– Глупо с моей стороны, но вы ведь знаете, как неожиданно приходят мысли в голову, а это увлекательная тема, ведь правда?
Джоан не считала эту тему особо увлекательной, и на том разговор закончился. Но она хорошо помнила кретон у самой госпожи Шерстон – или скорее раскрашенные вручную льняные чехлы. На них был рисунок листьев, выполненный в коричневых, серых и красных тонах. Джоан тогда сказала: «Они такие необычные, наверное, очень дорогие?» И госпожа Шерстон ответила, что дорогие. И добавила, что купила их потому, что любила леса и деревья, а мечтой ее жизни было поехать куда-нибудь в Бирму или Малайю, где все растет очень быстро! По-настоящему быстро, добавила она с горячностью и неловко всплеснула руками, выражая нетерпение.
Эти льняные чехлы, рассуждала теперь Джоан, должны были стоить по меньшей мере восемнадцать шиллингов за ярд – цена по тем временам баснословная. Прикинув, сколько выдавал капитан Шерстон своей жене на ведение домашнего хозяйства и на мебель, не так уж трудно было догадаться, что за этим стоит.
Самой ей никогда не нравился этот человек. Джоан вспомнила, как однажды сидела в банковском офисе, обсуждая реинвестицию каких-то акций, а напротив нее за столом восседал Шерстон – очень крупный и веселый мужчина, лучившийся дружелюбием. Этакий рубаха-парень… Он, кажется, говорил: «Я – человек светский, дорогая леди. Не думайте обо мне просто как о денежной машине – я играю в теннис, в гольф, танцую, режусь в бридж. Настоящий я – это кавалер, которого вы встретите на вечеринке, а не официальное лицо, заявляющее: „Больше никаких задолженностей“».
Надутый болтун, с негодованием думала Джоан. Мошенник, бессовестный мошенник. Наверняка он уже тогда подделывал банковские документы и занимался другими надувательствами. Но тем не менее он многим нравился, многие говорили, что старина Шерстон славный человек, совсем не похож на управляющего банком.
Что ж, и то верно. Обычно управляющий банком не подделывает бумаг и не ворует.
Ладно, зато Лесли Шерстон купила свои чехлы ручной работы. Конечно, никому и в голову не приходило, что это жена заставила Шерстона пойти на подлоги. Стоило лишь взглянуть на Лесли Шерстон, чтобы понять, что деньги для нее ничего не значат. Она носила потрепанные твидовые вещи, копалась у себя в саду или бродила по округе. И дети их были одеты кое-как. Джоан вспомнила, как однажды, уже значительно позже, Лесли Шерстон устроила чаепитие и подала большой каравай, кусок масла и домашний джем, все это – вместе с чашками и чайниками – она водрузила на большой поднос. Неопрятная, веселая и беспечная женщина с неуклюжей, кособокой походкой и лицом, которое тоже казалось кособоким, но улыбалась она приятно и людям нравилась.
Что ж, бедная госпожа Шерстон. У нее была печальная, очень печальная жизнь.
Джоан беспокойно поерзала. Зачем только ей пришли в голову эти слова о печальной жизни? Они напомнили ей о Бланш Хэггард (хотя у той была печальная жизнь совсем иного рода!), а мысль о Бланш опять вернула ее к Барбаре и к обстоятельствам ее болезни. Неужели нельзя ни о чем подумать, не уколовшись в конце концов о какую-нибудь неприятную подробность?
Джоан еще раз взглянула на часы. По крайней мере, воспоминания о раскрашенных чехлах и бедной госпоже Шерстон заняли почти полчаса. О чем же теперь поразмышлять еще? О чем-нибудь приятном.
Наверное, лучше всего подумать о Родни. Милый Родни. Джоан с удовольствием представила его себе таким, каким в последний раз видела на платформе вокзала Виктория, когда он провожал ее на поезд.
Да, милый Родни. Он стоял, смотрел на нее, а солнце падало на его лицо, безжалостно вычерчивая сеть морщинок в уголках его глаз – таких усталых глаз. Да, усталые глаза, глаза, полные глубокой печали. (Не потому, сказала себе Джоан, что Родни действительно печален. Это просто шутка природы. У некоторых животных тоже печальные глаза.) Обычно Родни носил очки, и тогда печаль в его глазах была незаметна. Но конечно же, он выглядел очень усталым. Неудивительно, если учесть, как он напряженно работал. Он почти никогда не брал выходных. (Всему этому я положу конец, когда вернусь, подумала Джоан. У него должно быть больше времени для отдыха. Мне следовало подумать раньше.)
Да, на ярком свету Родни выглядел на свои годы или даже старше. Она сверху посмотрела на него, а он на нее снизу, и они, как обычно в таких случаях, обменялись последними идиотскими словами.
– Надеюсь, тебе не придется проходить таможню в Кале.
– Нет, кажется, поезда идут прямо на Симплон.
– Бриндизи, запомни. Только бы не было штормов.
– Как бы мне хотелось остановиться на денек-другой в Каире.
– А почему нет?
– Дорогой, я тороплюсь к Барбаре. Самолет летает только раз в неделю.
– Да, конечно, я забыл.
Просвистел свисток. Родни улыбнулся:
– Будь осторожна, малышка Джоан.
– До свидания. Не скучай по мне слишком сильно.
