Глава 8
Тимофей выгоняет Семена из дома, несмотря на его сопротивление, а я битый час пытаюсь успокоить истерику свекрови. Она ничего толком не говорит, лишь завывает, а вскоре успокаивается и сама. Вот только наотрез отказывается говорить о том, что тут недавно произошло.
– Евгения Петровна, смерть Игоря – это несчастный случай, – говорю я, вспомнив ее последние слова перед уходом Семена, но она смотрит на меня таким режущим взглядом, что я осекаюсь и решаю больше не лезть.
– Хватит кудахтать надо мной, словно наседка, Дина. Принеси мне воды и мой телефон. Мне нужно позвонить.
Я даю знак Тиму, который стоит неподалеку, и вскоре он возвращается со стаканом воды, а я беру с подлокотника дивана ее смартфон.
– Кому? – спрашиваю я, впрочем, догадываясь и без ее ответа.
– Сыну своему. Мать при смерти, а он шляется не пойми где.
К счастью, она не просит меня сделать это самой, так как, видимо, понимает, что мне он не поверит и не приедет, а вот ее послушать может.
Я стискиваю челюсти, так как видеть Антона сегодня снова у меня нет никакого желания, но и выгнать свекровь из дому в таком состоянии я не могу. К тому же, она в этой ситуации на моей стороне, и я элементарно чувствую стыд, лишь подумав о том, что ей бы уйти к себе домой и там привечать своего великовозрастного сынка.
Когда она подносит телефон к уху и ждет ответа с той стороны, я надеюсь, что Антон проявит благоразумие и просто не примет вызов, но мои надежды тщетны.
– Антон, быстро приезжай. У меня поднялось давление из-за Семена. Он устроил мне безобразный скандал.
Несмотря на ее строгий тон и требовательность в голосе, в нем есть и жалобные нотки, которые всегда действовали на ее сыновей безотказно. Вот и сейчас, когда ее губы слегка подернулись в полуулыбке, я понимаю, что ее манипуляция сработала.
Я оставляю Тима рядом с бабушкой на случай, если ей, действительно, поплохеет, и ухожу к дочерям в бассейн. Адель с тревогой смотрит на меня, а мне нечем ее утешить. Она с детства была папиной дочкой, так что предательство отца ударит по ней сильнее, чем по мне или Свете с Тимом.
Я сажусь на шезлонг и бездумно смотрю на то, как резвится в бассейне Света. Вскоре к нам присоединяется Маша, а за ней следом и Кеша.
– Тетя Маша, смотри, что я умею, – хохочет Светка и прыгает с мостика в бассейн солдатиком.
Она всегда была храбрая, но мое сердце всё равно делает испуганно кульбит при виде ее трюков.
– Умница, Светуль, – улыбается ей Маша, а затем кладет руку мне на колено. – Ты в порядке, Дин? Может, тебе чаю успокаивающего заварить?
– Да толку. Сейчас Антон приедет, так что покой мне только снился.
Я прикрываю ненадолго глаза и не понимаю, как так вышло, что с утра мы были любящей крепкой семьей, а сейчас от нас прежних остались лишь ошметки. И я даже не знаю, с чего начать эту новую пресловутую жизнь. Словно прошлое не желает меня отпускать.
– Машунь, вы, наверное, домой езжайте, а то боюсь, если Антон с Кешей еще раз столкнутся, беды не миновать. Ты же знаешь, что они оба довольно конфликтные. Еще и Тима бы в комнате запереть.
– Может, Антон заберет мать и уедет? – с надеждой спрашивает Маша, и я качаю головой, даже не надеясь на подобный исход.
– Ты думаешь, Евгения Петровна позвонила ему лишь бы увидеть его или чтобы он отвез ее в больницу? Ее здоровью нам с тобой остается только позавидовать, ее бы даже в космонавты приняли. Я вижу ее насквозь, она просто хочет нас помирить. Не понимает, что Антон – не ее теленок, который не может оторваться от вымени.
Я морщусь, так как сама мысль о том, что мы снова будем вместе, так коробит меня, что я осознаю, что моя любовь к нему испаряется буквально за несколько часов. Словно и не бывало ни нашего брака, ни наших чувств. Нет. Только моих чувств, с горечью признаю я и сглатываю вязкую слюну.
– Ладно, Дин, мы и правда пойдем. Кеша уже не в том возрасте вот так драться, лучше уведу я его, пока он делов не наворотил. Ты мне позвони к вечеру, что и как, а завтра я приду, приготовлю вам что-нибудь вкусненького.
Я знаю, что спорить с Машей бесполезно. Она фанат готовки, и это ее способ поддержать близких, так что я просто киваю, и вскоре мы с Адель и Светой у бассейна остаемся одни.
Адель почти сразу выходит из бассейна, периодически поглядывая на Свету, и садится на соседний шезлонг.
– Мам, это правда? Вы с отцом разведетесь?
Ее голос дрожит, а глаза на мокром месте, и я чуть наклоняюсь вперед, прижимая ее к своей груди. Несмотря на то, что она всё знает, она никак не желает принять реальность.
– Правда, цветочек, но вас это никак не коснется. Вы всё равно наши дети.
Дочь у меня довольно чувствительная и вряд ли примет наш развод с Антоном. Вот только вместо ожидаемых с ее стороны слез ее плечи напряжены, а сама она отстраняется и отводит виновато взгляд, словно ей есть что скрывать.
– Уже коснулось, – как-то странно усмехается она.
