— Нет. С женой моего отца.
— С мачехой?
— Нет. Я бы не хотел называть ее даже мачехой: это просто женщина, на которой женился мой отец.
— А что случилось с твоей родной матерью? Где она?
— Моя мать умерла. Ее не стало, когда мне было девять.
Как странно, подумалось мне. Мы знакомы всего шесть недель, а я уже знаю так много о Тео. Знаю, какой зубной пастой он пользуется, каким бальзамом после бритья; знаю его вкусы в еде и музыке. Знаю, что в детстве он проводил каникулы в Норфолке, и даже знаю, за кого он голосует. Мне известно, почему распался его брак, и тем не менее я и понятия не имела, что его матери нет в живых.
— Я никогда об этом не говорю, — тихо продолжал он. — Она умерла от кровоизлияния в мозг. Ей было всего тридцать шесть лет. Мой отец очень долго жил один. Но три года назад женился на Джейн — и я ее ненавижу.
— Почему?
— Потому что она… низкий и подлый человек. Ее не заботят чувства других людей, она понятия не имеет, что значит сочувствие. И не умеет сопереживать.
— Но что она такого сделала?
— Уничтожила все напоминания о моей матери. Их и так было немного — мой отец понимает, что Джейн это неприятно, — но она не разрешила оставить ни одной маминой фотографии.
— Но ведь она умерла двадцать лет назад.
— Да. Это трудно понять, — тихо добавил он. — Но Джейн очень ревнива. Она понимает, что отец очень любил маму; к тому же мама была настоящей красавицей, а Джейн — нет.
— Но что же такого произошло, что ты ушел среди ночи?
Он съежился и измученно вздохнул.
— Произошло ужасное, — начал он. — Мы сели за рождественский ужин, и все было вроде бы в порядке. Мы сидели за столом в гостиной, смотрели телевизор, и тут я заметил, что маленький портрет моей матери, который висел на стене, исчез. Я сказал об этом отцу, и тот смутился, поэтому я прямо спросил Джейн, но она сделала вид, будто ничего не знает. Я стал расспрашивать ее и не отставал, и наконец она призналась, что выбросила его. Она выбросила мою маму, — произнес он дрожащим от волнения голосом. — Она выбросила мою маму.
— Но почему твой отец терпит все это?
— Потому что ему шестьдесят три, а ей тридцать семь. — Во второй раз за вечер я ощутила себя древней старухой — даже мачеха Тео моложе меня! — Отец до смерти боится, что она его бросит и его ждет одинокая старость. Но когда я узнал, что она натворила, то просто надел пальто и пошел к шоссе.
— И далеко шоссе от вашего дома?
— Шесть миль.
— Боже.
— Моя мама была… ангелом, — произнес он. — Всегда шутила, смеялась, у нее была чудесная улыбка. И вот, в одно ничем не примечательное утро пятницы она вдруг упала, и с тех пор я ее больше не видел.
И тут я поняла, что женщина на фотографии в комнате Тео — вовсе не его жена. Это его мама.
— Мне очень жаль, — промямлила я. — Какой ужас. Поэтому ты был так расстроен, когда вернулся.
— Да. Я был разбит, поэтому и ушел с головой в работу над книгой.
— Может, пойдем домой? — предложила я через минуту. — Я замерзла.
— Хорошо, только можно я тоже тебя кое о чем спрошу? — У меня появилось зловещее предчувствие. Я покосилась на него. — Кто это твоя «бывшая мама»?
О, дерьмо.
— Моя бывшая мама? — повторила я. — Не понимаю, о чем ты. — Я взглянула на часы — без десяти двенадцать. Я встала и собралась уходить. — Моя мать умерла три года назад, — проговорила я. — Поэтому, наверное, можно назвать ее бывшей.
— Я не это имел в виду, — сказал Тео. — На балу ты сказала «бывшая мама». Потом ты объяснила, что оговорилась, но я в этом не уверен. Ты произнесла это с горечью — «бывшая мама». Кто она?
Я поморщилась.
— Зачем тебе знать?
— Потому что мне… любопытно, вот почему. Теперь я все о тебе знаю, Роуз. Знаю, каким шампунем ты пользуешься, какой зубной пастой, какие у тебя любимые духи и мыло. Знаю, что ты ешь — точнее, ты совсем не ешь — и даже немного знаю про твой брак и друзей. Но мне ничего не известно о твоей семье, вот я и подумал, что это за «бывшая мама»?
— Ну… — начала я. И запнулась. — Ну… — Я вздохнула. Проклятье.
— Тебя удочерили?
Я вытаращилась на него:
— Это очень бестактный вопрос.
— Извини. Я вообще бестактный. Так это правда?
Мое сердце нырнуло с вышки.
— Да.
— Так я и думал. Я видел фотографию твоих родителей в гостиной и догадался, что вы не родственники. К тому же из других твоих слов я понял, что «бывшая мама» — твоя настоящая мать.
— Ты хочешь сказать, моя биологическая мать.
— Ты не пыталась отыскать ее? — робко спросил он.
— Нет.
— Почему?
— Потому что… это очень личное, — сказала я. Тео действительно лез не в свое дело. — Не все хотят знать, кто их настоящие родители.
— Но жизнь слишком коротка, чтобы игнорировать столь важные вещи.
— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее зря. И чтобы заслужить право называться матерью, нужно этой матерью быть! Раньше мне хотелось найти ее, — призналась я, глядя на ночное небо. — В детстве я высматривала в толпе любую женщину, которая хоть чуть-чуть была бы похожа на нее. Как-то раз в супермаркете я два часа ходила по пятам за одной женщиной, потому что мне показалось, будто она похожа на меня. Я была уверена, что в один прекрасный день моя настоящая мама придет за мной, а если не придет, я сама ее найду. Стану ракетой, реагирующей на тепло, и где бы она ни пряталась, отыщу ее. Но когда мне было восемнадцать, я узнала кое-что… кое-что плохое о своей матери и передумала. Тогда я поклялась, что никогда не буду искать ее. И никогда не искала. И не буду.
Из какого-то дома слева от парка донеслись голоса — отсчитывали время до полуночи.
— ДЕСЯТЬ… ДЕВЯТЬ… ВОСЕМЬ…
— И что же ты узнала? — вполголоса спросил Тео.
— Это тебя не касается!
Он вздрогнул.
— Извини, — пробормотал он. — Наверное, тебе больно вспоминать об этом.
— Не больно, — огрызнулась я. — Но ты совсем обнаглел. Я ответила на один твой вопрос, против своей воли, и больше отвечать не собираюсь.
— ШЕСТЬ… ПЯТЬ…
— Мои извинения, — пробормотал он, встал и принялся разбирать телескоп. — Ты абсолютно права. Просто я рано потерял мать и завидую всем, у кого есть мама. Подумать только, твоя мать, может, где-то рядом — может, даже живет неподалеку… — Мне стало плохо. — Ей же всего пятьдесят пять-пятьдесят шесть лет. Или даже меньше.
— ТРИ… ДВА…
— Я не буду ее искать, — отрезала я, глядя, как он складывает штатив. — И говорить больше не о чем, о'кей?
— ОДИН…
— Но неужели тебе неинтересно, что с ней? — настаивал он.
Я пошла к выходу из парка.
— НОЛЬ!!!
— НЕТ! — крикнула я через плечо. — Ни капельки!
В отдалении раздался колокольный звон и новогодний хор затянул песню.
Забыть ли старую любовь…
— Ты ее даже не вспоминаешь?
И не грустить о ней…
— Никогда!
Побольше кружки приготовь…
— Я никогда о ней не вспоминаю.
И доверху налей.
— Сколько тебе лет, Роуз? — спросил он, поравнявшись со мной. — Тридцать шесть? Тридцать семь?
— Тридцать девять.
— У тебя еще полжизни впереди.
— Возможно.
Мы пьем за старую любовь…
— На твоем месте, — произнес он, когда мы шли через парк, — я бы объездил все континенты, не оставив камня на камне.
За дружбу прежних дней…
— Ты говоришь так, потому что твоя мать была добрым человеком, но моя мать другая.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все. У меня есть достаточно… сведений о том, что она сделала, чтобы понять, что я в ее дверь не постучусь. К тому же, — добавила я, когда мы поравнялись с воротами парка, — уже слишком поздно.
За дружбу старую — до дна!
— Никогда не поздно.
— Нет, поздно!
За счастье прежних дней…
— Никогда не поздно, Роуз.
Я повернулась и посмотрела ему в лицо.
— Нет, поздно! Она все испортила, Тео! Неужели ты не понимаешь? Моя мать сама все испортила сорок лет назад. И если бы она хотела разыскать меня, встать на колени и молить о прощении, она давно уже бы это сделала — но этого не случилось!
Мы будто наступили на мину — от прежнего взаимопонимания не осталось и следа. Проходя мимо парковой ограды в неуклюжей тишине, я пожалела, что пошла с Тео. Конечно, было очень интересно увидеть Вселенную и все такое, но его допросы меня измучили. Я же почти его не знаю, с какой стати он об этом допытывается?! И думаю, Тео и сам понял, что зашел слишком далеко, потому что, вернувшись домой, он сразу поднялся в свою комнату.
— Я пошел спать, — проговорил он с нижней ступеньки. — Спасибо, что составила мне компанию.
— Не за что, — сухо ответила я.
— Сегодня было очень ясно, — продолжал он, — и я сумел увидеть очень… интересные вещи. Спокойной ночи, Роуз, — беззаботно добавил он.
— Спокойной ночи.
— И чуть не забыл — с Новым годом!
Глава 9
— Счастливого Нового года, — поздравила я Серену, выйдя на работу двумя днями позже.
— Надеюсь, он будет счастливым, — ответила она. — Начало не очень-то… — оживленно добавила она, но осеклась.
— У тебя все в порядке, Серена? — спросила я, прищурившись.
— О да, — прощебетала она. — Все отлично. Только вот под самый Новый год нас затопило. Стиральная машина взорвалась. Я запустила режим деликатной стирки, и мы пошли к матери Роба на ланч. Когда вернулись, наш дом был похож на серпентин, все ковры испорчены. И все же нет причин отчаиваться, — нервно подергиваясь, подытожила она.
— Но вы же застрахованы?
— Ну, мы были застрахованы… но, к сожалению, не продлили страховку от несчастных случаев, потому что с деньгами было туговато. Но ничего страшного, — добавила она с притворной веселостью, — довольно жаловаться. Чего в жизни не бывает! — Поистине, неисправимая оптимистка. — Шоу должно продолжаться, и все такое, — заключила она с героической, но напряженной улыбкой. — Честно, Роуз, у меня все отлично. В полном поряде. Не то что у наших несчастных читателей, — проговорила она, кивая на огромную гору писем.