Ударник молчал. До сих пор он как-то не задумывался о мотивах, побудивших этого странного человека составить ему компанию и рисковать собственной жизнью, чтобы помочь незнакомому в общем-то человеку. И, каким бы боком ни повернулась судьба, он был ему за это благодарен.
– Подумай еще вот о чем, – продолжил тем же тоном Виорел. – Почему эта самая Эйжел столь упорно пыталась протащить контейнер со штаммом чумы именно через вашу шестнадцатую заставу? Не наняла за копейки первого попавшегося контрабандиста, что было бы гораздо проще и эффективнее, а вместо этого долго втиралась к вам в доверие? Лгала, строила целую шпионскую комбинацию? А когда поняла, что игра проиграна, пошла ва-банк, организовав штурм заставы, и чуть не погибла под пулями? К чему все это, зачем?
Иван молчал. Ответ лежал где-то на поверхности, он был прост, очевиден, но Ударнику никак не удавалось поймать за хвост ускользающую мысль. Пазл не складывался. Эйжел… Шестнадцатая застава… «Батарейки» в рюкзаке…
– Ну же?
И тут его осенило. А тело буквально сковало от ужаса, вызванного этим внезапным озарением.
Время в Очаге течет в обратную сторону. А значит, то, что для него является будущим, для Эйжел – прошлое. Она не просто так пыталась пронести свою «биологическую бомбу» на Землю через шестнадцатую заставу, надеясь взорвать ее именно в его московской квартире.
Это уже произошло.
Это свершившийся факт. В ее прошлом. В его будущем.
Она знала это и потому столь настойчиво пыталась исполнить задуманное. Возможно, она не была до конца уверена в том, сможет ли сама привести в исполнение собственный план, но результат ей был известен заранее. Что ж, прошлая попытка сорвалась, сроки чуть отодвинулись. И это не означает, что они победили. Это значит лишь, что будет еще попытка. А может быть, и не одна.
Как бы то ни было, Земля не погибнет в хаосе глобальной катастрофы.
Ее спасет катастрофа масштабом поменьше. Но гораздо более жуткая своими последствиями для человечества.
– Ты понял, – с довольным видом произнес Виорел. – Фактически все нити судьбы завязаны сейчас на тебя, Иван. Так получилось, что теперь лишь в твоих силах что-то изменить.
– А разве можно что-то изменить? – подавленно пробормотал он.
– Можно. Будущее неопределенно, а прошлое инвариантно. Когда ты совершаешь какое-либо осмысленное действие, рождается сразу несколько вариантов будущего, несколько потенциальных вселенных, вероятность существования которых варьируется от нуля до ста процентов. И в какой-то момент одна из таких вероятностей превращается в реальность. Сейчас реальность такова, что чумная бомба взорвалась в Москве в понедельник пятнадцатого мая две тысячи семнадцатого года в твоей собственной квартире. После этого на Земле разразилась «пластиковая чума». Погибло более четырех миллиардов человек. Но ты можешь попытаться изменить это, Ваня, и тогда будущее для жителей Земли и прошлое для обитателей Зеллона станет другим. Только ты один и можешь это изменить.
Иван задумался. В памяти возникли последние слова, которые произнес окровавленными губами падающий в бездну Разлома Алекс.
Он должен сделать это. Иначе получится, что Алекс, называвший себя Олександром, погиб напрасно.
– И все-таки я не понимаю, как умудрилась выжить Эйжел и почему она меня не узнала? – подал голос окончательно запутавшийся во временны́х парадоксах Ромка.
– Ну, это просто, – с довольным видом сообщил Виорел. – Представь себе, что вся твоя жизнь описана… Ну, скажем, в нескольких книгах. Вот ты родился, вырос, впервые попал в Центрум, оказался на шестнадцатой заставе. Познакомился со своими боевыми товарищами, с Эйжел. Затем она организовала нападение, проникла на Землю, погибла… А ты продолжил служить в Корпусе пограничной стражи. Теперь представь себе, что она читает этот сериал от конца к началу. Сейчас у нее в руках одна из последних книг, а о собственной гибели она узнает, только добравшись до первой.
– Интересно другое, – вступил в разговор Ударник, – на кой черт ей сдалась та карта, которую она сперла у этого… Как его… Зайцева, да? Что она собирается с ней делать? Ну, положим, карта необычная и очень подробная…
– А что было изображено на той карте? – прищурился Виорел.
– Хеленгар! – радостно заявил Ромка.
– Так… А вот теперь давайте подумаем хорошенько. Как называется самая известная достопримечательность Хеленгара?
– Поющий Лес, – откликнулся Костя, – природная аномалия. Постоянно действующий портал, ведущий… Ведущий… Черт, я забыл, как называется тот мир, в который можно попасть из Поющего Леса.
– А это и не важно, – усмехнулся Виорел. – Тот мир совершенно ничем не примечателен и никому не интересен. Кроме одного: в нем тоже есть постоянно действующий природный портал. Ведущий сюда, в Зеллон. И в каждом мире «ромашки» такой есть, и ведет он в какой-либо соседний лепесток. Все тринадцать, с учетом Очага и Центрума, основных миров тесно связаны между собой постоянно действующими сквозными порталами. Они соединены наподобие закручивающейся спирали…
– …которую выкладывают с помощью камешков мартыши! – восторженно закончил за него Ромка.
