— Успокойся, сестрёнка. Мне просто интересно, когда ты собираешься правду Владу рассказать? Про какой срок ты ему лапшу на уши навесила? Недель шесть или семь, не больше того, да? Пока ничего не заметно. А дальше как собираешься изворачиваться?
— Не твоё дело.
— Почему же? Ты — моя сестра…
— Ха-ха-ха! Тебе просто нужен тот же мужчина, что и мне. Только и всего… Я видела вас. Видела, как ты разговаривала с ним и смотрела ему вслед так, словно сожрать хотела. Или хочешь сказать, что квартиру ты случайно в том же районе сняла?
Мне становится смешно… В особенности, когда она упоминает про квартиру. В её представлении снять однушку в знакомом с детства районе — уже повод для подозрений. И ей плевать на тот факт, что я тогда и знать не знала о её отношениях с Владом. Злость туманит ей разум. Злилась бы в первую очередь на себя…
— Ты несешь бред, Карина. И пытаешься перевести тему. Ты нарочно цепляешь меня и пытаешься заставить оправдываться. В то время как я не собираюсь этого делать.
— Не лезь не в своё дело, Вика. Я предупреждаю тебя по-хорошему…
— Ты мне угрожаешь? — улыбаюсь я.
— Я просто не хочу мараться о грязные разборки с тобой и твоей неудовлетворённой жизнью. Тебя завидно, что у меня всё пошло на лад, тогда как у тебя дела идут не очень. И ты ищешь любой предлог, чтобы нагадить мне.
— Твой диагноз — это не предлог. Это реальность.
— И что с того? Что с того? По-твоему я не мечтаю о своей семье и детях? Я… Это мой шанс. И я не дам увести его у меня. Можешь подняться хоть сейчас наверх… Пойдём, расскажешь Владу всё. Как думаешь, кому он поверит? Пойдём же…
Она хватает меня за рукав пальто, злая и нервная настолько, что сейчас взорвётся.
— Отцепись, младшая. Я просто хотела посмотреть на твоё лицо, когда ты будешь оправдываться. Но ты и сейчас во всех своих проступках и проблемах винишь меня. Непонятно только, откуда в тебе столько убеждённости в том, что все желают тебе только зла. Хочешь выйти замуж обманом? Пожалуйста… Как только потом всё расхлёбывать собираешься?
— Влад… Он хороший. Он надёжный. И он поймёт. Он поймёт, потому что любит меня. А когда любят — закрывают глаза на мелкие ошибки…
— Боюсь, ему придётся выколоть себе глаза, чтобы не заметить подобного, — усмехаюсь я, — всего хорошего. И спокойной ночи. Заранее. Нет, даже не так. Спокойных ночей тебе. Они тебе понадобятся. Совесть имеет свойство грызть по ночам.
— Знаешь об этом не понаслышке? Тогда и я в свою очередь желаю тебе того же…
Ничего не скажешь, сестринский разговор получился, что надо. Наверное, в глубине души я знала, что иного от Карины не стоит и ожидать. Но какая-то безумная надежда всё же жила. Хотя бы на то, что она поговорит со мной по-человечески и объяснится, зачем ей эта наглая ложь… Но вместо это я услышала то, что услышал. Наверняка, её злоба основана на том, что она своим женским нутром почуяла во мне соперницу. А там, где замешано подобное соперничество, нет места сестринским чувствам, и без того не самым тёплым. Сейчас они между нами такие же холодные, как этот осенний ветер, пронизывающий до самых костей.
Чёрт возьми! И с чего они решили, что провести время на борту речного парохода — отличная идея? Неужели не нашлось иного места для сбора всех близких и знакомых для того, чтобы объявить о своём решении пожениться? Может, синоптики и обещали погожий, тёплый осенний денёк, но вышло наоборот. Именно поэтому Карина пытается изо всех сил делать вид, будто она ни капельки не расстроена тем, что фотосессия, затеянная ею, выйдет не столь удачной. Красные носы и съёжившиеся от холода лица… Мало кому хочется торчать на палубе, продуваемой ветром. Конечно, есть прогуливающиеся пассажиры, но их мало. Родственникам приходится ютиться в коридорах и небольших залах речного судна.
А я с каким-то мазохистским удовольствием нахожусь на палубе. Руки окоченели настолько, что стеклянная ножка бокала кажется примёрзшей намертво. Захочешь отобрать бокал из рук — вместе с ним отломится хрупкое, словно ледяное, запястье. Влад с Кариной и ещё несколько родственников тоже здесь — фотограф усиленно пытается сделать хотя бы несколько удачных кадров, а я смеюсь, глядя на эти жалкие потуги. Или мне смешно от того, что я знаю — в основе семьи Карины и Влада лежит огромная пустота. У Карины всё ещё ловко выходит выдавать желаемое за действительное, но так будет не всегда. И я даже не знаю, чего мне хочется больше: присутствовать при этом оглушительном крушении её надежд или навсегда закрыть дверь, что ведёт в коридор, оканчивающийся тупиком для меня. Потому как от перемены мест слагаемых сумма не изменяется. И как не тасуй карты в колоде, мне выпадает проигрышная по всем пунктам позиция.
Родственники машут мне рукой, подзывая для фото. Я нехотя подхожу:
— Отставь бокал в сторону, — просит Карина, не глядя мне в лицо, скользит спешным взглядом мимо, пряча глаза.
— Не могу, — смеюсь я, — рука примёрзла. Ты выбрала такое удачное место для объявления о своем грядущем браке..!
— Может, оставишь свои шуточки?
