– До свидания, Герасим, – говорю я следом своему невольному ухажеру и закрываю дверь, как только бывшая свекровь заходит внутрь.
Она какое-то время молчит. Разувается и проходит за мной на кухню, привыкнув, что я всегда угощаю ее, но в этот раз, кроме чая и печенья, за столом ее ничего не ждет. Дождавшись, когда машина Герасима отъедет от ворот, она вперивает в меня свой недовольный взгляд.
– Что это такое, Дина? Не успели вы с Антоном развестись, а ты уже мужчин в дом водишь?
Она явно сдерживается, чтобы не ляпнуть, что я кручу тут шашни, но пытается хоть как-то контролировать речь. Знает ведь, что я больше не ее невестка.
– Во-первых, не мужчин, его зовут Герасим. Во-вторых, мы с Антоном не развелись, это он меня бросил ради другой женщины. Предал, если вам так привычнее.
В иной ситуации я бы никогда не признала себя брошенкой, но напор Евгении Петровны злит, и я хочу во всей красе показать ей, каким нелицеприятным ликом обладает ее святой в ее глазах сын Антон. Пусть не забывает об этом.
– И что? Он мужчина, с него спрос меньше. А ты женщина и не можешь водить в дом кого попало. Здесь Светочка живет, какой пример ты ей подаешь? Я уж не говорю про то, что дом этот купил Антон. По меньше мере, тебе должно быть стыдно, что ты приводишь сюда другого мужика.
– А давайте я сама разберусь, какие эмоции я буду испытывать? – предупреждающе говорю я, не собираясь позволять ей отчитывать меня, как какую-то школьницу.
Евгения Петровна замолкает, сидит с открытым ртом, явно не ожидая от меня такого холодного отпора, а я закрепляю результат, чтобы ясно дать ей понять, что между нами есть невидимая черта, которую ей пересекать не стоит.
– И смею вам напомнить, что бизнес Антона пошел в гору благодаря моим наработкам, так что сейчас принадлежит мне наполовину. Так что попрекать меня этим домом не нужно. В конце концов, я уж молчу про то, что именно связи Кеши, моего брата, если вы забыли кто это, помогли в свое время заполучить Антону самые крупные заказы, которые и сделали нашу компанию ведущей на рынке. А теперь мы с ним разведены, и не нужно мне читать тут нотации, как я себя должна или не должна вести. Я вам больше не невестка, и у вас есть Фаина, вот ей и диктуйте, что ей делать и как жить. Я ясно выразилась?
Я не повышаю голоса и не проявляю внешне гнева, а спокойно доношу до бывшей свекрови нынешнее положение дел. Вижу, что ее коробят произошедшие во мне перемены, но угождать ей больше не собираюсь.
– Так вот как ты заговорила, – выплевывает она спустя минуту неприязненно и вздергивает подбородок, глядя на меня сверху вниз.
Ее излюбленная тактика, чтобы показать, кто здесь главный. Раньше срабатывало, а сейчас я обросла броней.
– А я думала, мы заодно с тобой, Дина.
– Заодно? Мы с Антоном вместе уже не будем, Евгения Петровна, давайте раз и навсегда это уясним. Всё, что нас с вами и с ним теперь связывает – это дети. Вы пришли об этом поговорить? Не будем терять времени. Переходите сразу к делу.
– Ты права, Дина, – вдруг заявляет она мне. – Ты взрослая женщина и можешь строить свою личную жизнь, но это не значит, что я обязана потакать твоим капризам. Некому посидеть со Светочкой? Твои проблемы. Я этого делать не собираюсь.
Я не чувствую гнева, так как оставлять дочь с ней и не планировала, но тем интереснее наблюдать за торжеством в ее глазах. Думает, что она – последняя инстанция и может обломать мне “свидание”.
– Как скажете, Евгения Петровна, но потом не удивляйтесь, что Света вас не узнает.
Бывшая свекровь отшатывается, теряя спесь, ведь считала, что прижучила меня, а я подливаю ей чашку чая, пододвигая ближе к ней. Впервые за долгое время чувствую себя хозяйкой положения и своей жизни.
Раньше, когда свекровь совала свой нос во все наши семейные дела со своим экспертным мнением, я мечтала о том дне, когда наберусь храбрости и пресеку ее любопытство и уверенность в том, что раз она старше, то может командовать.
Не сказать, что мне с ней не повезло. В отличие от других свекровей, она не пыталась выискать изъянов в моей готовке и уборке, но ее черта – вмешиваться во все важные решения семьи, сильно пошатывала лодку нашего с Антоном брака.
И теперь, когда этого самого брака нет, я смотрю на Евгению Петровну и вижу, что она еще не привыкла к новой реальности, где я не обязана прислушиваться к ее мнению и советам.
– А ты изменилась, Дина, – задумчиво произносит она, но не уходит даже после того, как я ясно дала понять, что командовать мной не выйдет.
Она видела во мне ресурс, и сейчас этот ресурс взбрыкнул, не желая быть инструментом в чужих руках.
– Все меняются, Евгения Петровна. А некоторые и не в лучшую сторону, – усмехаюсь я, припомнив о том, что в нашей семье не без паршивой овцы.
Она морщится, недовольная моими словами, но в этот раз не молчит в раздумьях.
– Как и ты, Дина, как и ты.
Она говорит нараспев и изучает мою мимику, пытаясь нащупать новые болевые точки, за которые хочет зацепиться, но я не даю ей подобной власти. Наоборот, широко улыбаюсь в ответ и снова подливаю чай.
