Я же стою на месте, как вкопанная, и вслушиваюсь в музыку и детские крики во дворе. И молюсь, чтобы никто из детей не пришел сейчас сюда.
В этот момент Кеша кидается на Антона и следом раздается звук удара его кулака о челюсти мужа. Последний не сопротивляется, но пропускает лишь первый удар.
– Достаточно, Иннокентий. Выпустил пар? А теперь отойди, мне нужно поговорить с женой.
Я прикрываю глаза. Зря он это сказал. Кеша, сколько я его помню, всегда был вспыльчивым. Достаточно поднести спичку, и из его гнева разгорается неиссякаемый пожар.
Он снова замахивается, но Антон отвечает, и между ними завязывается драка с мордобоем и рычанием. Они толкают и тягают друг друга по всему залу, отчего женщины начинают визжать, а мужики пытаются их разнять, но все их попытки тщетны.
– Кто-нибудь, сделайте что-нибудь! – кричит в панике Евгения Петровна, моя свекровь, и подбегает ко мне. – Что ты стоишь и молчишь, Дина? Твой брат сейчас убьет моего сына!
– А что я сделаю? – флегматично спрашиваю я вслух, но ее ответ меня мало интересует.
Чувство, словно из меня вынули ядро жизни. Даже мой голос звучит мертвым и безжизненным.
– Фаина! Разними их! Это ведь всё из-за тебя! – обращается Евгения Петровна уже к другой невестке, но та прислоняется к стене и обмахивает лицо ладонью.
Судя по красному лицу и бессмысленному взгляду, ей плохо.
– Мам? Что тут происходит?
В зал входит Семен, старший и единственный сын Фаины.
– Сынок, – шепчет она синюшными губами, – отведи меня наверх, что-то мне плохо.
Она мало обращает внимания на драку и на окружающих, полностью сосредоточена на себе.
– Господи, у Фаины же давление. Что ты стоишь, как идиотка, Дина? – гневно кричит на меня свекровь. – Быстрее неси тонометр, а ты, Семен, вызывай скорую!
Несмотря на ее крики, никто ее не слышит. Все заняты продолжающейся дракой.
– Как давно вы спите? Год? Два? Или ты легла под моего мужа лишь после смерти своего? – задаю я вопрос Фаине.
Раньше я бы кинулась ей помогать, как сердобольная родственница, но сейчас во мне нет ни жалости, ни сострадания.
– О чем вы говорите, тетя Дина? Маме плохо, вы в своем уме?
В этот момент я слышу, как раздается треск стекла, после что-то ударяется о пол, и по звукам я понимаю, что это ваза. Та самая, которую Фаина подарила мне на прошлый день рождения.
Воцаряется тишина, и все, наконец, слышат, как пытается докричаться до них Семен.
Кто-то вызывает скорую, кто-то бежит наверх за тонометром, а я никак не могу оторвать взгляд от разлучницы, которая разрушила мою жизнь.
Фаина поднимает свой взгляд, чувствуя мое внимание, и видит, что я равнодушна к ее состоянию.
– Ты жестока, Дина, как же ты жестока, – шепчет Фаина и начинает беззвучно плакать. Ее глаза лани смотрят на меня с укором, и все, абсолютно все подбегают к ней, заставляют сесть на стул и помогают ей, словно забыв, что она сделала с моей семьей. Со мной.
Единственная, кто остается рядом, это Маша.
Она обнимает меня за плечи и прижимается ближе, словно хочет, чтобы я знала, что она рядом. Всегда готова мне помочь и поддержать.
Вокруг суета, но я ничего не слышу.
Смотрю на то, как Антон подбегает к Фаине и садится перед ней на колени, целует руки и смотрит на нее снизу вверх таким взглядом, которым никогда не смотрел на меня. Ни разу за двадцать лет брака.
А затем его слова к ней навсегда разбивают мое чернеющее сердце.
– Всё будет хорошо, любовь моя. Больше я не позволю никому тебя обидеть.
Глава 3
Когда приезжает скорая, Маша выпроваживает гостей с детьми, и в доме остаются только родственники. Не в силах наблюдать за тем, как мой муж крутится вокруг Фаины, я ухожу наверх.
Мне бы пройти мимо мужниного кабинета, но меня туда тянет словно магнитом. Я наворачиваю круги вдоль коридора и обратно, но всё равно захожу внутрь, вдыхая спертый воздух их совокупления. Они даже не удосужились проветрить, словно не собирались больше скрываться от меня.
Садиться на диван, на котором буквально недавно муж любил другую женщину, жену своего брата, мне противно, и я отхожу к стеллажам с книгами, зная, что Антон вскоре придет, чтобы со мной поговорить о произошедшем.
Лишние уши нам ни к чему, и я прошу Машу присмотреть за детьми.
Я беру с полки альбом и бездумно его листаю, иногда вглядываясь в фотографии. Символично, что в руки мне попадается именно тот, в котором наши снимки со свадьбы.
– Я знал, что найду тебя тут, Дина. Ты всегда любила драму.
Мрачный голос Антона сзади заставляет меня от неожиданности вздрогнуть, и от испуга я роняю альбом. Оборачиваюсь и вижу, что он стоит в дверях, и его руки засунуты в карманы. Он принимает защитную позу и всем видом показывает, что не настроен вести со мной диалог, и пришел сюда насилу.
– Гости ушли? – спрашиваю я хрипло и впиваюсь пальцами в углы стола.
– Да. Остались только самые близкие.