— Шуточки? У всех собравшихся губы посинели от холода! А если ты хочешь загрузить фотографа работой в графическом редакторе по самое не хочу, то не проще было бы сфотографировать всех в уютном теплом зале? А потом попросить его наложить нас на какой-нибудь фон..? Ах да, ты же не ищешь простых путей!
Слова сами вылетают из моего рта. Кто-то недоуменно смотрит на меня, остальные разбредаются прочь, прячась от холода. Через пару минут на этой стороне палубы не остаётся никого, кроме нас троих: Влад, Карина и я. Вино чертовски холодно. От него сводит челюсти и обжигает горло. Я все никак не могу прикончить этот бокал, будто бы он — бесконечный, хоть и был полон всего на треть.
— Ты решила всем испортить праздник, да? — спрашивает Карина.
— Я вообще жалею, что согласилась прийти сюда. Как бы мне завтра не свалиться с температурой, — парирую я с легким смехом.
— Может и не стоило приходить с дурным настроением и портить его всем остальным?
— Может, тебе не стоит опять сваливать вину за всё подряд на меня, Карина?
Карина оборачивается и подходит к Владу, что-то говорит ему, целует в щёку. Я отворачиваюсь и подхожу к борту. Влад спускается вниз, ко всем остальным собравшимся.
— Успокойся уже, — говорит Карина, вставая рядом со мной.
— Я совершенно спокойна, а вот ты нервничаешь. Я права? Тик-так, тик-так, сестрёнка…
— Замолчи!
— Почему? Правда глаза колет? Ты из кожи вон лезешь, тратишь так много сил… Когда всё раскроется, перед тобой встанет гора лжи, которую не преодолеть одним махом, как бы ты этого не хотела.
— Вика, мы уже говорили с тобой на эту тему. Это мои проблемы, ясно? Не твои… Разберись со своей утлой жизнью.
— Какие слова! Моя жизнь хотя бы не основывается на лжи, подобной твоей. Дело твоё, Карина. Хочешь играть спектакль — пожалуйста. Но только не проси меня на нём присутствовать.
— Не стану. И как только с датой свадьбы определюсь, буду знать, что на одно приглашение можно заказывать меньше…
— Хвала небесам! Да и меня к тому времени здесь уже не будет…
— Вот как? Опять уезжаешь? — ухмыляется Карина.
— Скорее всего, да. Не хочется постоянно пересекаться с тобой и видеть, как ты выливаешь на меня очередную порцию своего яда.
Карина отходит от перил назад.
— Правильно, Вика. Ты в этом городе всё равно что чужая. Тебе здесь ни рады.
— В особенности ты, — я не поворачиваю головы. Поставив локти на перила, смотрю на свинцовую толщу воды, разговаривая с Кариной, — потому что боишься, что я могу прямо сейчас пойти и рассказать твоему будущему мужу о гнусном обмане.
— Ты не станешь этого делать.
— Возможно, — ухмыляюсь я. Я не двинусь с места. И не стану бегать обивать пороги с закрытыми дверьми. Мне просто хочется ответить Карине той же злобой, что она выливает на меня, поиграть на её нервишках. Хотя бы сейчас, сегодня.
— Нет. Ты этого не сделаешь.
Внезапно её голос звучит так близко, словно она говорит мне в самое ухо. Я не успеваю ничего возразить. Сильный толчок в спину. И я лечу прямиком в серые воды реки. Ледяные стены смыкаются над моей головой мгновенно, хороня меня под водной толщей. Я никогда не умела хорошо плавать, барахталсь еле-еле даже в спокойных курортных тёплых водах. А сейчас… Сейчас холод, паника и течение реки делают своё дело. Меня утягивает на дно и совершенно нечем дышать. Я едва удерживаюсь от того, чтобы не хапнуть ртом воды. На какой-то миг в голове мелькает мысль — безвольно опустить руки, дать себе утонуть. Но это так чертовски страшно, что я делаю рывок и выныриваю, изо всех сил бью руками по воде. Надеюсь, что кто-то из отдыхающих меня заметит… Держаться на воде очень сложно, я то и дело ухожу с головой и тщетно борюсь со стихией, что в тысячи раз сильнее меня. Внезапно левую ногу тянет противной судорогой. Она намертво хватается в меня своими скрюченными когтистыми лапами и грызёт меня. Тело выгибается дугой, руки теряют мнимую опору. Острая боль и онемение выполняют свою работу — меня тянет на дно. И я ничего не могу с этим поделать.
Каждый день кажется бессмысленнее предыдущего. А этот — в особенности. Небольшой, но резвый речной пароходик. Какая-то совершенно идиотская идея Карины насчёт него… Он соглашается. По большей части ему плевать, где они объявят о решении пожениться — на пароходе или на автобусной остановке. Он терпит всё это только ради младенца, что прямо сейчас растёт в чреве Карины, превращаясь из крошечной клетки в полноценного живого человечка.
И погода под стать его поганому настроению. Сырая и промозглая. На палубе ветер особенно сильно щиплет замёрзшие лица. Родственники и знакомые спешат вернуться в тёплое нутро отведённых для пассажиров кают.
— Ещё пару фото! — умоляюще тянет Карина. Послать её сейчас хочется особенно сильно, но он сдерживается. Попутно отмечает какое-то отчаянное, злобное веселье Вики, торчащей на палубе вместе с ними и ещё несколькими близкими. Тонкое лицо от холода покрылось бледной синевой, серые глаза кажутся ещё огромнее, чем обычно. В них плещутся волны, серее и гибельнее тех, что за бортом. Но обращены они не на него, а на Карину. Вика саркастична, как никогда, а Карина ничего не может с этим поделать.