– Можно вопрос, Евгения Петровна?
Пусть мы больше не родственники больше, но это не значит, что я должна грубить и опускаться ниже своего уровня. Все-таки она бабушка моих детей, и от этого никуда не деться.
– Я тебя слушаю, Дина.
Мне казалось, что как только вопрос с Герасимом уляжется, и свекровь утолит свое любопытство, она сразу перейдет к делу, по которому пришла, но мы обе с ней понимаем, что лишний час погоды не сделает.
– Почему вы так не любили Игоря? Он ведь такой же ваш сын, как и Антон.
Я украдкой наблюдаю за свекровью и замечаю, как подергивается ее верхняя губа, опускаются брови и темнеют глаза. Как бы она ни пыталась скрыть свои истинные чувства на людях, реакции тела выдают ее тайны со всеми потрохами.
– О мертвых либо хорошо, либо никак, – поджав губы, отвечает она, но мне ее ответ уже ни к чему.
– Давайте не будем юлить, Евгения Петровна, это сейчас вы ведете себя доброжелательно и убеждаете меня, что вы на нашей стороне, но не пройдет и года, как вашей любимой внучкой станет Антонина, а о Светочке вы забудете, будто она и не ваша вовсе. Мы ведь обе уже знаем, что Антонина – дочь Антона.
– Глупости, – резко отвечает она и подергивает плечом, будто у нее нервный тик. – Если бы это было правдой, Антон давно мне признался. Да и Фаина не стала бы скрывать, Игорь ведь умер и уже не предъявит ей за вранье и подлог.
Бывшая свекровь заметно нервничает, словно я вскрыла нарыв, который она не хотела трогать. А это значит, я двигаюсь в верном направлении.
– Я хочу вам кое-что показать, Евгения Петровна.
Я встаю и отхожу к верхнему шкафу, куда положила одну из фотографий совсем недавно, когда пришла к выводу, который сейчас пытаюсь донести до матери Антона. Спустя минуту, рассмотрев детский снимок, кладу его перед бывшей свекровью, которая не двигает головы и опускает лишь глаза, превратившись в истукана. Она заметно напряжена и недовольна, но истерик себе не никогда не позволяла, вот и в этот раз держит себя в руках несмотря ни на что.
– Тоня – вылитая Адель в детстве. Здесь Адель, кстати, где-то как раз семь лет. Раньше я думала, что это сходство обосновано тем, что Антон и Игорь – родные братья, ведь они оба ваши сыновья. Пусть Игорь пошел в отца и был не особо симпатичным, а Антон – ваша копия, но гены ведь непредсказуемы, правда?
Свекровь рассматривает снимок с таким кровожадным видом, что я немного пугаюсь. Скрежет зубов, тяжелое дыхание. Становится не по себе даже от ее молчания.
– Что ты хочешь этим доказать, Дина? – спрашивает она у меня холодно. Поднимает на меня ледяной взгляд, из которых вот-вот полетят острые копья.
– Я долго думала, почему же вы так сильно не любили Фаину, потом Семена и Антонину, а недавно Адель рассказала мне, что вы подарили Тоне на день рождения.
Евгения Петровна щурится и ждет, когда я выложу все карты на стол. Надо отдать ей должное, что излишней болтливостью, когда это невыгодно, она не страдает.
– Ваши фамильные серьги, которые вы пожадничали в свое время даже для Адель, – снова говорю я, уже зная ответ на свой самый первый вопрос. – Вы бы никогда не подарили их дочери своего нелюбимого сына.
Воцаряется молчание. Мы смотрим друг на друга, и вдруг напряжение покидает свекровь, и она выпрямляется, переводя взгляд на окно, за которым непроглядная темень.
– Я дала Игорю всё, что причитается ему, как сыну своего отца. Мне за это должны памятник поставить, – усмехается она с горечью. – Не каждая женщина с достоинством примет внебрачного сына своего мужа, когда умирает его родная мать. Это ведь вечное доказательство, что твой любимый, который клялся в верности в храме, был тебе неверен и даже не сумел этого скрыть, как все нормальные мужчины.
От нее разит невысказанной болью и обидой женщины, чей муж обидел ее и так и не вымолил прощение. Вот только я вижу и то, что она хочет скрыть из-за стыда. Она ведь сама когда-то увела его из семьи с тремя детьми, и что-то подсказывает мне, что пыталась искупить свой грех тем, что взяла в семью Игоря.
– Вы дали ему всё, кроме любви, – шепчу я, не чувствуя удовольствия от того, что наконец узнала правду.
– Я старалась, видит бог, я старалась не обделять его, но чувствам не прикажешь, Дина. Так что поверь, я могу понять твою боль, как никто другой.
– От вас не уходил муж.
Я кривлюсь и прячусь за пузатой чашкой.
Евгения Петровна молчит и стискивает челюсти, раздраженная тем, что я разбередила ее раны, а я просто хотела расставить все точки над “i” и убедиться в некоторых своих выводах.
Мне становится жаль Игоря, который всю жизнь был на задворках в тени Антона, лишенный материнской любви. Даже семейная жизнь его трещала по швам, и собственная жена изменяла со старшим братом. Незавидная участь, закончившаяся трагической смертью.
На удивление, свекровь быстро берет себя в руки и снова смотрит на меня, прокручивая в голове причину своего визита. Мне и телепатией обладать не нужно, чтобы видеть ее мысли в ее же глазах.