Бланш верно сказала – мисс Гилби была мегерой. Но она знала, как себя поставить. И конечно, она оказалась совершенно права в отношении Бланш. Дисциплина – вот что было необходимо Бланш в жизни. Щедрая натура – да, возможно. Но ей явно не хватало самоконтроля. Да, Бланш была щедра. Например, те деньги, которые ей послала Джоан, она истратила не на себя. На них купили секретер для Тома Холлидэя. Самой Бланш он на дух был не нужен. Добросердечная, милая Бланш. И тем не менее она уехала и бросила двоих малышей, которых сама же произвела на свет.
Это означает, что есть женщины, у которых просто полностью отсутствует материнский инстинкт. Дети, думала Джоан, должны всегда быть прежде всего. В этом они с Родни всегда были согласны. Родни проявлял, можно сказать, самоотверженность. Например, она как-то заметила, что его милую солнечную гардеробную надо бы отдать под детскую, и он очень охотно согласился перебраться в маленькую комнатку, выходящую на задний двор. Детям нужен солнечный свет. Они с Родни честно исполняют свой родительский долг. И дети их радовали, особенно пока были маленькими – такими милыми, симпатичными ребятишками. Не то что неухоженные мальчишки Шерстон. Миссис Шерстон, похоже, вообще не обращала внимания на то, как выглядят ее дети. И сама, кажется, участвовала в самых диких играх: ползала по земле, как индеец, издавая дикие вопли и крики, а однажды, когда они пытались играть в цирк, очень правдоподобно изображала морского льва.
Все дело в том, решила Джоан, что и саму Лесли Шерстон никогда толком не воспитывали.
Да, бедная женщина, у нее была очень печальная жизнь.
Джоан вспомнила, как она неожиданно встретилась в Сомерсете с капитаном Шерстоном.
Она гостила у друзей и понятия не имела, что Шерстоны поселились там, но случайно столкнулась с капитаном Шерстоном, когда он, по своему обыкновению, выходил из пивной.
Джоан не видела его после освобождения, и ее потрясло, во что превратился самодовольный и уверенный в себе управляющий банком.
Как ужасно выглядят крупные и воинственные мужчины, потерпевшие крах. Сутулые плечи, мятый жилет, дряблые щеки, бегающий взгляд.
Подумать только, что кто-то когда-то доверял этому человеку.
Шерстон смутился, встретив ее, но тут же овладел собой, и его приветствие казалось неумелой пародией на его прежние манеры.
– О, миссис Скюдамор! Мир действительно тесен. Что же привело вас в Скиптон-Хэйнс?
Так он и стоял, расправив плечи и стараясь вспомнить прежние добродушно-покровительственные интонации. Это было жалкое представление, и Джоан невольно посочувствовала Шерстону.
Как страшно пережить такое крушение! Сознавать, что в любой момент можешь встретить кого-то из прежних знакомых, кто, может быть, даже не захочет узнавать тебя.
Нет, она не станет вести себя так. Естественно, она проявит милосердие.
Шерстон тем временем говорил:
– Вы должны обязательно повидаться с моей женой. Мы устроим чай. Да, да, милая леди, я настаиваю!
Джоан, хотя и неохотно, согласилась пойти с ним, и по дороге Шерстон продолжал неловко ломать комедию.
Сейчас она посмотрит на их маленькую норку – хотя не такую уж и маленькую. Довольно приличный участок. Конечно, это тяжелый труд – выращивать овощи и фрукты для продажи. Анемоны и яблоки идут лучше всего.
Продолжая говорить, он открыл засов довольно ветхой, облупившейся калитки, за которой начиналась заросшая травой дорожка. Лесли трудилась на грядках.
– Посмотри, кого я привел! – крикнул Шерстон. Лесли откинула с лица волосы.
Джоан сразу же заметила, как она постарела и как плохо выглядит. Усталость и боль оставили свою печать на ее лице. Но в основном она была в точности такой, как прежде: веселая, неряшливая и полная энергии.
Пока они стояли и разговаривали, из школы вернулись мальчики, которые, с громкими воплями промчавшись по дорожке, бросились к Лесли и уткнулись в ее живот головами, крича: «Мама, мама, мама», а Лесли, в течение нескольких минут терпеливо пережидавшая эту атаку, вдруг очень строгим голосом сказала: «Тихо! У нас гости».
Мальчики тут же превратились в двух вежливых ангелов, которые за руку поздоровались с миссис Скюдамор и стали говорить чуть ли не шепотом.
Все это напомнило Джоан ее двоюродного брата, который дрессировал охотничьих собак. Собаки по команде садились на задние лапы и ждали, но стоило хозяину произнести заветное слово, мчались куда глаза глядят. Сыновей Лесли, подумала она, кажется, воспитывают таким же образом.
Они прошли в дом. Лесли стала готовить чай, мальчики ей помогали, и вот появился поднос с караваем, маслом, домашним джемом и неуклюжими чашками. Лесли и мальчики смеялись.
Но самым любопытным было то, как изменился Шерстон. Неловкость и наигранность вдруг исчезли. Перед Джоан предстал радушный хозяин, счастливый, довольный самим собой и семьей. Словно за этими стенами внешний мир и все его суждения перестали для него существовать. Мальчики шумно просили, чтобы отец помог им в какой-то их затее. Лесли напомнила, что он обещал починить мотыгу, и спрашивала, стоит ли навязать букеты анемон завтра или это можно будет сделать в четверг утром.