– Близкие, – усмехаюсь я. – Ты бы хоть предупредил заранее, что некоторые родственники тебе ближе, чем остальные.
– Фаина мне не родственница! – скалится Антон, недовольный одним лишь предположением, что они с Фаиной могут быть родичами. Извращенцем он никогда не был.
– Имеет ли это значение, Антон? Как давно это продолжается? Десять лет? Пятнадцать?
Я слышу в своем голосе боль, но не отвожу взгляда от мужа, который продолжает смотреть мне в глаза с таким видом, словно ему всё равно на мои чувства.
– Фаина – честная и порядочная женщина, Дина, что бы ты там не думала и какие россказни про нее не распускала среди знакомых. Думаешь, я не знаю, что это ты пустила слух, что свою дочь она родила не от Гарика?
– Что? Я пустила слух? – повторяю я за ним бездумно. От удивления у меня наверняка вытягивается лицо, а я хватаю ртом воздух от несправедливого обвинения.
– Брось строить из себя великомученицу, Дина. Думаешь, мы такие идиоты, что не знаем, откуда у сплетен про Фаину ноги растут? Она была права. Ты всегда ей завидовала и никак не могла смириться с тем, что она любимица моей матери. В любом случае, у меня нет времени сейчас это размусоливать. Скоро ей станет легче, и мне нужно отвезти ее домой. Сама понимаешь, больше я домой не вернусь, раз всё вот так вскрылось. Моя вина, признаю, не хотел тебя так унижать перед людьми, честно. Я собирался поговорить с тобой после торжества, но вышло как вышло.
– Честно? Честно? И это мне говоришь ты, Антон? Серьезно? Полугода не прошло со смерти твоего младшего брата, а ты уже залез на его жену?
Несмотря на боль и обиду, я верю в то, что Антон не спал с Фаиной, пока был жив Игорь. Младшего брата он любил и уважал и никогда бы не позволил себе его обидеть или унизить. В отличие от меня, его законной жены и матери троих его детей.
Антон в это время хмурится, недовольный тем, что я говорю правду. Неприглядную и неприкрытую.
– Выбирай выражения. Я женюсь на Фаине, так что никто и слова не скажет плохого больше про нее. И в первую очередь это тебя касается, Дина.
Я неверяще смотрю на мужа, который еще утром целовал меня в губы при пробуждении, обещал свозить нас с дочкой на море, а сейчас стоит напротив и всем видом демонстрирует мне, что я отныне для него чужая. Словно это я предала его, а не он меня. Вероломно и безжалостно. Будто я не та, кто поддерживал его все двадцать лет нашей совместной жизни. Не та, что воспитывала наших детей в уважении к нему.
– Ответь мне на вопрос, Антон, – произношу я, чувствуя, что во рту пересохло. – Как давно об этом знает твоя мать? С самого начала? Или это она помогала тебе выбирать браслет? А я-то, наивная, считала, что это ты мне купил.
Я вдруг вспоминаю ее фразу про браслет.
“Он подарит его любимой женщине в день рождения дочери”.
– Вот только не драматизируй, Дин, ты всегда знала, что я люблю ее еще со школы.
Это удар в самое сердце.
То, что терроризировало меня всю жизнь.
То, что заставляло меня плакать по ночам в подушку, если я замечала хоть малейшее внимание Антона к Фаине.
Они встречались еще до того, как он встретил меня, но от свекрови я знала, что у них была большая любовь. Первая. Которая навсегда остается в сердце мужчины. Вот только Антон ведь выбрал меня своей женой и матерью своих детей.
Так мне казалось.
До сегодняшнего дня.
– Ты говорил, что давно разлюбил ее, когда делал мне предложение, – глухо шепчу я, а сама с удивлением трогаю влагу на своих щеках. Даже не замечаю, как начинаю плакать.
Мне хочется, чтобы Антон не то что извинился, а хотя бы объяснил мне, почему так случилось.
Правду говорят, порой женщины причиняют боль сами себе.
Чувствами.
Желанием узнать правду, от которой не станет легче.
Справедливостью, которая не принесет радости.
Вот и сейчас я смотрю на мужа и жду того, что он хоть как-то оправдается. Но он произносит всего лишь одно слово, будто отделывается от меня, не желая тратить своего драгоценного времени, которое я краду у его любимой.
– Ошибся.
Двадцать лет брака. Трое детей.
Ошибся.
Не успеваю я переварить его безразличие, как он продолжает добивать меня.
– Насчет дома и алиментов можешь не волноваться. Старшие дети уже взрослые, учебу я им оплачу, а дальше они сами, а вот Свету буду содержать до восемнадцати лет. Достаточно и того, что ты всех детей страшно разбаловала, пусть приучаются к самостоятельности.
Я едва не стону, осознавая, какой это будет удар для Светочки. Если старшие уже достаточно взрослые, чтобы принять правду, то как я объясню семилетней дочери, почему ее день рождения испорчен, а папа уходит из семьи? И не просто к незнакомой тетке, а к матери ее сестры, которая будет называть ее отца папой. Отчего-то я не сомневаюсь, что именно так и будет.
– Никогда не думала, что ты скупердяй, – произношу я, наконец, осознавая его слова.
– Скупердяй? – щурится муж и недовольно поджимает губы. – Ты знаешь мою официальную зарплату, так что алименты будут весьма щедрые. Конечно, не те суммы, что ты с детьми привыкла тратить, но и без сумок итальянских и прочих брендов вы прекрасно проживете.