпусу платформы – выглянув в оконце, Иван увидел, как мимо проплывают искореженные остатки железных ворот, болтающиеся на одной петле, и только тогда понял, что гигантская платформа двигается. Ему все-таки удалось оживить эту исполинскую машину!
За бортом царила суета и раздавались встревоженные крики, но они были почти не слышны из-за гула паровых машин и грохота механизмов. Платформа упорно ползла по рельсам, словно огромная стальная черепаха. Внутрь машинного отделения не проникал даже перестук колес на стыках рельс: слишком много слоев железа отделяло сиденье машиниста от окружающего мира. Снаружи кто-то попытался открыть предусмотрительно запертую Иваном дверь: штурвал замка подергался вправо-влево, а потом на толстый металл обрушились гулкие удары. Бесполезно – вскрыть столь мощную преграду можно разве что автогеном, который здесь еще не изобрели.
Внезапно крики и звук бьющихся о сталь пуль сменились гулким треском и грохотом. Ударник почувствовал, как гигантская туша платформы лениво поворачивает влево, покачиваясь из стороны в сторону, словно дредноут на океанских волнах. Стрелка! Стальной монстр свернул с основной магистрали и теперь катился в сторону лагеря. Деревянные шпалы, не выдерживая такой чудовищной массы, лопались, как спички, рельсы выгибались дугой, но платформа пока еще держалась на железнодорожном полотне. Нужно добавить скорости, подумал Ударник, пока эта адская конструкция не укатилась куда-нибудь в степь, и дернул рычаг паровой машины вниз до упора. Резкого ускорения он, конечно, не почувствовал, но и, по большому счету, не рассчитывал на это – все-таки сила инерции у платформы слишком велика. Если повезет, через минуту-другую этот динозавр докатится до ограды лагеря, и вот там-то начнется самое интересное. Ударник ухватился за ручку гудка: встречу со своими бывшими тюремщиками он решил сделать максимально эффектной. Такой, чтобы они запомнили ее надолго.
– Тебя за что посадили-то? – спросил Ромка.
– Человека застрелил, – все еще морщась от боли, ответил Алекс. – Я в карауле был на охране объекта, а он через забор лез.
– Вражеский диверсант, что ли?
– Не-а, пьяный прапор.
– Я слышал, что если застреленный нарушитель на территорию части падает, то часовому поощрение дают, – вступил в разговор Костя, – а если наружу за забор – то сразу трибунал.
– Да фигня это все, – заверил его Алекс, – в уставе караульной службы ничего подобного не написано. Ты сам-то служил?
– Нет, не довелось.
– Вот и не городи чепухи.
– Так куда он в итоге упал-то?
– Ну, вовнутрь.
– Тогда ты, получается, все правильно сделал.
– Ага. Только медаль мне за это чего-то не выписали. Я даже крикнул «Стой, кто идет?», а потом «Стой, стрелять буду!». Все как положено. И в воздух пальнул для острастки, только после в направлении предполагаемого, блин, нарушителя. Пугануть хотел. Его рикошетом от забора и положило. Не повезло просто. Ночи там темные, фонарь один на три версты, не видно ни хрена.
– Так за что тебя тогда?..
– А я пьяный был. Вернее, это потом дознаватели так решили.
– А на самом деле? – уточнил Виорел.
– На самом деле… Как раз перед заступлением в караул мой приятель Колян из «самохода» вернулся. Водяры принес. Ну, мы выпили в караульном помещении по сто пятьдесят с дежурным для сугреву… Зима была, холод собачий. К тому же я сержант, мне можно. Да и что здоровому мужику со ста пятидесяти грамм? Смех один. То есть выхлоп-то был, конечно, но так чтобы пьяный – того не было.
– Но этого хватило…
– Хватило, – зло бросил Алекс. – Поэтому назад мне ходу нету.
– А потом чё? – продолжил допрос Ромка. Ему и впрямь было интересно.
– Хрен через плечо! Арест, суд, дисбат. «Дыба» по-нашему, от «дэ-бэ», дисциплинарный батальон. Та же колония, по сути, только для осужденных военнослужащих. Два года, потому что непредумышленно, но с отягчающими. Я когда на «дыбе» случайно портал открыл… От боли… Сам офигел немного. Но вернуться теперь могу только туда, откуда пришел в Центрум. Потому на Землю и хожу с другими проводниками заместо багажа. Такие дела.
– Мужики, – настороженно вскрикнул Костя, – слышите, нет? Вроде шум какой-то.
Из темноты и вправду раздавались странные звуки: гулкий механический стук, слишком громкий для дрезины, которую собирался угнать Ударник, густое шипение и скрежет. А потом ночь прорезал душераздирающий рев, словно где-то в степи разом взбесилось стадо диких бизонов.
– Что это? – приподнялся на локте Алекс.
– Да черт его знает…
Тотчас на окраине лагеря, скрытой черными силуэтами бараков, разразилась самая настоящая война. Послышались хлопки винтовочных выстрелов, застрекотал пулемет. Частые вспышки пулеметного огня разорвали ночь словно удары молнии. Кто-то истошно закричал, донеслись отрывистые команды на сурганском. Одна из темневших на фоне усыпанного звездами неба сторожевых вышек вдруг покачнулась и медленно, словно в кино, осела наземь.
– Это же… – начал было Виорел, но закончить не успел: из мглы, словно хтоническое чудовище, выползла гигантская угловатая конструкция из стали, изрыгающая снопы искр и густые облака пара. Исполинская машина с треском воткнулась в угол барака и, словно не заметив преграды, покатилась дальше. В стороны полетели доски и бревна. Из образовавшегося пролома высыпали заключенные: некоторые еще не понимали толком, что происходит, но другие сориентировались быстрее. Вот один из бывших арестантов повалил на землю пробегавшего мимо охранника и вцепился в винтовку, которую тот сжимал в руках. Сурганец попытался было сопротивляться, но другой заключенный – невысокий здоровяк в рваной телогрейке – схватил его руками за шею и принялся душить. Судя по выражению его лица, шансов выжить у тюремщика не осталось никаких. Тем временем сошедшая с рельс платформа, вспахивая землю, точно огромный механический плуг, продолжала катиться вперед, понемногу зарываясь в грунт.
– Назад! – только и успел выкрикнуть Алекс.
Край тяжелой стальной балки срезал угол клетки словно ножом, после чего гигантская конструкция, обдав ее обитателей облаком горячего пара, наконец остановилась.
– Туда, быстрее! – скомандовал Алекс.
Между погнутой, покореженной решеткой и торчащей из земли колесной тележкой оставался узкий лаз, которым и воспользовались арестанты. А сверху им уже протягивали перепачканные углем и землей руки, помогая выбраться наружу.
– Ударник! – радостно вскрикнул Ромка, узнав своего спасителя. – Ну, ты, блин…