Воцаряется недолгая тишина.
– Когда вы разведетесь, нам придется выбирать между вами, верно?
– Вы с Тимом совершеннолетние, так что…
– Я подслушала ваш разговор с отцом через камеры, пока вы недавно говорили с бабушкой, – говорит она и опускает взгляд. – Я знаю, что он сказал по поводу нас. Что оплатит нам учебу и на этом всё. А вам со Светой только алименты.
Я застываю и хмурюсь. Мне не нравится, что дочь лезет не в свое дело, но затем она говорит то, что заставляет меня оцепенеть.
– Отец обещал купить мне студию звукозаписи. Ты сильно обидишься, если я перееду к нему?
Когда Адель была маленькая, меня умиляла ее любовь к прекрасному. Она с детства была тем еще эстетом и модницей, любила петь и танцевать, и я всегда знала, что из нее вырастет творческий человек, склонный к эпатажу.
Но и в самом страшном сне я не могла и представить, что ее стремление к славе затмит ей разум.
– Отец обещал купить мне студию звукозаписи. Ты сильно обидишься, если я перееду к нему? – говорит она и хлопает глазами так невинно, словно ей пять, а не двадцать лет.
Я же замираю и молчу, даже не зная, что в такой ситуации я должна сказать.
Ни одна мать не обрадуется, услышав подобное от своей плоти и крови.
Будь ей тринадцать, и в суде бы она сказала, что любит больше отца и потому хочет остаться после развода родителей с ним, это бы задело меня не так сильно, как ее нынешнее предательство.
Как бы я не хотела оправдать ее или закрыть глаза на обиду, вызванную ее жестокими словами, они проникают мне в самое сердце. И сказаны они так просто, словно мы говорим о погоде, оттого и ранят сильнее, буквально вспарывая все мои внутренности, ведь она даже не понимает, что сейчас делает. Не осознает, какую боль мне причиняет.
– Адель, – произношу я, наконец, когда горло перестает резать от горечи, а глаза уже не слезятся.
Всё это время я смотрю в глаза старшей дочери и понимаю вдруг, что не вижу там своего отражения. Будто в ее душе и сердце для меня нет места. Всё уже занято другими.
– Мам, там отец пришел, – раздается сзади голос Тимофея.
Он подкрадывается так незаметно, что я вздрагиваю. Так сильно погрузилась в себя, что ничего не замечала вокруг.
Я оборачиваюсь и поднимаю взгляд на сына. Тот замечает мой вид, хмурится и переводит взгляд на Адель. Мрачнеет, словно видит что-то, что его беспокоит, но я не хочу его вмешательства. Достаточно и того, что нам предстоит серьезный разговор насчет видео.
– Присмотри за Светой, чтобы она не зашла в дом, – говорю я Адель, не оборачиваясь к ней, так как видеть ее мне сейчас слишком больно. Она наносит мне рану, от которой я вряд ли скоро оправлюсь. Одно дело, когда изменяет муж, и совсем другое – когда твоему ребенку всё равно на твои страдания.
– А ты, Тим, завари чай в гостевом домике, там всё есть, горничная вроде оставляла, и принеси его девочкам. Уже вечереет, скоро будет прохладно. Долго в бассейне не плавайте.
Я хочу отвлечь сына, чтобы он не вмешивался в наш разговор и не лез к Антону. Опасаюсь, что на этот раз придется разнимать драку между отцом и сыном.
– Лучше я составлю тебе компанию, мам. Хочешь, выгоню отца. Ему тут больше делать нечего.
Голос сына звучит напряженно, да и сам он источает гнев, который грузом ложится на мои плечи, и без того загруженные моими собственными растрепанными чувствами.
– Прекрати, Тим. Это между родителями, не вмешивайся, – неожиданно говорит ему Адель, пока я надеваю тапочки.
Делаю это медленно, не особо горя желанием снова говорить с мужем, но с этого ракурса прекрасно видно, что Антон садится на диван около лежащей там матери и будто не собирается скоро уезжать.
Видеть его мне не хочется, но и сидеть около бассейна в ожидании, когда же он уедет, я не могу. В конце концов, это и мой дом тоже, так что прятаться я не собираюсь.
– Сама не лезь, Лина, – одергивает сестру Тимофей, повышая на нее голос, и я едва ли не стону, осознавая, что и между ними скоро возникнут очередные споры.
– Сколько раз говорила, не называй меня так! Я Адель! – шипит на него дочь, а я ухожу, оставляя их одних.
Антон замечает мое приближение и с невозмутимым видым наблюдает за тем, как медленно я иду в сторону дома. Чувство, словно мои руки одеревенели, и я неловко двигаю ими, не зная, куда их деть.
Перед самой дверью я спотыкаюсь о порог и чертыхаюсь, что не ощущаю свое тело своим, но быстро беру себя в руки и вхожу внутрь, тихо закрывая за собой дверь обратно. Ни к чему, чтобы дети что-нибудь услышали.
– Почему ты не вызвала скорую, Дина? – начинает разговор с наезда Антон. – Матери плохо, а вы все у бассейна прохлаждаетесь? Что, не напраздновались еще?
Его переполненный ядом тон вызывает у меня протест. Я сжимаю челюсти и приподнимаю подбородок вверх, глядя на мужа сверху вниз. Будь это правдой, его слова спровоцировали бы у меня стыд, но я прекрасно знаю, что ее здоровье – это ее провокация, чтобы вернуть сына в дом, к ней под бок.