Антон злится и отталкивает меня, дергая на себя дверь.
Я стискиваю кулаки и смотрю ему с ненавистью вслед. Не думала, что он может опуститься ниже, но он сумел сейчас пробить самое дно.
– А где папа? Папа! Папа! – кричит Света, выбежав из кухни, а после на улицу.
Антон в это время идет к своей машине, садится в нее и дает задний ход.
Я выбегаю следом за дочкой, которая несется в одних носках по дороге, а сама в этот момент больше всего ненавижу Антона, который разворачивается, дает по газам и уезжает. Даже не смотрит на нашу ревущую дочь. Даже не понимает, что своим эгоизмом губит детскую душу.
– Светуль, папе срочно в аэропорт, у него командировка, – говорю я дочери, пытаясь успокоить ее и унять истерику. – А давай мы пока подарочки откроем, м? Папа сказал, что не против.
Она всхлипывает и бьет меня кулачками по груди, а я прикрываю глаза и сама едва не плачу.
Не могу же сказать дочери, что ее отец променял ее, родную дочь, на чужую.
Глава 11
– Кеша не ругается, что ты почти дома не появляешься?
Я наблюдаю за тем, как Маша режет огурцы на салат, а сама не могу пошевелить и пальцем, не то что помочь ей. Помощь Маши в последние дни неоценима, и мы бы со Светой питались вредной пищей из доставки, если бы не невестка.
– А чего ему ругаться? По вечерам я дома, не гуляю где попало, не в клубах же зависаю, а тебе компанию составляю.
Маша буквально порхает по кухне, ставит разделочную доску в раковину и сразу же моет грязную посуду, скопившуюся после готовки.
– Он поди голодает уже несколько дней. Да и ты всё время на меня тратишь.
– Кеша не ребенок, сам себе приготовить может, не сравнивай с…
Маша осекается и оборачивается, глядя на меня с опаской и виной во взгляде.
– Прости, Дин, я не хотела на больное давить. Всё никак не могу привыкнуть, что вы не вместе, вот и вырвалось. Ты же знаешь, что я не со зла.
Я машу рукой, что всё в порядке, но мы уже немало копий в прошлом сломали на тему быта. Раньше я всегда была сторонницей того, что готовкой и уборкой в доме должна заниматься женщина, как хранительница очага, а мужик на то и создан, чтобы быть добытчиком и зарабатывать деньги.
Вот только за плечами Маши – крепкая семья и любящий муж, а у меня… А что у меня?
Рваные ошметки вместо сердца.
Зияющая рана в груди.
И разрушенные мечты.
– Хранительница ничега, – хмыкаю я и обвожу кухню взглядом.
Годы я провела тут, стараясь порадовать детей и мужа лакомствами, чтобы дождаться от них похвалы моим кулинарным способностям, а всё, что получила в ответ – неблагодарность и предательство.
– Что говоришь? – спрашивает Маша, закончив с мытьем посуды, и ставит чайник.
Всё это время на плите в сковородке жарятся кабачки, а в кастрюле закипает мясо для рисового супа, но впервые эти запахи не приносят мне удовольствия. Сейчас они напоминают мне о том, сколько часов я урвала у своего хобби, ущемляя себя в творческих порывах, и отдавала всё это кухне.
В последние дни к готовке у меня отвращение, из-за которого я даже кашу сварить не в состоянии, не то что что-нибудь посложнее.
– Завтра они прилетают домой, – говорю я вслух, а сама снова тянусь за телефоном и открываю соцсети.
Все эти дни Адель постит фотографии с моря, и вид у нее донельзя счастливый.
Я снова листаю сториз и замираю, увидев их совместную фотку.
Фаина, Антон с Антониной на руках, около него Семен, а вот Адель обнимает за талию Фаину, положив ей голову на плечо. Если до этого я утешала себя тем, что дочка просто полетела с отцом, чтобы отдохнуть от тяжелой учебной практики, то этот снимок, который она гордо выставляет на обозрение, подписав “мы с родными на отдыхе”, выбивает у меня почву из-под ног.
Моя рука дрогнула, а затем телефон упал на пол с громким стуком. Я вздрагиваю, но не встаю со стула и не наклоняюсь, чтобы его подобрать. Смотрю в одну точку и реву, больше не сдерживая слез.
Вот оно, истинное предательство, от которого может оправиться не каждая женщина.
– Дина? Дин? Что случилось? Тебе плохо? Скорую вызвать?
– Нет, мне просто больно, – шепчу я сквозь рыдания и всхлипы, а затем вбираю в себя с сипением воздух. Едва не задыхаюсь, пока Маша не подносит мне стакан воды к губам.
Я делаю несколько больших жадных глотков и начинаю дышать ровнее, но легче мне от этого не становится. Пока я отрывисто дышу, Маша поднимает мой телефон, кладет на стол экраном вверх и вдруг замечает то самое фото в ленте, которое Адель выставила на постоянной основе.
– Что это? – бормочет Маша, не веря собственным глазам, а затем выдыхает, после чего кидает на меня осторожный взгляд. – Ты не принимай это так близко к сердцу, Дин. Она еще маленькая и не понимает, что творит. Она тебя любит, ты ведь ее мама.
– Мама, – усмехаюсь я с горечью, чувствуя, как от слез раскалывается голова. – Может, и любит, Маш, но другая семья для нее ценнее, раз она вытирает об меня вот так ноги.