Поезд тронулся. Джоан отступила от окна. Родни помахал и зашагал прочь. Сама не зная зачем, Джоан высунулась в окно и бросила на него взгляд. Родни уже спускался с платформы.
Что-то кольнуло ее при виде этой хорошо знакомой спины. Как молодо он вдруг стал выглядеть – голова откинута назад, плечи расправлены. Джоан изумилась. Родни походил на молодого беззаботного человека, он был почти таким, каким она впервые его встретила.
Ее представили ему на теннисном турнире, и они сразу же вышли на корт.
Он спросил: «Мне играть у сетки?»
И именно в тот момент, когда он шел к своему месту у сетки, она посмотрела ему вслед и подумала о том, какая у него красивая спина… как уверенно он шел, как держал голову…
Джоан вдруг разволновалась, сделала подряд две ошибки при подачах, ей стало жарко и расхотелось играть.
И тогда Родни обернулся к ней и ободряюще улыбнулся – своей доброй, дружеской улыбкой. И она подумала, что это очень красивый молодой человек… и сразу же в него влюбилась.
Теперь, выглядывая из окна вагона, Джоан мысленно вернулась в тот летний день, который был так много лет назад.
Родни словно стряхнул с себя все эти годы, став снова энергичным, уверенным в себе молодым человеком.
Словно стряхнул с себя…
В пустыне, под жарким солнцем Джоан вдруг пробрала дрожь.
Нет-нет, сказала себе она, я не хочу продолжать – не хочу думать об этом.
Спускающийся с платформы Родни – его свесившаяся чуть набок голова, сутулые плечи – где все это? Все ушло. Человек словно избавился от невыносимого бремени…
В самом деле, что с ней такое? Она напридумывала себе непонятно чего. Это все было просто обманом зрения.
Почему Родни не подождал, пока поезд уйдет?
Ну а зачем ему ждать? Он спешил заняться делами, которые у него были в Лондоне. Кроме того, некоторые не любят смотреть на поезда, которые увозят тех, кого они любят.
Но она же ясно помнит, как выглядела спина Родни!
Она напридумывала себе…
Стоп, от этого не станет лучше. Если придумываешь подобные вещи, значит, такая мысль сидит у тебя в голове.
Но это не может быть так: то, к чему она пришла, – чистая нелепость.
Получается, что Родни был рад, что она уезжает…
А это просто не могло быть правдой!
Глава 4
Джоан вернулась в гостиницу, явно перегревшись. Она бессознательно ускоряла шаг, словно для того, чтобы убежать от неприятных мыслей.
Индиец с любопытством посмотрел на нее:
– Госпожа ходит очень быстро. Зачем ходить быстро? Времени много.
Боже мой, подумала Джоан, действительно, у меня же полно времени.
Индиец, гостиница, куры, консервные банки, проволока – все это определенно действовало ей на нервы.
Она прошла к себе в спальню и отыскала «Дом власти».
Во всяком случае, здесь прохладно и темно.
Она открыла «Дом власти» и начала читать.
До обеда Джоан прочла почти половину.
На обед был омлет с печеной фасолью, потом горячий лосось с рисом и консервированные абрикосы.
Джоан съела не очень много. Потом легла. Если она перегрелась, когда слишком быстро шла по жаре, поспать будет полезно.
Джоан закрыла глаза, но сон не шел.
Сна не было ни в одном глазу, голова работала совершенно четко.
Она встала, приняла три таблетки аспирина и снова легла.
И каждый раз, закрывая глаза, она видела удаляющуюся спину Родни. Невыносимо!
Она раздвинула занавески, чтобы стало светлее, и взяла «Дом власти». Когда до конца оставалось несколько страниц, Джоан заснула.
Ей снилось, что они с Родни собираются сыграть в теннис. Они никак не могли найти мячи, но наконец вышли на корт. Джоан стала подавать и тут увидела, что играет против Родни и девицы Рэндольф. При подачах она все время ошибалась. Родни мне поможет, подумала она, но когда стала искать его глазами, не могла найти. Все ушли, и начало темнеть. Я совсем одна, подумала Джоан. Я совсем одна.
С этим она и проснулась.
– Я совсем одна, – громко сказала она.
Но сон не уходил. Слова, которые она только что произнесла, были страшными.
– Я совсем одна, – повторила Джоан.
В дверь просунулась голова индийца.
– Госпожа звала?
– Да, – ответила Джоан. – Принесите мне чаю.
– Госпожа хочет чаю? Еще только три часа.
– Ничего, я хочу чаю.
Она слышала, как, уходя, он выкрикнул:
– Чай, чай!
Джоан встала, подошла к засиженному мухами зеркалу. Созерцание глядевшего на нее оттуда приятного, правильного лица немного ее успокоило.
– Интересно, – спросила Джоан свое отражение, – ты что, собираешься заболеть? Ведешь себя очень странно.
Или это тепловой удар?
Когда принесли чай, Джоан чувствовала себя уже вполне нормально. Право же, просто смешно. У нее, Джоан Скюдамор, случился нервный срыв! Хотя, скорее всего, это солнечный удар. Не стоит выходить до тех пор, пока солнце не сядет.
Джоан съела несколько печений и выпила две чашки чаю. Потом она дочитала «Дом власти», а закрыв книгу, ощутила чуть ли не страх.