Джоан подумала, что таким он ей даже нравится и что теперь она понимает Лесли. Кроме всего прочего, он наверняка был когда-то очень красивым парнем.
Но то, что случилось дальше, ее просто поразило.
– Расскажи нам историю про надзирателя и сливовый пудинг! – нетерпеливо потребовал Питер. И когда отец озадаченно посмотрел на него, пояснил: – Ну, ту, про то, как ты был в тюрьме, что сказал один надзиратель и другой надзиратель.
Шерстон замялся.
– Давай, давай, Чарльз, – подбодрила его Лесли. – Это очень смешная история. Миссис Скюдамор она понравится.
И Шерстон рассказал правда довольно смешной случай – хотя не настолько, насколько казалось мальчикам. Они просто умирали со смеху. Джоан вежливо улыбнулась, но была удивлена и несколько шокирована. Потом, когда Лесли пригласила ее наверх, она изумленно заметила:
– Поразительно – они знают!
Лесли, подумала Джоан, наверное, и правда бесчувственная особа – она выглядела вполне довольной.
– Когда-нибудь они все равно узнали бы, – сказала она. – Так ведь? Так пусть знают сейчас. Так проще.
Так проще, согласилась Джоан, но разумно ли это? А как же хрупкий идеализм детского ума, доверие, уважение? – она осеклась.
Лесли ответила, что едва ли ее дети слишком хрупки и идеалистично настроены. По ее мнению, для них куда хуже знать, что что-то такое было, а им не говорят что.
– Нет, – отмахнулась Лесли, – скрывать и все такое – это намного хуже. Когда они меня спросили, почему уехал папа, я посчитала, что должна быть честной, и рассказала им, что он украл деньги из банка и попал в тюрьму. В конце концов, они знают, что такое красть. Питер, бывало, воровал варенье, и за это его отправляли спать. Если взрослые люди делают неправильные вещи, их отправляют в тюрьму. Все очень просто.
– Все равно, для ребенка смотреть на отца сверху вниз…
– Они не смотрят на него сверху вниз. – Лесли опять выглядела довольной. – На самом деле они его очень жалеют – и они любят слушать о его тюремной жизни.
– Все равно, это нехорошо, – решительно заявила Джоан.
– О, ты так думаешь? – задумчиво проговорила Лесли. – Может быть, ты и права. Но это хорошо для Чарльза. Он вернулся съежившимся – как собака. Я не могла этого вынести. Поэтому я подумала, что единственный выход – это быть во всем совершенно честными. В конце концов, нельзя же просто выкинуть из своей жизни три года. По-моему, лучше воспринимать это как нечто житейское.
В этом, сказала себе Джоан, вся Лесли Шерстон: неряшливая, ленивая, не обладающая тонкостью души. Всегда идущая по пути наименьшего сопротивления.
Но надо отдать ей должное, она была верной женой.
– Знаешь, Лесли, – тепло проговорила Джоан, – я правда считаю, что ты молодец: ты не оставила мужа и все держала, пока он был, гм, вдалеке. Родни и я часто об этом говорим.
Какая смешная и кособокая улыбка была у этой женщины. Джоан раньше не замечала. Возможно, ее похвала заставила Лесли смутиться. Довольно холодно она спросила:
– Как Родни?
– Очень занят, бедняжка. Я всегда ему говорю, что время от времени надо устраивать выходные.
– Это нелегко. Я полагаю, его работа, как и моя, требует от человека всего. На отдых времени не остается.
– Да. Это действительно так, а Родни – человек очень добросовестный.
– На отдых времени не остается, – повторила Лесли и, медленно подойдя к окну, выглянула во двор.
Что-то в очертаниях ее фигуры показалось Джоан странным – Лесли обычно носила довольно бесформенные вещи, но…
– О, Лесли, – невольно вырвалось у нее, – ты не…
Лесли обернулась и, встретившись с ней глазами, медленно кивнула.
– Да, – сказала она. – В августе.
– О боже! – Джоан просто поверить не могла.
И вдруг, к ее удивлению, Лесли разразилась страстной речью. Это чем-то походило на последнее слово подсудимого.
– Для Чарльза это очень важно. Очень! Понимаешь? Не могу объяснить тебе, что он чувствует. Это как знак – знак того, что он не отверженный, что все по-прежнему идет своим чередом. Он даже попытался бросить пить, когда узнал.
Лесли говорила с таким жаром, что Джоан лишь спустя какое-то время поняла смысл последней фразы.
– Конечно, тебе лучше знать, но я думаю, это было неразумно – в данный момент.
– Ты имеешь в виду с точки зрения денег? – засмеялась Лесли. – О, мы справимся. Дело идет в гору, и в любом случае еда у нас будет.
– У тебя не очень здоровый вид.
– Здоровый. О, я здорова как бык. Даже слишком. Смерти придется потрудиться.
И она вздрогнула, как будто – уже тогда – предчувствовала болезнь и мучительную смерть…
Потом они опять спустились вниз, Шерстон сказал, что дойдет с миссис Скюдамор до угла, покажет ей кратчайший путь через поля. Идя по дорожке, Джоан обернулась и увидела, как Лесли с мальчиками с радостным визгом катались по земле. В отношении Лесли к детям есть нечто звериное, с некоторым отвращением подумала Джоан и склонила голову, внимательно слушая, что говорил капитан Шерстон.