– Она не… – пытается успокоить меня невестка, но я качаю головой, пресекая ее жалкие потуги, в которые даже она сама не верит.
– Давай называть вещи своими именами, Маш. Я тебе не говорила, но я подозревала нечто подобное еще до того, как они все вместе уехали на отдых. Папа, мама, я – дружная семья, – фыркаю я, а сама прикрываю ладонью глаза, опираясь локтем о стол.
– Давай я заварю зеленый чай. Тебе нельзя так нервничать, и так со здоровьем в последнее время не всё ладно.
Маша споро находит второй заварочный чайник, заварку и вскоре кладет передо мной чашку с горячим успокаивающим чаем.
– Помнишь, тот самый день? – говорю я после того, как сделала три глотка. – Адель спросила у меня после, не буду ли я против, если она будет жить с отцом. Он пообещал ей купить студию звукозаписи. Я тогда обиделась, конечно, на дочь, но ничего не сказала ей, когда она с отцом уехала. Думала, она просто в шоке и вскоре передумает, поймет, что это того не стоит, но на следующий день ее чемодан пропал. Мне Тим сказал, что она заезжала рано утром и забрала его, даже не предупредила, словно понимала, что я буду сердиться. А теперь вон что. И что мне делать прикажешь, Маш, когда даже родная дочь принимает сторону Антона? Неужели я ее так плохо воспитала, что для нее подобное – нормально?
– Дин, – произносит с сочувствием мое имя Маша и гладит меня по плечам. Но правда в том, что даже ей меня не понять и не осознать, каково это в моем возрасте остаться у разбитого корыта, без поддержки старшей дочери.
– Мне искренне жаль, что мои дети втянуты в процесс нашего развода, но я не могу повлиять на то, чтобы они были в стороне. Им с Тимом ведь не по семь лет, как Свете, да и запретить общаться с Фаиной я Адель не могу, но здесь болит, Маш, понимаешь?
Я бью себя сжатым кулаком по груди в области сердца и едва снова не реву, пытаясь остановить силой воли новый поток слез.
Глава 12
Когда наступают выходные, я всё время посматриваю на дверь в ожидании, что вот-вот в нее войдет Адель. Пусть не извинится, но хотя бы даст о себе знать. Но уже вечер, а от нее ни единого звонка, что просто разрывает мое сердце на части.
– Так и не пришла? – спрашивает Маша, когда я принимаю от нее звонок.
– Нет.
– Надо было мне не соглашаться и не ехать на выходные в кемпинг, но друзья Кеши на свою годовщину позвали еще три месяца назад. Неудобно отказываться было.
– И не думай жалеть. У вас своя жизнь, вам ее и строить, а не на меня смотреть. Это всё-таки моя семья.
– Ты тоже наша семья, Дина. Мы вернемся в понедельник утром, я сразу к тебе. Вместе отведем Светочку на первый звонок.
– Первый звонок? – растерянно повторяю я вслух за невесткой, а затем густо краснею, чувствуя, как к лицу приливает кровь.
– Ты что, забыла? А форма у нее есть? Портфель? Тетради, канцелярия?
– Форма школьная, мы заказывали в швейной. Я же не забрала ее…
Я едва не плачу и прикусываю губу. Стыдно.
Я настолько погружена в собственные переживания, что совершенно забыла о том, что дочке уже идти в первый класс.
– Так. Мы уже не сможем отсюда вырваться, ближайшая электричка только завтра. Слушай меня внимательно, Дин. Звони в швейную и забирай форму, сходи со Светой и купи ей туфли, колготки, банты, портфель, а всё остальное по списку уже в понедельник купим. В первый день всё равно никаких занятий не будет.
– Рюкзак у нее есть, Маш, ей на день рождения Антон подарил.
– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – фыркает она. – Так, ты запомнила, что брать?
– Да, Маш, прямо сейчас позвоню портнихе, узнаю, работает ли она, а торговые центры до десяти, у нас еще четыре с половиной часа есть найти всё остальное. В крайнем случае, купим готовое платье для линейки.
Я беру себя в руки, напоминая себе, что в первую очередь я – мать, в которой нуждается дочь-первоклашка, и не имею права на то, чтобы бросать ее на произвол судьбы лишь из-за того, что когда-то совершила ошибку и вышла замуж за неподходящего мужчину.
Закончив разговор с Машей, я звоню портнихе, а затем беру Светочку в охапку, и мы едем в швейную. К счастью, несмотря на мое безалаберное отношение и забывчивость, удача нам благоволит, так что к вечеру субботы к линейке мы готовы.
– Мам, а позвони Тоньке, – просит вдруг меня дочь, когда мы возвращаемся домой.
– А что такое?
Я сглатываю, стараясь не показывать Свете, что ее просьба вызывает у меня настороженность. Мне не хочется, чтобы она как-то контактировала с Фаиной, но и запретить ей общаться с ее сестрой и подружкой Антониной, я не могу. Пока не знаю, как объяснить ей всё, а за эту неделю у меня и не было свободной минутки, чтобы придумать подходящую речь, так как всё, чем были заняты мои мысли – это новая жизнь бывшего мужа, с которым ушла и старшая дочь Адель.
– Она не берет, – пожимает плечами Света, но всю неделю у нее нет настроения.
Она до сих пор обижена на меня за мой обман с отцом, но сейчас хотя бы не дует губы и не плачет, что уже хорошо.