– Верно. Мартыши прекрасно знают о такой модели вселенной. Потому и показывают людям Ключ в надежде, что они поймут. Знают об этой системе мироздания и в Зеллоне. Вот почему спасение Земли столь важно как для обитателей Очага, так и для мартышей. Если Маранг погибнет, существующее равновесие будет нарушено.
Костя вдруг вспомнил, как впервые в жизни увидел открывающийся из Очага портал, там, на пляже в Тала-Мазу. Рядом с парнем в гавайской рубахе, передавшим в Центрум образец чудо-керамики, находился мартыш. Зеллонец вроде бы даже погладил его, прежде чем проход окончательно закрылся.
– Так, значит, вы с мартышами заодно? – без задней мысли поинтересовался Костя.
– Скажем так, наши стратегические интересы частично совпадают, – ответил Виорел, и Ударник машинально отметил про себя, что тот впервые употребил «мы» применительно к себе и обитателям Очага. – Мартыши хотят, чтобы в Центруме наступил мир, чтобы свободный обмен технологиями позволил восстановить разрушенную экологию, они хотят вернуться в свои живые города, погубленные катастрофой. Они не желают, чтобы гибель Маранга уничтожила хрупкие связи, соединяющие Спираль Миров. Жители Зеллона, по большому счету, хотят того же самого.
– Так вот зачем мартыши позвали меня в Лифанейл, – пробормотал Ударник.
– Не нужно переоценивать их, – мягко улыбнулся Виорел. – Мартыши – очень добрые, немного наивные, умные, преданные и трогательные существа. Они не умеют лгать, им незнакомо понятие предательства. Они открыты и бескорыстны. Просто иногда им нужно совсем чуть-чуть помочь…
Кажется, Иван догадался, к чему он клонит.
– Что ж, – Виорел допил вино из своего бокала и поднялся на ноги, – мы провели здесь достаточно много времени, а время, как вы теперь знаете, не такая простая вещь, какой кажется на первый взгляд. Предлагаю воспользоваться моим гостеприимством, немного отдохнуть, перекусить и набраться сил. Потом я открою портал назад в Центрум. У Ивана, насколько я знаю, там есть кое-какие дела… А вот вам, друзья, я хотел бы предложить несколько иную развлекательную программу.
– Какую? – с любопытством поинтересовался Ромка.
– Будет не очень хорошо, если вы вернетесь в Центрум и где-нибудь на улице случайно встретите самих себя, – потрепал его по седой макушке Виорел, – последствия могут быть непредсказуемыми. Поэтому сначала мы переместимся в одно укромное местечко и немного подождем, пока временны́е потоки снова не сойдутся воедино. К тому же путешествие из Зеллона в Центрум и обратно имеет один побочный эффект: способности к обучению у совершивших подобный переход обостряются почти как у новичков, которые впервые попали в Центрум. Глупо упускать такой замечательный шанс.
– А что, есть конкретные предложения? – спросил Костя.
– Конечно! – подмигнул ему Виорел. – Я же говорил, что когда-то учил тебя драться, но ты этого не помнишь? Считай, это «когда-то» наступило прямо сейчас.
Монументальное здание Министерства иных миров выглядело в прохладном зимнем воздухе Антарии простуженным и нахохлившимся, словно продрогший воробей. Казалось, мерзли даже аллегорические изваяния на его крыше. Ударник стоял за невысокой оградой парка, разглядывая прохожих. Вот, тарахтя, подкатил локомобиль-грузовичок. Водитель вышел куда-то с бумагами в руке, и тут же из дверей министерства появились люди, принялись забрасывать в кузов толстые архивные папки. А вот среди редких прохожих показалась худая и сутулая фигура Готира Гольма. Подняв воротник куртки в попытке спрятаться от пронизывающего ветра, он стремительно взбежал по ступеням старинного административного здания и, оглянувшись по сторонам, толкнул тяжелую входную дверь. Пора.
Просторный холл, широкие каменные ступени парадной лестницы, вахтер мирно дремлет в своей будочке – сейчас ему уже ни до чего нет дела. Ударник поднялся по гранитным ступеням сразу на пятый этаж. Длинный коридор с множеством дверей, поворот, а вот и широкая остекленная терраса, выходящая во двор, – здесь расположен так называемый «зимний сад» и по совместительству «живой уголок». Застыла за прозрачным стеклом шестиногая ящерица, притворяясь засохшей веткой на потемневшем от времени куске древесного ствола, спит в своем загончике дикая степная кошка – пардус. Иван прикрыл глаза, расслабился и тут же ощутил слабый отголосок чужого разума, настороженного, чуть встревоженного. Метрах в шести впереди и слева.
Мартыш с красным ошейником сидел в просторном вольере, забившись в самый дальний угол, и смотрел на Ударника встревоженными влажными глазами. Отыскав дверцу, через которую обслуга закладывала в вольер корм, Иван открыл нехитрый замок, однако мартыш не спешил выходить, недоверчиво разглядывая своего освободителя из укрытия.
– Не-враг. Мартыш. Свобода, – произнес по-клондальски Ударник.