– Да, это было интересно. Но мне бы не хотелось жить в городе наподобие Багдада.
– Мне бы хотелось увидеть пустыню, – задумчиво проговорил Родни. – Это, должно быть, прекрасно – пустота и ясный, яркий свет. Меня пленяет именно свет. Все видишь четко…
– Это отвратительно – отвратительно – просто сухая пустота! – Джоан перебила его с непонятной горячностью и обвела комнату настороженным взглядом. Как зверь, подумал Родни, который хочет спрятаться.
Потом она перестала хмуриться и сказала:
– Эта старая подушка совсем выцвела. Надо купить новую.
Родни невольно дернулся, но овладел собой.
В конце концов, почему бы и нет? Подушка выцвела. Лесли Эделайн Шерстон лежала на церковном кладбище под каменной плитой. Фирма «Олдерман, Скюдамор энд Уитни» продвигалась вперед. Фермер Ходдесдон пытался еще что-то получить под заклад.
Джоан ходила по комнате, выискивая пыль, переставляя книги и передвигая украшения на каминной полке. Действительно, за последние шесть недель комнату немного запустили.
– Каникулы закончились, – пробормотал Родни.
– Что? – Джоан повернулась к нему. – Что ты сказал?
Он непонимающе взглянул на нее:
– Разве я что-то сказал?
– Мне показалось, ты сказал, что каникулы закончились. Ты, должно быть, задремал и видел сон – как дети идут в школу.
– Да, – согласился Родни. – Наверно, я видел сон.
Она с сомнением смотрела на него. Потом поправила картину на стене.
– Что это? Что-то новое?
– Да. Я купил ее на распродаже в «Хартли».
– О! – Джоан с сомнением разглядывала картину. – Коперник? Она ценная?
– Понятия не имею, – ответил Родни. И задумчиво повторил: – Ни малейшего понятия…
Что представляет ценность, а что нет? Например, память?
«Ты знаешь, я думаю о Копернике…»
Лесли с ее угодившим в тюрьму мужем – пьянство, нищета, болезнь, смерть.
«Бедная госпожа Шерстон, такая печальная жизнь».
Но Лесли не была печальна. Она шла сквозь разочарование, нищету и болезнь, как мужчина шагает через болота, пашни и реки – добро и нетерпеливо, чтобы добраться туда, куда он стремится…
Он задумчиво посмотрел на жену усталыми, но добрыми глазами.
Такая живая, деятельная и занятая, так всем довольная и такая преуспевающая. Она выглядит лет на двадцать восемь, не старше.
И вдруг он почувствовал жалость. Невыразимую жалость к ней.
– Бедная маленькая Джоан.
Она пристально посмотрела на него и сказала:
– Я не бедная. Хотя и маленькая.
Он ответил привычно-насмешливо:
– Малютка Джоан? Вот и я! Нет никого со мной – я одна.
А она, внезапно бросившись к нему, выдохнула:
– Я не одна. Я не одна. У меня есть ты.
– Да, – ответил Родни. – У тебя есть я.
Но, говоря это, он знал, что это неправда. Он подумал: «Ты одна – и навсегда останешься одна. Но, слава богу, никогда об этом не узнаешь».